Злато в крови
Шрифт:
— Там карстовые пещеры, промытые в чистом мраморе, — пояснила Селина. — В эстетике прямо купаться будем!
С тем мы и отбыли. Почему в полной экипировке, понятно: дыра в земле оказалась всего в получасе лёта. И в семи километрах пешего хода по кривой дорожке. Несколько удивила закрепленная в глубине лаза фасонная круглая решетка с замками по всему периметру: проем и без того скрывали буйные кусты. Ну, замки нам не преграда, и вскоре мы ползли на животе единой связкой, отталкиваясь от каменистой грязи локтями и коленями, — то вниз, то вверх головой, чувствуя себя попеременно свинцовой болванкой и воздушным
Насчет свободного полета — то было сугубым юмором, зато «условная вертикаль» оказалась суровой прозой.
— Как тут люди выдерживают? — спросила Джесс мысленно.
— Откуда мне знать? Может, и не выдерживают вовсе, — раздраженно передал я назад.
— А решетка?
— Защита от дурака. Какой-то смертный сунулся, и остались от него хладные кости, — прошипел я вслух.
— Моя сестра ведь тут не проходила, — спросила Махарет нашу головную.
— Ох, ну конечно! — повернулась та. Лицо у нее оказалось порядком вымазано. — Ее личный Дар Очарования такой мощный и такой спонтанный, что многоярусная и бодрая компания, через которую она пробилась, отреагировала на ее проход лишь через два часа с гаком.
Романтики и эстетства не обнаружено было и на дне главной пещеры, куда мы в конце концов попали. Два самых мощных наших фонаря освещали мрачный зал, лучи их, скрещиваясь, терялись в вышине. Под ногами преизрядно хлюпало, так что хотя бы насчет купанья Селина не соврала.
— Мрачновато, высоко и пусто, — слегка поморщился Римус. — Селина, милая, ты уверена?
— Да включите свое ночное зрение, мосье и месдамс, — предложила она всем. — Насчет видения сводов не поручусь, но там вдали за рекой…
— Врата Мории, — торжественно произнес Ролан.
— Ты что читал — Рериха или Толкиена? — спросил я. — А то и вовсе посмотрел хоббитанский фильм в домашнем кинотеатре?
Но он был прав. На другом берегу озера неясно белели огромные колонны с мощной базой, расширяющиеся кверху, подобно сомкнувшимся клыкам доисторического зверя. Никакие створы невозможно было навесить на этот циклопический портал.
— Нам туда, — кивнула Селина. — Можно пешком: вода здесь мелкая, и с прошлого раза никаких осьминогов в ней не завелось.
Только вот мы внезапно почуяли характерный озноб, тупость во всех членах и неотвязную дремоту — предвестие дневного сна. Кое-как пролетели над водой, кучей рухнули на ближайшее сухое место — и конкретно вырубились.
Интерлюдия шестая. Ролан
Я поймал чье-то видение: может быть, снова Грегора, но скорее всего, отражение моего собственного, преломленное в зеркалах чужих снов. Хмурый лес с высоченными стволами, которые внизу опираются на контрфорсы, как в храме. Лесная готика сводов. Могучие нервюры ветвей — оттуда полуденное солнце свешивает полотнища прозрачных боевых стягов. Шелестящий ковер листвы на земле. Среди него на поваленной колонне одного из стволов — Селина и Махарет, обе в камуфляже и обе величавые.
— Я бы могла раздать всю себя этому лесу, — говорит Селина. — На большее меня не хватит, а на меньшее не соглашусь.
— Так, значит, наш отважный римлянин покушался обратить в единый миг целую
— Да, — отвечает Селина, — меня в конце концов образовалось много, как всякого хорошего человека. Такое уж тут время, в нашем Священном Динане. Всё множит, преумножает и приумножает.
— Ваш Динан — чистая фикция. Я еще думала, как могут в одном реальном плане соединиться холодное оружие и компьютер.
— Не скажите: а Япония?
— И то правда, — смеется Махарет. Она совсем другая, чем та, что спит рядом со мной, — нет в ней никакой тревоги, и гордости тоже почти нет.
— В этом сочетании возможного и невозможного — опасность и непредсказуемость тех игр, что играет с нами Время. Его мозаичный узор мы читаем от камня к камню вместо того, чтобы узреть с вышины. Там, куда мы с вами идем, узор закручен в изрядно спутанный клубок — этого приходится остерегаться особо. И подвергая вас теперь мнимой, символической опасности, я оберегаю от настоящей, связанной с обитателями перепутанного времени, абсурдного пространства. Ведь нас не хоронят в тех саркофагах, которые мы увидим завтра: но обращают в пепел и сыплют в воду подземных рек, отдают сыпучей земле горных склонов, чтобы мы стали едино со всем ближним миром и так же легко изменялись, как он. В гробницах же и рядом с ними держат запечатленную память: любимые книги, почетное оружие и инструмент, одеяния… Это наши маяки. Порталы. Мы приходим на зов по нити наших привязанностей.
— Кто это — мы?
— Магистры и легены. Правители и ученые. Странники. И Дети, Играющие Во Всех Временах.
— Так значит, ты и есть такое дитя? Гений этого места?
— Какого места: пещеры? Лэна? Динана? — Селина тоже смеется. — Не претендую нисколько.
— Ну, наш охранитель от неведомых древних призраков. Сил и Властей.
— Вроде того. Вы не представляете себе, какая тут иногда собирается разнообразная кампания! Не такая, бывает, и добрая.
— И в каком обществе может проснуться моя Мехарет…
Глава седьмая. Снова Римус
Зал, открывшийся нам за вратами… Невозможно описать словом это зрелище. Теряющийся в тумане свод: глыбы мрамора, застывшие в виде потеков, разводов, клыков; медузы, что составляют незримо движущуюся гору; занавеси, откинутые нездешним ветром; струны арфы, на которой он некогда играл; резные канделябры в два человеческих роста; коконы блистающей паутины, свисающие из пустоты. Театр подземелья. Сад неведомых богов. Всё исполнено внутренней меры и гармонии — и несоразмерно ни с кем из живущих.
И еще на стенах, как раз посередине, — цепи ниш, белые на коричневом. Отсюда, снизу, ниши похожи на изъязвления в выступающих лентах твердой породы.
— Большой церемониальный зал, — объясняет наша гидесса. — Там, наверху, крипты.
От восторга мы едва помним, зачем сюда явились; кроме, естественно, Махарет. Но и у нее в глазах едва ли не благоговение.
Пол здесь отполирован, вытерт шествием веков; быть может, тысячелетий.
В самом низу тоже редкие низкие арки, грубо отделанные и почти сливающиеся с фоном основной породы. Каждая ведет на свой ярус кенотафов — там, дальше, лестница с широкими и пологими ступенями. Мы поднимаемся.