Змеиная вода

Демина Карина

– А она?

– Сперва возмутилась. Она почему-то везде и во всем видела попытку ограничить её свободу. Она заявила, что не нуждается в деньгах, что Анатолий богат… в общем, с юными девушками разговаривать оказалось весьма непросто, – Одинцов положил руки на подлокотники. – Но затем Надежда успокоилась все же, и мы поговорили. И в Змеевку отправились вместе.

– Ты, она и твоя матушка?

– Я, она и моя жена, – сказал Одинцов. – Я счел, что присутствие матушки будет несколько излишним. А она решила, что это хороший повод

обидеться на мою черствость и холодность. И отбыла на воды.

Бекшеев тихо порадовался, что его матушка не имеет обыкновения лезть в чужую личную жизнь. Может, потому что собственная её довольно увлекательна. Настолько, что того и гляди придется думать о свадебном подарке, как выразился старший брат. А потом еще посмотрел на Бекшеева и сказал, что с этого стоило бы все начинать, и что это Бекшеев подал матушке дурной пример.

И смотрел же превыразительно.

А Зима, при которой это было сказано, сделала вид, что ничего-то не понимает. И сказала, что в жизни наоборот родители подают пример детям.

На том все и закончилось.

– Анатолий мне не слишком понравился. Честно.

– Мне тоже, – признал Бекшеев.

– Причем даже не могу понять, что не так. Он безукоризненно вежлив. Любезен. Пусть не слишком обрадовался моему появлению, но сделал все возможное, чтобы произвести впечатление. Только…

– Гнилью от него тянет, – Зима подняла кружку и поставила её на пальцы. – Такой, внутренней…

– Скорее меня насторожили некоторые его фразы. Такие, знаете ли, вскользь брошенные, но… к словам цепляться как-то не слишком красиво. Тем паче намерения у Анатолия были самые серьезные.

– Они действительно богаты?

– Весьма. Когда-то были примерно одного достатка с Пестряковыми, но во время войны Каблуковы умножили состояние.

Он снова поморщился, однако уточнил:

– Занимались военными поставками…

А это дело довольно выгодное. Особенно, если себя не забывать.

– Сейчас у них несколько заводов, прядильная фабрика и земли, конечно. Анатолий – единственный сын. Он же и наследник. Отец его умер почти сразу после войны, и дела приняла матушка. Женщина весьма строгих нравов.

Бекшеев выразился бы иначе, но пока лишь кивнул.

– Она и предложила подписать договор о намерениях, что уже само по себе говорило о серьезности этих вот намерений. Однако сошлись, что в современных реалиях достаточно будет помолвки. Тем паче, что и сама Надежда не желала скорой свадьбы. Нет, она несомненно любила Анатолия, но… как бы это… ей хотелось работать в школе. Учить детей. Она отлично рисовала, и как-то Ольга обмолвилась, что этот талант стоило бы развить, что можно пригласить наставника и для Надежды. Живописи. А там, глядишь, и отправить во Францию, Италию… там хорошие школы живописи. Если Надежда захочет.

– А Анатолий?

– Солгу, сказав, что это его обрадовало. Напротив, он желал скорейшей свадьбы, но здесь я проявил твердость. Возможно, с моей стороны

это не слишком порядочно, но… – Одинцов сделал выдох. – Я весьма надеялся, что помолвка не закончится свадьбой. Он мне не нравился. Категорически.

– И ты решил соблазнить девочку новыми перспективами?

– Не такими и новыми… но да. Мне подумалось, что Надежда ничего-то помимо Змеевки и не видела. Что, возможно, она влюбилась в Анатолия, поскольку на фоне местных он гляделся этаким принцем. И что, выглянув за пределы своего мирка, Надежда поймет, насколько неприятен этот человек. И лучше бы, чтобы она поняла это до того, как свяжет с ним жизнь. Все же проще не доводить до свадьбы, чем потом с разводом возиться.

– Одинцов, – Зима закинула ногу за ногу. – Ты коварная сволочь.

– Какой уж есть, – он потер щеку. – Ольге удалось найти общий язык с девочкой. Они переписывались. Звонили… я провел в поместье телефон. Знаю, что Надежда присылала Ольге картины. И преподавателя ей нашли… женщину, если ты думаешь обо мне плохо.

– Я не думаю. Я знаю. Ольга настояла?

– Да нет… я решил, что художники – ненадежный вариант.

Зима расхохоталась.

А Бекшеев подумал, что и сам бы действовал примерно так же.

– Одинцов… ты чудовище.

– А ты?

– И я. Я уже говорила, мы все тут чудовища.

– Просто… взрослая жизнь, она такая, – Одинцов развел руками. – Все шло более-менее по плану… насколько я знал. Ольга упоминала, что Анатолию многое не нравилось. То, что Надежда преподает в школе. То, что она учиться живописи. То, что хочет отправиться в Италию… даже не так. Желание окрепло и Надежда стала строить планы. Мы отправили некоторые её работы и получили ответ, что способности у нее имеются. Её готовы были принять в художественную школу. На год. Как минимум. Тогда Анатолий заявил, что если Надежда уедет, он разорвет помолвку.

– А она?

– Она сказала, что ей нужно подумать. Все же она его любила. Страшно расставаться с тем, кого ты любил… даже когда любви уже не осталось. Извините.

– Дальше, – сухо произнес Бекшеев.

– Дальше… она взяла на раздумье три дня. Просила не мешать ей. Мы с Ольгой не звонили. Не торопили. И я бы принял её выбор. В конце концов, это её жизнь… да и развод сейчас не такая и проблема.

– Одинцов… – Зима произнесла это с упреком.

Одинцов же пожал плечами и ответил:

– Он с ней не справился бы. Не тот характер. И рано или поздно, она захотела бы свободы. Она чем-то тебя напоминала… так вот, на третий день позвонила Софья Васильевна. И сказала, что Надежда умерла.

Слово было произнесено. И упало гранитной глыбой.

– Как? – после недолгой паузы уточнила Зима.

– Её нашли в лесу. У реки. Она часто туда ходила. Брала с собой этюдник и рисовала. Она рисовала, когда нужно было подумать. Ольга говорит, что это хороший способ уложить все в голове. Не знаю. Я рисовать не умею.