Златоград
Шрифт:
— Ну, малыш, спасибо тебе, малыш! — восторженно сказал Степан, тряся карапуза за худенькие плечики, как на вибростенде. — Проси чего хочешь! Ты заслужил награду. Хочешь, я угощу тебя мороженым?
— Хочу, — кивнул головой мальчик. — Эскимо. И пэ-э-пси.
Ну, разумеется, — сказал Степан, высматривая соответствующие киоски. — Какое же мороженое без пепси. Сейчас сообразим… на троих…
— Маленький, а где твои родители? — опять озаботилась Лира как истинная женщина.
— У меня нет родителев, — ответил
— Ну, так не бывает, — авторитетно заявила Лира. — У всех есть родители.
— Фигушки, еще как бывает, — отрезал малый, проявляя еще большее знание жизни.
— А ругаться нехорошо. Кто тебя воспитывал?
— Меня никто не воспитывал. Я невоспитанный.
— А где ты живешь?
— Нигде. На барже. Я бомж.
— Ну, для бомжика ты слишком ухожен, — захохотала Лира и продолжила лаской допрос: — А где твоя мама?
Малый поковырял в носу, подумал и, махнув ладошкой наугад, бросил: — Там! — И уточнил: — Далеко.
— Понятно, — протянула Лира и стала серьезной. — А папа?
Этот вопрос, казалось, еще больше поставил в тупик малыша. Он думал целую минуту. Потом хмуро взглянул исподлобья на Степана и произнес:
— Он мой папка.
— Занятно, — произнес Степан, хотя ничего занятного в этом не находил, — кажется, у паренька действительно проблемы с родителями. Слушай, Лира, давай возьмем его в кафе, накормим-напоим, а потом сдадим в отделение милиции. Пусть разбираются.
— Никуда сдавать меня не надо, — сказал мальчик, — я вам не чемодан. — И, вцепившись в штанину поэта, упрямо повторил: — Он мой родитель!
— Ну-ну, — сказал Степан, чувствуя себя в дурацком положении, и осторожно повел ногой вместе с мальчиком. — Слушай, пацан, кончай бузить. Я этого не люблю.
Но мальчик как клещами вцепился в его брючину и не отпускал.
— Эй, приятель, что за дела такие… ты сейчас с меня штаны сдернешь!
Вмешалась Лира: с трудом разжала крошечные пальчики, стиснутые недетской силой, словно челюсти бульдога, и, отодрав от Степана мальца, крепко взяла его за руку. Парнишка хотел было уцепиться за «папочку» зубами, но, к счастью, его вовремя оттащили.
— Он что, действительно ваш сын? — спросила Лира, искоса глядя на Степана.
— Да вы с ума сошли! — вздыбился поэт Одинокий. — У меня их отродясь не было. Детей, в смысле… Я даже не знаю, как его зовут.
— Ага, испугался? — протянул мальчишка и неприятно осклабился, совсем как взрослый. — Ладно, глаждане, не писайте мелкими стлуйками — я пошутил.
— Тоже мне, шутник, — огрызнулся поэт. — Вот познакомлю тебя со своим ремешком, враз шутить отучишься.
— Фи! — скривился мальчик, с презрением глядя на синтетический легонький брючный ремень Степана. — Разве это ремень. Вы даже представить себе не можете, что такое настоящий широкий офицерский ремень из натуральной кожи. С бляхой. И какие узоры оставляет
— Пощадите, ради Бога! — взмолилась Лира и прижала к себе мальчишку.
В небе громыхнуло. Лира испуганно втянула голову в плечи и, чуть не плача, спросила:
— Тебя били, моя крошка?
— Нет, — ответил мальчик, — но у меня хорошее воображение. Наверное, это наследственное…
Степан разинул рот от удивления.
— Пойдем с нами, маленький, — сказала Лира. — Я накормлю тебя.
— Не называй меня маленьким, — ответил мальчик, стараясь идти в ногу со взрослыми. — Я уже большой. Мне уже 18 лет… будет этим летом.
Степан захохотал и, отсмеявшись, сказал:
— А по тебе не заметно…
— Не заметно, потому что я не желаю расти, объяснил мальчик. — Не хочу быть взрослым. Взрослые врут, изворачиваются и делают разные гадости друг другу. Вот стану совершеннолетним, заимею право голоса, тогда, может быть, решу подрасти. — И лукаво взглянув на Лиру, брякнул по-детски простодушно:
— Тогда ты согласишься стать моей невестой?
У Степана снова отвисла челюсть. Лира хрустально засмеялась и ответила:
— При условии, что ты догонишь в росте дядю Стёпу.
— Заметано, — кивнул вихрастой головой мальчик. — С сегодняшнего дня начинаю расти. А пока ты меня усынови, чтобы тебя потом не искать.
У Лиры повлажнели глаза. Она не знала, что ей делать: плакать или смеяться. Касательно человеческих отношений у мальчишки в голове царил полный кавардак.
— А чтоб тебе не было скучно, — продолжил малыш рассудительно, — Степана возьмем в отцы.
Поэт Одинокий совсем оторопел и даже остановился.
— Не дрейфь, дядя Стёпа, — сказал мальчик, — я не страдаю эдиповым комплексом. Ну, возьмитесь за руки и скрепите свой союз поцелуем.
— К-как это понять?! — заикаясь, воскликнул поэт Одинокий. — Ты хочешь нас соединить узами брака, маленький Эрот?
— Банан тебе в рот, — недовольно сказал пацан. — Терпеть не могу этого пакостного имечка, особенно применительно к себе. Здесь тебе, приятель, не Древняя Греция, у нас на такие словечки другие ассоциации возникают…
— Ребята, ребята!.. — засуетилась Лира и розовый румянец появился на её персиковых щечках.
— Ну, где этот чертов шинок! — вскричал Степан раздраженно. — Тащимся, тащимся и все никак не дойдем до него. Чего доброго, еще под дождь попадем.
Все машинально взглянули на небо. И верно: тучи под завязку наполнились водой и все ниже опускались над городом. Казалось, еще немного и какая-нибудь из них напорется брюхом на острый шпиль одного из помпезных зданий, и хлынет вода из рваной раны небесного бурдюка нескончаемым потоком и затопит город.
— Разуйте глаза, папаша, — сказал мальчуган. — Мы уже давно перед ним топчемся.