Злата. Медвежья сказка
Шрифт:
— Совсем тяжко пришлось, маленькая? — спросила она меня, когда мы остались одни в большой уютной спальне. Бабушка Айвена усадила меня на кровать, а сама села напротив, все еще держа меня за руку. — Еще бы. Мир чужой, время чужое… Ты не представляешь, как я благодарна тебе за то, что ты справилась.
У меня аж язык отнялся от такого заявления. Откуда?! Откуда она знает и почему… то есть…
— Вы… что я не Золотинка?! — только и сумела пролепетать.
— Ох, девочка, — покачала головой Бераника. — Все намного сложнее. Я тебе расскажу все, что знаю, но и у меня не так много информации. Скажи мне, откуда ты пришла?
— Из будущего…
— Ох, это еще тяжелее в каком-то смысле. А в каком-то, может, и помогло тебе, верно? По русски-то ты говоришь так чисто, что я в тебе сразу соотечественницу угадала. Хотя крови в тебе намешаны очень разные, и индейские в том числе. Потому в тебе сила-то и проснулась. Из какого ты века?
— Э-э-э… из двадцать первого. Но откуда вы знаете? И что все это значит?!
— Вот послушай. Когда мы в первый раз приехали навестить внука, я сразу поняла, что жена у него не простая индеанка…
Глава 61
— Вот послушай. Когда мы в первый раз приехали навестить внука, я сразу поняла, что жена у него не простая индианка, а та, что несет кровь Матери племени. Недаром же я веда-то, уж свою сестру не пропущу. Она ведь, Золотинка, Ваньку нашего себе не просто так выбрала и в свой род увела, подарив второй облик. Муж мой его зверя сразу почуял, в роду Агреневых тоже предок непростой, но там другое. — Бабушка Бераника многозначительно и немного мечтательно улыбнулась. — Не может он легко по своему желанию оборачиваться, только в минуту смертельной опасности превратился всего раз и чуть было не ушел в лес диким зверем. Едва- едва вернула тогда. А Ванька-то даже не Агренев, Кристинка мне по душе родная, а по крови — приемная. У Аддерли свои духи предков, не знаю я их, чужие они. Но раз Ваньку Великой Матери отдали, значит, свои резоны у них.
— А про другой век вы откуда знаете? — От обилия мистической информации у меня голова кругом пошла, но не верить-то никак. Сама свидетельница, больше месяца в черной шкуре между кедрами шастала. И с Золотинкой разговаривала… так что теперь смотрела на бабушку Беранику с надеждой: похоже, она в курсе, что такое с нами со всеми приключилось.
— У индейских шаманов с миром духов свои счеты и связи, — вздохнула та. — И с гранью тоже. Когда теб… когда Золотинку убили ироды эти, там, на острове, она сделала что-то не до конца мне понятное. А потом пришла в мои сны и все рассказала. Чтобы мы не беспокоились зря, но и с помощью не тянули.
Бабушка Бера — она так велела себя называть еще раньше — взяла мои ладони в свои, сжала и посмотрела мне прямо в глаза:
— Самое главное, детка, что ты не гостья и не самозванка. И Ванька наш, и дочка — они твои. Когда злодей тот у матери жизнь отнял, она, чтобы дите свое ему на расправу не отдавать, призвала силу Великой Матери и с ее помощью заняла у самой себя жизнь.
— В смысле, заняла?! — обалдела я.
— Миров много. Время в них идет по-разному. А душа — она одна, вечная странница, играет с разными судьбами, как дитя в игрушки, то одно попробует, то другое. У древних людей Севера есть такая уловка: если жизнь твоя здесь обрывается насильно, раньше времени, то можно как бы взаймы взять у самого себя, но из другой игры, или грани. Из другого времени, понимаешь? Так что память у вас с Золотинкой разная, потому что прожили вы ее в разных
— То есть я там, у себя, умерла, потому что Золотинка…
— А ты не умерла. Та жизнь, что взаймы взята, как бы на паузу встала. Проживешь здесь, сколько отпущено, и вернешься в то же мгновение, из которого ушла. Не зря же это именно «взаймы», а не просто так отнято.
Понимаешь?
— Не очень, — честно сказала я. — У меня голова кругом. Жизнь взаймы, надо же… и я смогу вернуться…
— Поэтому ты почти о том своем мире и не вспоминаешь. То есть умом помнишь, а сердце не болит, верно? Не скучаешь, не беспокоишься ни о друзьях, ни о родных. Потому что душа твоя знает, что они твоего отсутствия даже не заметят и больно им не будет. И тебе не будет — встретитесь ведь еще.
— Правда?! — Я жутко обрадовалась и выпалила сразу все, что меня беспокоило: — А то я думала уже, что-то со мной не так. Тварь какая-то получаюсь, бесчувственная. Вот маму вспомню, вроде бы надо за нее испугаться, но не получается, а через секунду отвлекусь и сразу забываю обо всем, начинаю жить здесь и сейчас. Это… а когда я тут умру и туда вернусь, я буду помнить? Об этом мире, о Крис, об… Айвене?
— Вот этого я не знаю, детка, — вздохнула бабушка Бера. — Это мне неведомо. Хотя я и веда, и многие вещи из снов узнала, а до каких-то сама, своим умом дошла. Но чего сейчас об этом задумываться? У тебя тут вся жизнь впереди. Ты, главное, не бойся ничего и не тушуйся. И Ваньку, дурня такого, за ушко да на солнышко. Ишь, мнется он, ирод, душой жену чует, любит, а телом все сомневается. За шиворот и в спальню, да и весь разговор.
Я отчаянно покраснела, одновременно прикусывая губу, чтобы не хихикнуть. Было, с одной стороны, ужасно неловко слышать это от пожилой вроде как женщины, да еще бабушки мужа, а с другой — ужасно смешно. И… весело как-то. Легко стало от этих слов, словно у меня камень с души сняли.
— Беги уже, беги, лови своего медведя, — рассмеялась бабушка Бера и встала с кровати. — Остальных я найду чем занять, и за Кристинку теперь не беспокойся, тут желающих понянчиться довольно будет. А то, пока втроем шли да ехали, и уединиться толком негде и некогда было, верно?
— Верно, — кивнула я, чувствуя, что еще немного — и я начну ногами на месте перебирать, такое меня обуяло нетерпение. Не знаю, почему вдруг, но мне вот сию секунду жизненно необходимо было увидеть Айвена и это… за ухо и в постель. Потому что безобразие какое-то: если я настоящая жена, а он настоящий муж, то… то он мне супружеского долга задолжал на миллион! На два миллиона.
— Беги! — снова засмеялась бабушка и даже подтолкнула меня в спину. — Стоит она, мнется. Сейчас вот мужики утащат Ваньку куда-нибудь из дому, неотложными делами заниматься, и будешь до вечера маяться!
— Спасибо! — выпалила я, подчинилась порыву и быстро поцеловала бабушку Беру в щеку. А потом… потом побежала.
Я чуть было не опоздала, потому что мужчины, оживленно переговариваясь, уже топали куда-то по коридору, некоторые даже спускались по лестнице в холл, а Айвен шел последним и на ходу надевал пальто. Ух! За это пальто я его и поймала, воспользовалась на секундочку неожиданностью и своей медвежьей силой, и как дернула на себя! Я как раз остановилась в дверях какой-то пустой комнаты, даже не разобралась какой, главное, унюхала, что там никого нет.