Змеи Неба и Пламени
Шрифт:
С ночного небосвода я вижу, как один за другим падают драконы, сверкая чешуей, с безжизненными шеями и хвостами, с крыльями, изогнутыми под странными углами. Звук каждого удара сотрясает город. Оглушительный гул при каждом падении тяжелого тела. Грохот рушащихся зданий и содрогающаяся земля от силы столкновений.
— Киреаган! — кричит мой брат Варекс, его голос полон горя и ужаса. Мы с Варексом и Вилар родились в один сезон вылупления — редкость среди драконов. — Киреаган, что происходит?
Катастрофа. Конец света. Голос не подчиняется
— Киреаган! — Это Эшвелон, один из наших командиров, темно-серый дракон с даром ледяного пламени. — Мой принц, мы не можем оставаться на земле. Полетели. Нам нужно подняться.
Под его призывом и подталкиванием острого кончика крыла брата я нахожу силы подняться на крышу ближайшего здания и взлетаю с нее, прежде чем она рушится под моим весом. Человеческие строения, как и их тела, хрупки и слабы.
Эшвелон, Варекс и я взмываем в воздух треугольным строем. Набирая высоту, я замечаю самую высокую башню в городе — ту, о которой говорила Гриммав, ту, что несет флаг капитуляции.
Сестра насажена на этот флагшток, металлический штырь которого пропитан ее кровью. Тело Вилар свисает с крутой конусообразной крыши башни, черные крылья раскинуты на фоне красной черепицы. Белые пятна на крыльях сияют, как отраженный лунный свет.
Мы с Варексом одновременно издаем рев, красное пламя вырывается из моей пасти, а черная магия пустоты — из его. Сфера пустоты, выпущенная Варексом, летит прямо к близлежащему дирижаблю, втягивает все судно внутрь и тут же разрушается сама по себе.
— Это самки, — говорит Эшвелон. — Чувствуете?
Но ни я, ни Варекс еще не прошли свой первый брачный сезон. Мы не имеем той связи с самками нашего рода, что есть у более старших самцов.
— Мы не чувствуем этого, — рычу я на него. — Говори! Что происходит? Какое-то заклинание нацелено на самок в этой битве? Нам стоит сказать остальному клану отступить?
Глаза Эшвелона распахнуты, в них страх.
— Слишком поздно. Они уже мертвы.
Я ощущаю, как огонь нарастает в моем животе. Огонь и паника.
— Все самки-воины, мертвы?
— Не только воины, — Ашвелон медленно бьет крыльями, в его голосе звучит опустошение. — Все. Все самки-драконы, любого возраста, везде.
— Какого хрена?! — выдавливает Варекс.
Все самки-драконы, любого возраста, повсюду.
Я расправляю крылья, делая мощные взмахи, поднимаясь все выше и выше. Остальные драконы следуют за мной, поднимаясь прочь от горящего, поверженного города.
Нас осталось вдвое меньше. Я быстро осматриваю всех, взглядом обшаривая мрак, замечая челюстные шипы и локтевые шпоры у каждого дракона. Все они — самцы.
Эшвелон прав.
Я оборачиваюсь к старшему дракону, у которого на челюстях больше шипов, чем у любого из нас.
— Ты почувствовал это? Это правда? Все они…
— Да, мой принц. — Он плачет, огромные слезы катятся по его чешуе и капают с морды. Я никогда не видел, чтобы самцы плакали. Среди драконов слезы —
Все самки нашего рода, мертвы, а до брачного сезона остается всего одна неделя…
Это никогда не входило в план. Ворейн никогда не давал понять, что их враги способны на такую разрушительную магию. Если бы мы знали, отец никогда бы не согласился на этот союз. Это неправильно, этого не может быть, это кошмар, конец света…
— Киреаган, — Варекс касается кончиком крыла моего. — Что нам делать?
Мой гнев разгорается медленно, но когда вспыхивает, то пылает жарко и яростно. Я чувствую его сейчас — он бурлит в груди, обжигая каждый нерв.
— Мы выясним, кто за это в ответе, — объявляю я остальным драконам, и мой рык разносится по небу. — И мы заберем у них то, что они отняли у нас.
2. Серилла
— Я сама испекла эти пирожные. Хотите попробовать? — Я поднимаю воздушное лакомство, посыпанное сахаром, и протягиваю его воину, сидящему на кровати.
Он смотрел на свои забинтованные пальцы, но теперь поднимает глаза на меня, его взгляд, как раскаленные угли на лице, испещренном пеплом. — Спасибо, принцесса. Со всем уважением, я не в настроении жевать пирожные.
— Может быть, позже? Сладкое всегда поднимает мне настроение, когда я подавлена. — Я вынимаю нежную льняную салфетку из корзинки, которую несет моя служанка, и кладу ее на кровать рядом с ним. Я ставлю пирожное в центр салфетки, слегка поворачивая его, чтобы сахарная корочка выглядела наилучшим образом.
Воин фыркает, пытаясь рассмеяться, но вдруг задыхается и начинает кашлять, расплескивая темную кровь на мою руку. Капли крови покрывают пирожное.
На мгновение все застывают — моя служанка, воин и я с окровавленной рукой.
Мои телохранители делают шаг вперед.
Как палец, пронзающий корочку пирожного, моя блестящая оболочка разрушается. Я чувствую, как это происходит — яркая, ободряющая улыбка медленно сползает с моих губ, отчаянно радостная маска тает в глазах.
— Простите, Ваше Высочество, — хрипит воин.
— Это моя вина, — напряженно отвечаю я. — Это была глупая идея. Вот, вам нужно отдохнуть. — Я смахиваю пирожное с кровати, откидываю одеяло и поправляю подушки, чтобы он мог на них откинуться. — Это приказ вашей принцессы.
Воин откидывается на подушки и подтягивает ноги на кровать. Я не могу не заметить, насколько грязные у него ноги.
— Норрил, принеси мне таз с водой.
Мой телохранитель немедленно подчиняется и ставит таз рядом с кроватью воина. Мой взгляд останавливается на плотной ткани, которой накрыта корзина с пирожными. То, что нужно. Я вытаскиваю ткань, и пирожные рассыпаются. Смочив ткань в тазу, я начинаю вытирать грязь с ног воина.