Змеиные боги
Шрифт:
Утонет, она не сможет выкарабкаться. Она не могла понять, почему руки касаются земли вокруг. Неужели яма может быть настолько узкой? Затопленный колодец, в котором она не сумеет развернуться. Обуянная животным страхом, Смоль распахнула глаза. И не увидела ничего – мутная вода не позволяла понять, где она находится, где дно, где верх. Но бочаг оказался шире. Резкий обрыв, у которого она шагнула, разрастался широкой и глубокой ямой метра на два. Осталось лишь пересилить себя, забыть про сведенную ногу и попытаться найти верх.
Воздух. Перед глазами начали проплывать мушки
Катя была уверена, что почти достигла цели, когда ботинок за что-то зацепился, а костяшку лодыжки сильно царапнуло. Судорога тут же отпустила. Не отпускало лишь это нечто. Ей пришлось вновь вернуться в глубь, в темноту, в которой не разобрать ничего. Свернувшись клубком, она потянулась к ботинку, собираясь выдернуть ногу.
Остатки сил исчезли, растворились в беззвучном крике вместе с последними пузырями воздуха. Она умрет здесь. На неё смотрели ввалившиеся глазницы, ногу сжимала чужая рука. Темно-коричневая, иссохшая и морщинистая, она цеплялась ногтями за край ботинка и царапала лодыжку неестественно вывернутым мизинцем с длинным обломанным ногтем. Широко раскрытый рот с удивительно белым ровным рядом зубов, запавшие щеки, клочья коротко стриженных вяло проплывающих мимо волос. Изо рта медленно, но неумолимо появились хелицеры, за ними, вытягивая толстое тело паука серебрянки, поползли остальные конечности. И держащая ногу тварь улыбнулась. Зубы громко щелкнули за широким брюхом. А затем медленно, неумолимо медленно коричневые обрывки губ начали растягиваться в улыбке.
Сердце ударило по ушным перепонкам, в судорожном всхлипе в легкие хлынула вода. И Смоль поняла, что тьма заволакивает её. Последнее, что её оцепеневшее от ужаса сознание успело отметить – как что-то мощное и скользкое до хруста сжимает ребра.
Если она умерла, то почему с ней так жестоки боги? Грудную клетку раздирала на клочки боль. Боль пульсировала в висках, глотке, прыгала алыми пятнами под веками. Толчок, способный сломать ребра. За ним второй. И тело отзывается само – она заходится в надсадном кашле, выплевывая воду, в носоглотке саднит.
Тело рывком поворачивают на бок, её рвет. Выворачивает наизнанку и полощет болотной жижей. Перед глазами тело странного существа и рука на ноге. Если она выбралась, жадное нечто поднялось следом. И Смоль кричит, отбивается от алчных когтей, пытаясь проморгать ослепшие глаза. Горло дерет от надсадного крика, сердце испуганной птицей выбивается в ледяной воздух. А существо хватает, оставляя синяки заламывает руки. И вместо шума воды в ушах, жрущего любые другие звуки, она слышит низкий мужской крик. Властный, суровый:
– Успокойся! Тише, я говорю, тише!
Она не может, ей нужно освободиться. Сбросить с себя тяжесть, прижимающую к земле. Тяжело дыша, она содрогается, крик переходит в рыдания. Ещё немножко и её снова вырвет на землю. Слова путаются, она не уверена, что их смысл можно донести вообще, но после того, как она начала – прижимающие к траве руки отпускают.
– Там… там что-то есть, я видела, оно шевелилось. Как оно
– Это просто тело. Они долго сохраняются в болоте. Ты просто увидела труп, хватит. – Она и не понимает, что собственные руки судорожно цепляются за траву, оставляя борозды на земле. Грязь забивается под ногти, мажет пальцы. А её переворачивают на спину и рывком сажают – как безвольную куклу. Катя смаргивает слезы, зрение начинает проясняться.
Рыдания уже не забить внутрь, Смоль хватает губами воздух и не может остановиться, тело трясет, наружу рвутся истеричные хрипы. Она не могла взять себя в руки – впервые за долгое время Катерине не удавалось совладать с нахлынувшими эмоциями. Затравленный взгляд тянет к спокойной воде бочага, как она могла его не увидеть? Спаситель с нажимом сжал её подбородок мокрыми пальцами, заставил отвернуться. Перевести взгляд на себя.
Он сидел рядом на корточках. Слишком близко, нос к носу. Одна рука всё ещё держала её подбородок, спокойно поглаживая большим пальцем, вторая упиралась локтем в колено. Наклонившись, он внимательно в неё вглядывался. Длинные тепло-каштановые волосы прилипли к его рукам и спине, оставляли влажные грязные дорожки на высоком, под самое горло, кремовом свитере. Из-под по-девичьи длинных ресниц на неё смотрели насмешливые ореховые глаза. Все его черты были на грани мужественности и женской тонкости, он снисходительно улыбался.
И Смоль укололо сожаление – захотелось, чтобы спокойствие мужчины передавалось воздушно капельным, потому что её продолжало методично колотить. Страх не отпускал, он выгрызал из неё огромные кровавые куски мяса. Пировал, прокручивая в голове страшную картинку: из обезображенного рта выбирается водный паук, челюсть захлопывается.
– Оно шевелилось, слышишь?! Это был не труп. Стоячая вода. Почему оно шевелилось?
Недовольно поджались губы, изгиб бровей стал выравниваться, когда они неумолимо поползли к переносице. Поглаживающая рука на подбородке исчезла, он тихо и проникновенно заговорил. Успокаивающе.
– Успокойся. Ты сильно испугалась, в таком состоянии и не такое покажется. Снимай. – Последнее слово прозвучало почти жестоким приказом. Мужчина выбросил руку вперед. Ловко, настолько быстро, что избитый животным страхом мозг не успел уловить этого движения. Смоль отшатнулась слишком поздно – едва не опрокинулась на спину, упираясь руками в землю по обе стороны от себя. Незнакомец уже тянул вниз расстегнутую ветровку. Куртка зажала локти, когда он потянулся к пуговицам темно-бордового кардигана.
– Нет… – В ответ лишь мягкий горловой смешок, последняя пуговица подло сдалась, обнажая бледный плоский живот и проступающие ребра. – Нет!
Взору незнакомца предстала голая грудь, тонкие полосы ребер, живот. Смоль не любила носить лифчики, небольшой аккуратной груди они были ни к чему. И сейчас её предпочтения делали её предательски уязвимой. Отшатнувшись, она затравленно зашипела, упала на лопатки, вжимаясь хребтом в сырую землю. Руки не хотели выпутываться из липкой и мокрой ветровки, она неловко прикрыла края кардигана, пытаясь скрыть наготу.