Зловещий миттельшпиль

RedDetonator

Одета девушка в камуфляжную форму, на плече АКМ, а на голове красный берет. Ещё не хватает пулемётных лент крест-накрест, и парочки коктейлей Молотова в подсумок. Что-то напряжённое случилось, видимо, раз бабушка пытается вдохновить народ речью.

— Приветствую, мадмуазель, — похлопал я курдянку по плечу.

— Дима! — сразу узнала она мой голос. — Ты вернулся!

— Вернулся, как видишь, — кивнул я.

— Что-то ты быстро в этот раз, — улыбнулась Ария. — Но я рада, что ты выжил.

— А я как рад... — усмехнулся

я, а затем попросил. — Посвяти меня в контекст, пожалуйста.

Девушка, похоже, была искренне рада меня видеть, чего нельзя сказать об остальных. Лица в толпе новые, почти никого не видел раньше — новички или редко выходят из дома. Тут многие привыкли сидеть дома.

— Эм... — Ария поправила локон волос, выбившийся из-под красного берета. — Слышал о «Бригаде»? По радио вещали, пытались убедить всех, что они самые сильные и сопротивление бесполезно.

— Которые бывшие студентики СПбГУ? — припомнил я.

— Да-да, они, — закивала Ария. — Я слышала, что они обещали «зачистить» Петроградский остров — они зачистили его недавно. Но останавливаться на этом они не собираются, вознамерившись заходить на Васильевский остров, чтобы покончить с «Коммуной».

— «Коммуна» — это мы? — честно говоря, не знаю точно, как официально называется организация бабушки.

— Мы, — подтвердила Ария. — Агата Петровна решила, что нужно вдохновить людей, сподвигнуть вступить в спешно формируемое народное ополчение, но люди боятся и не горят желанием. Есть уже пятьдесят семь человек, но дело сугубо добровольное, у нас ведь коммуна...

— Тогда грон-мэр выбрала неправильную подачу... — произнёс я задумчиво. — Разве так вдохновляют на добровольную жертву жизнью?

Выхожу из толпы и направляюсь прямо к трибуне, где бабушка уже не знает, что делать и как подбить людей безвозмездно заняться смертельно опасными вещами.

Киваю бабушке и жестом отстраняю её от трибуны, после чего становлюсь на её место.

— Где куются империи? — спросил я у безмолвствующей толпы.

Вижу по глазам многих, что мой образ узнали. Не Наполеона, не Дмитрия Верещагина, а того человека, который творил ужасные вещи на различных видео.

— Это тот, из Телеги... — тихо шепнул один из молодых парней своему соседу.

Знают, хорошо знают. Кто-то достал телефон и начал запись.

— Где куются империи? — повторил я вопрос, внимательно глядя на людей.

Снова никто не ответил. Правильно. Связываться со мной — себе дороже. Никто не хочет связываться с туберкулёзной палочкой, с пулей в башке и с пропоротыми мечом кишками...

— Они куются на фабриках? — спросил я риторически. — В мануфактурах, на заводах, в гаражных мастерских?

Делаю паузу, почему-то отчётливо осознавая, насколько долго она должна длиться.

— О нет, дорогие мои сограждане. Империи куются не там, — покачал я головой с огорчением. — Империи куются здесь!

Я тычу пальцем

себе в грудь.

— И здесь! И здесь! И здесь! — тычу я пальцами в разных людей, примерно в область груди. — В сердцах!

Снова делаю паузу, но чувствую, что состояние недоумения скоро пройдёт и людям перестанет быть интересно. Крючок с империей, чувствую, ни за что не зацепился.

Империя — не то. Не те люди, не то время. Это моя ошибка. Замнём.

— Моя грон-мэр, рассказывая вам о том, кто ещё с нами, забыла упомянуть, — со смешком в голосе продолжил я, — что с нами ещё я — Наполеон Бонапарт, император Франции! Если вы видели, как я обращаюсь с теми, кто перешёл мне дорогу — вы знаете, что связываться со мной — это плохой способ уйти из жизни.

— Видели уже! — с усмешкой выкрикнул один небритый тип в ватнике, поверх которого надета кольчуга. — Каждому встреченному бригаднику калаш в жопу запихаешь?

— Я могу! — заверил я его. — Но боюсь, что калаши кончатся раньше!

Толпа же безмолвствовала — трудный контингент достался бабушке, таких раскачать очень тяжело. Да и репутация у меня, откровенно говоря, плохая. Никто не любит людей, которые ведут себя так, как я. Но это была затравка, я создал небольшую эмоциональную связь с толпой. Ассоциации нужные возникли, я теперь не просто маска, а личность, которую они знают и сейчас вспомнили самые запоминающиеся и шокирующие моменты. Не важно что — важно, что вспомнили.

А теперь мы переходим к плану «Горький воодушевляющий эмоциональный коктейль».

— Услышьте же меня, сограждане! — воскликнул я. — За этот месяц вы успели испытать все бедствия истинного Апокалипсиса, заката человечества... Поражение вашей армии было делом нескольких недель. Я был там, я проиграл, как проиграл каждый солдат этой погибшей страны... Страны, где вы родились, выросли и стали людьми, больше нет! От этого хочется опустить руки, хочется сдать позиции, хочется бездействовать, хочется отдать своё спасение в чужую заботу — признайтесь, так ведь? Ведь нет больше никого, кто встанет за вас гранитной стеной, как встали мы — последние солдаты этого в муках умершего города...

Стыд. Вызвать стыд — кто-то умирал за вас, а вы даже не знаете их имён и лиц. Должна закрасться стыдливая мыслишка, что думать об этом они начали только когда им напомнили.

Морщусь от боли в раненой руке — бинты давно надо обновить, а саму рану тщательно промыть и вообще, обработать.

Народ же молчал, но я видел потребные мне выражения лиц — доказательство, что я выбрал нужные интонации и правильные слова.

— Но вы-то ещё есть! Вы-то ещё живы! — продолжил я, наращивая громкость и запал. — Никто, кроме вас, не может спасти ваши жизни! Никто, кроме вас, не может спасти жизни ваших близких! Отцов и матерей, мужей и жён, сыновей и дочерей! Ваших женщин, ваших мужчин! Братьев и сестёр! Никто!