Злато в крови
Шрифт:
В монгольской комнате она взяла ведерко тисненой кожи и какой-то небольшой сосуд такой же выделки. Проверила огни в восточных апартаментах — прогорели до углей, что ей, видимо, и требовалось.
— Римус, Ролан, идите за мной.
В леваде за лесными угодьями паслись кобылы с жеребятами.
— Вот, сейчас я доить буду. Дело опасное и оттого исконно мужское. Корова, например, если что и выбьет копытом, то ведерко, а не глаз или там соображение. Не то кобыла — им случается и волка забить.
Подставила ведерко под соски, показала моему сыну,
— А то молоко зажмет.
Но ведерко почти сразу наполнилось беловатой пенистой жидкостью до краев.
— Парное, — тяжко вздохнула Селина, накрывая ведро крышкой.
Потом мы трое прошли еще дальше, в заповедные места. Тут ходили одиночные жеребцы-второгодки, которые пока не участвовали в случке и не знали седла.
Селина позвала:
— Бахр! Ба-а-хыр!
Зов прозвучал чем-то средним между свистом и храпением — так ржет сердитый конь. На него подошел караковый жеребец, покосился на честную компанию горячим глазом, но стал смирно.
— Вот, разрешите представить. Бахр Пятый, линия Бахра по кличке «Черный Бархат», — с почтением произнесла Селина, набрасывая на него недоуздок. — Ух и злой! Через год подседлывать будем и подруг искать. Римус, вы ведь в молодости всадником не только именовались?
Я кивнул.
— Отлично, тогда берите прямо за оголовье. Можете и зачаровать немного, а то у меня обе руки будут заняты.
Причем тут руки, я не понял. Но Селина уже пихнула свое ведерко Ролану и уцепилась правой рукой за конскую гриву. Указательным ногтем левой руки полоснула по вене: жеребец всхрапнул и едва не выдернул у меня ремень. Вот ведь силен! Я и не думал, что так бывает.
Но Селина тотчас же поднесла ко влажному ручейку, что показался на шкуре, свой кубок, достав из внутреннего кармана.
— Это вам, Римус, — она, почти не глядя, подала чорон назад и припала к ране губами. Я обнаружил, что там имеется крышка, закрепленная на петлях, и захлопнул ее.
— Ласка, — подумал я. — Ролан, ты знал?
— Не более тебя, — ответил он тотчас же. — Но она мне во сне показывала.
Селина оторвалась от ранки — ничего не было видно. Ну, уж это не удивляет.
— Молодец, — она подала коню полупрозрачный кусок желтоватого сахара. — Получай премию. Зацени: тростниковый, литой. Самый элитный сорт. Ну, а яблоко и морковка за мной.
Конь вкусно захрупал, поддавая мордой в плечо хозяйке.
Мы вошли обратно в дом, миновали компанию в столовой и открыли буфетную дверцу. На глазах у всех Селина выбрала самый высокий фужер, плеснула туда из чорона и до краев долила молоком.
— Молоко не принимает вампир, сырую кровь — человек. Гадость беспримерная, — подмигнула она Грегору, который воззрился на нее, как в первый раз. — Тут самое главное — не сблевать.
Зажмурилась и выпила одним духом.
— А хорошо прошло. Как спиртовой ректификат без запивки и закуси. Повторить, что ли?
— Зачем тебе это нужно? — поинтересовался он с ноткой обреченности.
— Объясняю для всех. В ритуале
Махарет с осуждением качнула головой.
— Теперь я направляюсь в комнату нарядов. Смотрящие могут стоять на пороге и далее идти за мной на тех же условиях — не переступать никаких границ. Последнее — исключительно мое дело.
Оказавшись в гардеробной, Селина произнесла:
— Конец шуткам. Одевайте меня. Нет, не ты, Грегор, однажды ты меня по-иному наряжал. Вы, Римус.
Костюм был разложен по скамьям — с тем расчетом, чтоб не искать того, что на очереди.
Селина разделась до сорочки, тончайшей, короткой, чтобы можно было до сей поры ее прятать.
— Римус, подавайте мне вещь за вещью, какие я назову, но медленно и с уважением к деталям. Это в Братстве именуется «величить», «величанье».
— Платье.
Цвета темного рубина или старого вина. Тончайший шелк едва не липнет к телу. Тонкая золотная вышивка на груди — мне бросилось в глаза, что узкий бутон исполненного гладью тюльпана закрывает место, где я видел тот самый шрам. Высокий стоячий ворот с золотыми пуговками, на которых изображены звери и птицы. Узкие рукава закрывают половину ладони вместе с пальцами.
— Наручи.
Они созданы специально для того, чтобы подобрать рукава повыше. «Кованое кружево» — тончайшая гибкая золотая плетенка от запястья до предплечья, в которую с трудом продеваются узкие пальцы с силтом.
— Чулки. Туфли.
Плотные шелковые гетры до колен, лайковые белые башмачки (тридцать шесть с высоким подъемом, вспоминаю я Ролана), золотая узорная оковка по обеим сторонам, напоминающая стремя.
— Коттар.
Верхнее платье из такого же точно шелка, что и чулки, узкое в талии, с широкими рукавами по локоть, разрезом по всему переду и шнуровкой в поясе и на плечах. Отвороты рукавов и края разреза щедро затканы вездесущим золотом, плетеные шнуры им сверкают.
— Пояс.
За моей спиной громко вдыхает воздух наш Принц. Двенадцать оправленных в чеканное кружево стальных блях разной формы и не совсем одинаковой величины, две побольше соединены крючками. Ни один узор на… обломках сабель и шпаг, подсказывает мне Принц, — не повторяется. Это не ей дарили, а она сама не находила, кому оставить память о своих победах, мысленно передает он.
Пояс ложится чуть пониже талии. С левого боку две жесткие петли…
— Капа.
Белая накидка с кроваво-красным подбоем и расшитым сквозным клобуком, своего рода маской, пристегивается к плечам фибулами из клинковой стали так, что всё великолепие наряда оказывается на виду. Судя по весу, капа сшита из тонко выделанной кожи. Я набрасываю ее поверх распущенных волос и расправляю их по спине.