Злой
Шрифт:
— Понимаю… — И Зенону стало не до шуток. В то же мгновение из полумрака катка на какую-то долю секунды на Марту уставились светлые зрачки и тут же погасли. Это произошло так внезапно, так неожиданно, что она задрожала, охваченная страхом. «Просто отблеск поверхности льда», — успокаивала она себя, хорошо зная, что это не так.
В самом тёмном углу катка мордастый парень в велосипедной шапочке затормозил перед каким-то низеньким паном в «гольфах». Когда этот пан ехал мимо него, мордастый схватил его за руку и, выводя из равновесия, потянул за собой в головоломный пируэт.
— Папаша, — проговорил
— Пан! — крикнул тот. — Пусти, а то закричу!..
Больше он ничего не успел сказать. Парень в свитере, который во весь дух мчался следом, «подрезал» его с разгона. Пан ещё почувствовал, как его изо всей силы несколько раз ударили коньками в спину, а потом кто-то рванул задний карман штанов.
— Спасайте! Милиция! — завопил он.
— Ти-хо! — прошипел мордастый и неторопливо проехался коньком по лицу пана. — Ребята! Домой! — крикнул он, и подростки бросились врассыпную. Всё продолжалось несколько секунд, и пострадавший, пока не стёр кровь со щеки, так и не понял, что произошло.
На катке поднялась страшная суматоха. С трудом преодолевая общий шум, усиленный мегафоном мощный голос попросил публику покинуть лёд.
Марта обратилась к Зенону:
— Переоденься и проводи меня домой, хорошо?
— А тренировка?
— Уйди с тренировки, прошу тебя, с меня довольно этих скандалов.
— Ладно, Майка, подожди. По сути ничего же не случилось.
Возле котлованов, вырытых под будущие трибуны, маячило шесть фигур. Один из парней, невысокий, мордастый, угловатый, комкая что-то в пальцах, сказал:
— Сто семьдесят и документы. Голодранец, вот тебе пятьдесят, иди в кассу, отдай и скажи, что это за лампу. Так надо.
— Иди сам, тоже умный нашёлся — посылает других, будто какой-то джентльмен, — ответил высокий гибкий подросток.
— Ах ты ж, лохмотник. Сейчас я тебе покажу, глупая крыса! Хочешь, чтобы тебя зацапали? И где только таких баранов берут! Не понимаешь, что с ними нужно по-хорошему, болван? Всё самому приходится…
Мордастый вынул деньги из кошелька и спрятал в карман, зашвырнув кошелёк далеко в темноту. Но едва он коснулся земли, как его подняла чья-то заботливая рука.
— Пятьдесят мне, остальные поделим, — заявил мордастый, пряча руку в карман. — Или лучше — вот тебе, Стасик, беги за водкой. Купи огурцов, понял?
Когда и откуда ударила в эти шесть фигур молния, никогда не узнает ни одно из шести заинтересованных лиц. Хотя молния никогда не бывает мягкой, но то, что очутилось сейчас на смёрзшейся глине среди шести сильных, ловких и готовых на всё парней, было настолько мягким, что не подняло ни малейшего шума, и в то время настолько гранитно-твёрдым, что совершило нечто небывалое — сразу же сбило с ног пятерых из шести. Шестой в ту же секунду от мощного удара в живот полетел на кучу замёрзшей глины. Несколько минут в сплошной темноте и молчании кипел необычный, страшный бой. Неведомо откуда градом сыпались удары в рот, в живот, шею, в сердце. И люди начинали кашлять, давиться болью и страхом, хрипеть: «Мой глаз! Голова! О Езус! Голова! Убивают! А-а-а-а-а!»
Мордастый, которого бросили на кучу глины, застонал, открыл глаза, и это стало причиной его полного поражения. Напротив, в темноте, пылали глаза —
— Кровь! — тихо прошептал он и вдруг почувствовал, что не один. Ничего не видел и не слышал, но что-то заставило его бежать. Тяжело дыша, парень перебрался через груду камней и ограду, отделявшую троллейбусный парк от улицы. Ему даже в голову не приходило защищаться, схватить на бегу камень, принять бой в закоулках, которые он знал, как собственный карман, где ой столько раз бил других… Наконец беглец бросился в проход между домами и руинами костёла. Он не слышал, но всем телом ощущал погоню. Его тяжёлое, с присвистом, дыхание заставило остановиться Зенона и Марту, которые в это время шли по другой стороне улицы. Они видели, как тёмная фигура, далеко опередив их, шатаясь, взбежала на ступеньки портала, а за ней метнулось что-то, похожее на тень, какой-то стёртый силуэт. Трудно было сказать, тень это или живой человек.
Беглец, обогнув колоннаду, очутился в тёмном притворе костёла. Здесь он на миг заколебался. Сердце колотилось как бешеное. Но выбора не было. Оставался только головоломный прыжок в темноту. Там, внизу, было спасение, беглец хорошо знал, что среди тонких колонн паперти, среди свалки толчёного кирпича, прячутся железные двери старого бомбоубежища. Оно вело к подземным ходам, известным только нескольким людям. Парень прыгнул. Но не успел он подняться на исцарапанных, окровавленных руках, как тень с кошачьей мягкостью упала рядом. Собрав остаток сил, мордастый поднялся и бросился между колоннами паперти к железной крышке люка.
Именно тогда Марта и Зенон услышали страшный, полный отчаяния крик, вой человека, от которого у обоих замерли сердца.
— А-а-а-а-рх-х-х!.. — хрипело в руинах огромного костёла.
Они подбежали к ступеням портала. Зенон уже поставил ногу на ступеньку, но Марта тревожно шепнула:
— Нет! Прошу тебя, Зенон, не надо…
Крик не повторился. Зенон не был трусом, но уже минутой позже почувствовал признательность к Марте. Она думает о нём!
— Какие-то счёты хозяев Чернякова! — сказал он с усмешкой.
Снимая ногу со ступеньки, Зенон зацепился за что-то мягкое. Наклонился. Это была клетчатая, набитая газетами, велосипедная шапочка.
— Смотри, я же говорил, — с гордостью сказал Зенон: он угадал!
Марта смотрела на шапку широко раскрытыми глазами. На какую-то долю секунды ей показалось: она что-то понимает!
2
— Куба! Ку-ба-а!
Колянко выглянул в коридор. На лестнице что-то пронеслось, как горная лавина.