Зимопись. Урок ловиласки
Шрифт:
Царевны заметили перемену. Удовлетворенно поерзав, они утихомирились и заняли места в партере и на балконах согласно купленным билетам. Повеяло видимостью покоя.
Нервозность не исчезла, ее просто прикрыли ширмочкой-времянкой, чтоб зрелище не заслоняла. Варвара начала учительствовать:
– Все знают: женщина – алмаз, который при правильной огранке превращается в бриллиант.
Два пальчика подцепили краешек кожицы, словно нашкодившего пацаненка за ухо, и потянули вверх.
– Гранят вот этим, – показала она.
Все посмотрели. Вскинутый клюв пеликана имел кожистый зоб,
– Здесь производится семя.
Ее собранная горсткой ладонь коснулась предмета исследования. Кошелечек с драгоценностями съежился, внутренности слились воедино и испуганно спрятались.
– Ждем, – объявила Варвара.
Мир замер в ожидании чуда. От остатков костра тянуло дымком. Листья и трава подо мной смялись в тонюсенький коврик, придавленный распластанным телом и еще многими, прижимавшими сверху. В земле постепенно появлялась удобная выемка.
Через некоторое время обидевшееся на незваное вторжение пособие опасливо расслабилось.
– Похоже на мячик, который сшили из двух кусков, – рассказала Варвара тем, кто не мог разглядеть подробностей.
За это время успокоенное пособие приняло предложенную дружбу. Распустившись весенней почкой, оно под восторженные возгласы доверчиво опустилось в принявшую руку.
– Самое нежное место. И самое болевое. Удар по нему… – Варвара задумчиво покатала шарики в ладони и поправилась, – по ним, причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя. Это необходимо запомнить. Повторите.
– Самое нежное место… – начала Кристина и поперхнулась, получив локтем в бок.
– Удар по ним причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя, – уже нормально отрапортовали ученицы.
Преподавательский перст прогулялся по рубцу шва:
– Видите, словно грубыми стежками сверху вниз зашивали.
– У Чапы было ранение? – Ладошка Майи с сочувствием погладила мою грудь.
Ярослава прыснула. Нос Ефросиньи презрительно сморщился, поджатые губки словно плюнули:
– У нас разрез, у них на этом месте шов.
Купол голов заволновался, свисавшие локоны всех цветов и размеров колыхнулись, словно я отдыхал под кроной плакучей ивы и попал под порыв ветра. Только ива оказалась странная: плодоносила кокосами, вывернутыми наизнанку.
Собственно, в этом мире все наизнанку.
– Сросшийся шов напоминает о первом человеке, ибо, как известно, сначала была женщина, – провела Варвара ликбез для непосвященных. – С тех пор любой родившийся мужчиной изначально задумывается как женщина, и лишь во время вынашивания Алла-непознаваемая, да простит Она нас и примет, определяет ему незавидную судьбу самца. Доказательства перед глазами. Шов и… кто назовет второе?
Пока большинство недоуменно хлопало глазами, из второго ряда высказалась Амалия:
– Грудь.
– Правильно, соски на груди. Для чего они нужны мужчине?
– Мужские соски могут пригодиться женщине, – нежданно выдала Ярослава – шикарная платиновая блондинка, самая яркая из присутствующих в плане женственности и чувственности. А по части куража Ярослава дала бы сто очков вперед нашей главной заводиле.
Интрига
Последовало задорное продолжение:
– Их можно покусывать в момент …
– Мужчину много куда можно покусывать, – перебила Варвара.
– Согласна, не довод, – не стала спорить ухмыльнувшаяся блондинка. – Но и не повод не покусывать.
– Вернемся к уроку. Все посмотрели природные доказательства женского первородства?
– Нет!!!
Дюжина любопытных мордашек ринулась изучать самое для меня дорогое. Множество опирающихся ладоней наползали одна на другую, занимая все доступное пространство на бедрах, животе и грудной клетке. Маленькие, большие, прямые, вздернутые и приплюснутые носы внюхивались в терпкий мужской аромат, лица отшатывались в изумлении и вновь приближались: на антресолях памяти новый запах не находил соответствующей полочки. Невероятный и мощный, он вновь и вновь манил их, как электросварка ребенка.
– Не пойму. – Майя в задумчивости потерла свой курносый прибор, только что дважды побывавший на другой планете – видимо, проведенный опыт дал больше вопросов, чем ответов. – Как охарактеризовать то, что одновременно отталкивает и притягивает?
– Иначе говоря, пахнет сразу хорошо и плохо, – перевела Антонина, благодаря расположению и могучему торсу совершившая уже несколько весьма долгих «поклонений» наворочанному клубку странностей. Остальные теснили и отталкивали друг друга, но не ее: кому охота бороться с горой, готовой уронить или подмять, а потом извращенной логикой еще сделать тебя же виноватой?
– То, что одновременно благоухает и наоборот, называется «благовоние», – не замедлила подколоть Ярослава.
Ее прямой нос только раз ткнулся в доселе неведомое. Зелень сошедшихся глаз проявила недолгий интерес, ноздри вздулись. Не найдя для себя ничего нового, царевна не стала мешать суетившимся неофиткам.
– Привыкнете – понравится, – философски завершила Варвара парфюмную дискуссию.
– А если не понравится? – донеслось из-за моей головы.
Клара. Оказывается, в мельтешении носов в районе былой недоступности эта царевна участия не принимала. Немудрено не заметить, когда вокруг такое.
Кларе ответила Ярослава, поскольку преподавательница занялась наведением порядка в очереди, грозившей дойти до драки.
– Это не может не понравиться.
– Может, – категорическим тоном объявила Ефросинья. – Но это не важно.
– А если все-таки? По-моему, это важно.
Кларин маленький носик лишь немного высовывался, участвуя в общем оживлении на правах бедного родственника – она просто стеснялась вылезти на первый план. Если стеснялась меня, то поступала глупо: и без ее невеликих радостей взору хватало объектов приложения. Что примечательно, разных и, в отличие от застенчивой ученицы, совершенно не стыдившихся. Море наготы бушевало у подножия одинокой скалы, а возглавляла фестиваль плоти, устроенный для одного отдельно взятого пособия, возвышавшаяся над этим морем преподавательница. Ее дары природы кругло глядели по-птичьи в разные стороны, но видели, уверен, исключительно меня. Двигались они синхронно с моим взором, словно сопровождавшие цель радары.