Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его

Смирнов Владимир

Мечислав посмотрел на старшую жену, та сказала одними губами: «потом».

— И ещё прошу, — Милана снова собралась с силами. — Пусть сёстры помогают Втораку роды принимать. Мне легче будет. Вторак, возьмёшь сестёр в помощницы?

— Всё-таки решилась? Не отказываешься?

— Поздно отказываться, волхв. Да и… пойми… поверил он мне… доверился. На всём белом свете я — одна ему защитой. Как же его теперь предать?

— Милана… — начал Мечислав, но наткнувшись на взгляд старухи, умолк.

— Я — его крепость. Я — его город. Я — его дом. Придёт время — уйдёт… или Вторак поможет. Но больше никого я своей силой из

города не изгоню.

Милана посмотрела на потолок, выдохнула носом, поудобнее устроила голову на подушке, обратилась к своим мыслям, помолчала. Взгляд прояснился, сверкнул благородным изумрудом:

— Хоть одно дело в жизни не провалить. Уже — счастье.

Глава вторая

С войсками Четвертака Мечислав встретился на границе с Полесьем и Змеевой Долиной. Неделю с Тихомиром скакали от Миланы, словно были лично виноваты в её состоянии. Широкий поворот скованой льдом реки похож на сошедший с ума тракт. Впрочем, в Кряжиче дороги ещё и не так извиваются. Пойдут меж холмов, болот и земельных нарезов — невольно задумаешься над задачкой, что меттлерштадский учитель задавал: чем путь отличается от расстояния?

— Здравствуй, племянничек, — весело гаркнул Четвертак, поравнявшись на высоком берегу с Мечиславом. Посмотрел на собравшееся внизу войско, шумно высморкался через пальцы. — Пришло время платить по счетам?

Мечислав оглянулся на почтительно отставшее дмитровское войско, хмыкнул:

— Скорее уж — предъявлять. Сдаётся, спутали мы кредиторов с должником.

— Мир? — Четвертак протянул руку.

Мечислав посмотрел на кольчужную перчатку князя, покачал головой:

— Ну, уж нет. Миром тут и не пахнет. Союз. Временный.

— Вот оно что… — глаза Четвертака расширились, сузились, подбородок гордо вздёрнулся. — Я уж думал, между нами все вопросы решены. Ты обманут, я обманут. Что нам делить?

Ком в горле мешал говорить, но, чтобы дядька всё понял правильно, пришлось подбирать слова по одному, словно камешки по цвету.

— Нечего. Нечего нам делить, Четвертак. С нуля начинаем. После битвы. Если выживем. Тогда и поговорим. А сейчас я ни на какой мир не настроен. Сейчас мне ненависть мешает.

— А-а, — Четвертак понимающе откинулся в седле, — вот ты о чём… послушайся доброго совета: не копи ненависть перед боем. Делай своё дело спокойно и настойчиво, всё и сложится.

Тихомир хохотнул, Мечислав усмехнулся:

— От кого слышу? Не я ли тебя бил?

Рука Четвертака едва заметно сместилась к поясу с мечом. Глаза старых противников встретились. Мечислав, казалось, был готов кинуться с голыми руками.

Блиц

Враг, что кружка на честном пиру:

Испей из него, и — разбей.

(Густав Меттлерштадский. «Легенды змеевых дорог»).

Вытянутое овалом поле, с трёх сторон окружённое лесом. С четвёртой стороны — река Пескарка.

Позади, в лесу — обоз с серебром, жёны, дети. Впереди — войска братьев. Зачем тебе это, Четвертак? Взял бы обозы, бежал в Дмитров подобру-поздорову. Неужели вчерашний разговор с Кордонецом подействовал? Привык княжить? Всего и требуют — разделить власть с боярами. А чего бы и не разделить, если они в своих хитростях кого хошь призовут, кого хошь изгонят. Есть чему поучиться у умных людей. А там, глядишь…

Нет. Не разговор. Не только разговор. Вчерашнее желание кого-нибудь зарубить, никуда не делось. Спряталось

до поры и шептало исподтишка. И далеко ли ты с таким обозом по кряжицким-то дорогам сбежишь? Это тебе не меттлерштадские банны, выложенные булыжником ещё тысячи лет назад! Эх, предки-предки. Что же вы у нас такие дороги не сделали! Вот и стоишь теперь в конном строю: за спиной лучники, впереди пешие. И напротив — пешие, конные, лучники. Словно у одного наставника уроки брали. Невпопад вспомнилась игра, привезённая Змеевым сотником из Озёрска — клетчатая доска и костяные фигурки. Вот так и сейчас — фигуры расставлены, все готовы. Кто первый? Обычно — белые. Вот только… кто тут белый? В сравнении с боярами, тут все — белые. Сговориться что ли с братьями, да взять город приступом.

Четвертак хмыкнул в усы, прищурил правый глаз. Какая ерунда в голову перед боем лезет.

— Сокол!

— Я здесь, князь! — привычное величание вырвалось случайно, Сокол прикусил язык.

— Пора начинать. Сбей мне третьего слева пикейщика.

— Почему — третьего?

— А тебе не всё равно?

Сокол понимающе ухмыльнулся.

— И то верно. Подать мой лук!

Лучному бою Сокол учился в Меттлерштадте. Потому и оружие у него длинное, выше роста. Сколько ни старался Четвертак обучить кряжицких — бесполезно: им ближний бой милее расстрела с расстояния. А ведь дай им длинные луки, половину пехоты уложили бы ещё на подходе. Не хотят учиться высокому искусству. Ну, что ж… Сокол для затравки — в самый раз.

Воин воткнул в землю стрелу, встал в позицию, Четвертак отдал приказ пехоте, та расступилась. Лучник взял стрелу, наложил, начал натягивать тетиву. Острие неумолимо приближалось к рукояти, оперение — к уху. Пехота противника заволновалась, дрогнула. В центре образовалась брешь. Раздался свист, и — тетива хлопнула.

Подобная короткому копью стрела пронзила Сокола в грудь. Ещё не зная о своей смерти, лучник успел прогневаться на того, кто осмелился его толкнуть и сбить прицел.

***

— Вот так у нас умеют. — Сидя на заднице, Вторак быстро натянул тетиву, подержал, начал ослаблять. Посмотрел на изумлённых воинов. — Иначе лук сломается — больно силы много. Мечислав! Твоя очередь! Они сейчас опомнятся!

Волхв начал деловито вынимать ступни из петель, привязанных к рукоятям лука. Снял волосяную тетиву, начал наматывать на голову.

— Жир. Тетива пропитывается, служит дольше.

Глядя на лук, ставший обычным, чуть изогнутым посохом, изумлённый Мечислав заставил себя не думать об умениях волхва хотя бы до окончания этой битвы.

— Лучники, к бою!

Пеший строй дрогнул, каждый второй воин зашёл за спину первого, в образовавшуюся «гребёнку» побежали лучники Тверда. Все с длинными луками, у каждого — по полдюжины стрел. Выстроились в линию, натянули тетивы.

— Залп!

Пятьсот стрел отправились к цели. Первый ряд копейщиков сильно поредел. Сейчас Четвертак поймёт, что братья решили его расстрелять издалека и бросит в атаку конницу.

— Залп!

Воины Четвертака сплотили каплевидные — во весь рост — щиты. Почему сплотили? Почему не выпустили всадников? На этот раз упало не больше десятка, да и то раненых. Кому-то, судя по воткнувшимся стрелам, пришило руку к щиту, кому-то ногу. Некоторые даже не покинули строя. Почему они не расступаются и не пропускают всадников?