«Злой город»
Шрифт:
После первых взрывов ломающегося льда шарахнулись кони, заржали, заметались на привязи, а те, что не были спутаны, рванулись с места непонятно куда, только подальше от страшного грохота. Вернуть всех разбежавшихся лошадей не удалось, попировали отощавшие за зиму волки…
Субедей услышал грохот сквозь сон, но едва проснувшись, понял в чем дело, недовольно поморщился и перевернулся на другой бок. В отличие от Бату и других ханов, да и не только ханов, железная кибитка багатура не была украшена внутри золотом или дорогими коврами, в ней все просто, зато по стенам развешано оружие, дорогое не количеством переливающихся камней
И в халаты, расшитые самыми немыслимыми драконами и цветами, он тоже не наряжался, не любил. Воин должен быть неприхотлив, даже если его воле повинуются сотни тысяч других воинов. Иногда, если была необходимость, он накидывал на плечи драгоценный золотой наряд, но чаще оставался в том, к чему привык. Субедей не любил менять привычек, одной из которых была иметь женщину дважды в неделю. Ему не нужен был гарем со множеством красавиц, у которых кожа гладкая, как у ребенка, тонких, способных извиваться под руками, не нужна была помощь женщины при удовлетворении потребностей, он сам справлялся, достаточно было просто ее присутствия. Обычно после такого, прогнав женщину и больше ею не интересуясь, он спокойно спал до самого утра. А тут вот не удалось.
Вокруг поднялся такой шум, что багатуру пришлось подняться и выйти. К его кибитке никто не смел приблизиться, но по всему остальному стану бегали люди, ловили взбесившихся лошадей, оттаскивали подальше от воды свои шатры, пытались найти друг друга в темноте. Раздавались крики сотников, десятников, созывавших людей, распоряжавшихся переселением еще дальше от берегов рек и рва. Субедей невольно хмыкнул: если так пойдет дальше, то крайним на берегу останется он. Но он-то мог не беспокоиться, лучшее место всегда хану, багатуру и царевичам. Здесь главным был он, потому на лучшем пригорке, конечно, стояла его кибитка. Сюда не доберется вода, даже если все остальные поплывут. И снова Субедей усмехнулся: все уплывут, а он останется в одиночестве осаждать проклятый город.
Еще раз вспомнив, что глупому Гуюку пришлось вообще переселяться из низины подальше наверх, Субедей порадовался, что хоть на время ледохода и пока не спадет большая вода он избавлен от общества этого пьяницы! Немного понаблюдав за суматохой и послушав, как трещат и грохочут льдины, наползая одна на другую, полководец отправился досыпать.
Если бы он остался еще или мог послушать, что говорят его воины, устроившиеся погреться и подсушиться у костров, едва ли он смог бы спать. Или Субедей все знал и без подслушивания?
У одного из костров сидели несколько воинов разного возраста, но одного десятка. Жизнь каждого из них зависела от поведения другого, они все зависели от всех, а потому были связаны крепче, чем кровным родством. Если струсит один, убьют весь десяток, если провинится один, накажут остальных. Потому и мысли друг от дружки не скрывали.
– Мы столько дней в походе, чтобы утонуть среди этих лесов?
– Ох, мало воинов вернется домой из этой лесной страны…
– Да, чем дальше, тем труднее. Вернемся ли в степи?
– И добычи все меньше, проклятые урусы сжигают все, чтобы не досталось нам.
– В этом городе, где такие страшные урусы, едва ли найдется
– Мертвым добыча ни к чему, что маленькая, что большая. Не пора ли уходить с тем, что есть?
– А куда уходить? Вокруг лес и вода. Скоро совсем нечего будет есть лошадям, как тогда? У большинства не осталось запасных коней, а те, что есть, еле передвигают ноги.
– Если начнется падеж среди коней, мы все погибнем.
– Нас завели в страшные места, откуда нет выхода…
Такие разговоры шли не только в этом десятке, и сотники постепенно стали открыто говорить, что войско может погибнуть. Только железная дисциплина да еще, пожалуй, страх перед возможностью остаться в одиночестве среди урусских лесов заставляли воинов подчиняться командам. Если бы было куда идти, уходили бы сотнями, но вокруг действительно лес и вода.
Чувствуя этот разброд, начальники ужесточали наказания, сыпали обещаниями будущей добычи, в которые никто не верил, сулили скорый выход в степи, пусть и не родные, но такие желанные. Теперь желанной стала война с половцами, те все же степняки и в леса не лезут. Промерзшим и голодным воинам Бату-хана уже не казались заманчивыми богатые шубы, золотые украшения и прочие посулы. Коня бы не потерять… И рабы у этих урусов строптивые, пока работать заставишь, рука устанет плетью стегать, а на стены так и вовсе не загнать впереди своего войска. И женщины тоже непокорные…
Глава 5
Субедей сидел, зажатый вздувшимися реками, под Козельском, а Бату-хан пытался взять Серенск. Здесь не было такой опасности подтопления, хотя крепость тоже окружена водой и оврагами, но ей с козельским расположением не сравниться. Осада обещала быть недолгой, а добыча большой. Пленные, которых удалось заставить говорить, подтверждали, что в городе собрано много зерна, обычно его по зимнему пути отправляли на север, но в этом году купцов не было, потому зерно осталось в амбарах. Что ж, весть хорошая, зерно было нужно как воздух, которым дышат, как вода, которую пьют.
Ставка Бату-хана устроена подальше от города, достаточно, что там возятся его кешиктены.
Окружив небольшую крепость, сначала привычно предложили сдаться. И привычно получили отказ, не для того урусы запирались, чтобы открыть ворота врагам. Началась подготовка к штурму. Бату-хан распорядился не применять стрел с горящей паклей, чтобы даже случайно не поджечь город.
– Меня не интересуют жители, вы можете перебить их всех, даже лучше, если перебьете, но не спалите зерно, там много зерна.
Сотник Тогорил, услышав такой приказ, подумал, что горожане сами могут поджечь зерно. У урусов самое трепетное отношение к хлебу, но когда дело доходит вот до такого, то и хлеб могут спалить. Но даже думать такое было опасно, не то что произносить вслух.
К Серене-секе метнулись быстро, чтобы не дать возможности уйти в лес, как это сделали жители другого города – Стародуба, и зажечь город. Небось, оставшись внутри сами, ничего не подожгут. Разведка донесла, что крепость невелика, это не Козелле-секе, здесь не было ни такой крутизны самого холма, ни таких стен, ни таких рвов. С севера река, с запада и востока большие овраги. Но овраги без воды, овраг не река, через него можно переправиться. Стены таковы, что можно обойтись без осадных машин, потому тумены можно бросить в бой сразу при подходе.