Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
Змей снова перекинулся в старика, нашёл корягу у бортика, откинул крышку люка, жестом пригласил вниз. Спустились. Гром постоянно кашлял, пытался прочистить горло, зашёл в каморку, ничего не нашёл. Махнул рукой, и, что-то бормоча, направился к выходу.
Тут всё знакомо, только пусто, даже запахи почти выветрились. Не мудрено: все
— После перекидывания голос теряю. Связки. Только свистеть могу. У меня в каморке всегда питьё какое-нибудь стояло. Ну, князь, — Гром концом клюки описал дугу на берег через Глинищу. — Как тебе Броды? Растут?
— Растут, Змевой волей. Идём?
Пока спускались, на том берегу за каменным мостиком собралась галдящая толпа. Впереди всех — Улада, Брусничка и Сарана. По левую руку от Бродской — Дядюшка Хэй, стоит, жмурится, поглаживает длинную куцую бородку, всем видом показывая своё неодобрение. Мечислав приблизился, обнял и расцеловал жён, посмотрел на хинайца.
— Чего наш гость такой недовольный? Неужто, князь не может прокатиться на Змее?
— Князь — может, — покачав головой, с удовольствием проговорил Дядюшка Хэй. Узловатый палец обвиняюще указал на Грома. — А вот бросать своих детей — нехорошо! Ох, не хорошо. Эх, молодые…
Гром выступил вперёд, седые волосы развеваются на ветру, крючковатый нос гордо вздёрнут, ноздри ловят запахи.
— Надежда, выходи.
Из-за юбок княгинь вышла заметно подросшая Змеиха, с опаской посмотрела на отца, тот присел, взял дочь на руки.
— Прости нас, Надежда. Мы никогда раньше не видели новорождённых Лун. Ни я, ни Вьюга.
— Она ещё не совсем Лун, — сказал
— Верю.
— И скажи спасибо княгине Бродской, что вскормила собой твою дочь. Без её молока недоношеная могла не выжить.
— Спасибо, княгиня.
— И учись любить своих детей, — добавил Дядюшка Хэй.
— Научусь. Вырасту и — обязательно научусь.
Мечислав смотрел на Грома, подошедшего к Уладе и прижавшегося к ней щекой; на толпу, что как должное приняла маленькую Змеиху, на вечно непонятно чему улыбающегося Дядюшку Хэя. Губы разошлись, слова вылетели сами, против воли:
— Гром. Помнишь слова корчмаря: «Говорил же ему — пока не сделаешь в плошке — не берись за большое блюдо»?
Слова выскочили, все с удивлением обернулись к Бродскому. Тот развёл руки, улыбнулся удивлённому Грому:
— В Бродах собрались все народы. Улада вскормила своим молоком Змеиху. Нашёл ли ты Змееву Страну, Гром?
Следы понимания отразились в глазах Змея:
— Я и тут неправильно понял Завет? «Потерять», значит — «разрушить»? «Найти», значит — «вернуть, создать»?
— И так тоже. Твой отец доживал свой век среди людей. Он знал наш язык лучше, чем ты сейчас.
Торжественное молчание испортил, как всегда, Ёрш. Обиженным ребёнком, у которого отняли любимую игрушку, несмело спросил:
— Получается, за море не идём?
Эпилог
Младенцем вздохнул Новый Мир, закричал:
«Моя скорлупа прорвалась!
Теперь бесполезно всё то, что я знал,
Над чем проявлял свою власть!»
И новая жизнь началась.
(Густав Меттлерштадский. «Слово о Мечиславе…»)