Змеиный бог
Шрифт:
Лишь затем, чтоб обнаружить ствол, глядящий ему в глаза.
Музыкальный автомат дотренькал мелодию и притих, уронив модератор на струны, и лишь пение вечерних сверчков доносилось с улицы.
Зицнь! Бум! БАХ!
Механический силок, доныне отдыхавший в луже спирта, вдруг ожил, подпрыгнул и с грохотом повалился на пол; Пако выстрелил, рефлекторно положив пулю в соседнюю цель.
— А-а-а-ай! — заверещал Тощий. Он повалился рядом с «кукушкой», обнимая простреленную лодыжку.
Пеплу этого было достаточно.
Мексиканец не в первый раз стрелялся на баре: стоило Пеплу открыть огонь — торговец махнул через стойку как горилла, не опрокинув бутыль и не разбив ни одного стакана. Он выставил золоченый диллинджер и наугад пальнул несколько раз, а потом затих, и немедленно поднялся, держа на мушке бармена. Масляный Джек трепетал в объятиях торговца, словно усатый сом.
— Хорош баловаться, чико! — Пако сверкнул золотыми коронками. — Не то стрельну его.
Пепел медленно показался из-за столика, по-прежнему держа оружие.
— Я сам его стрельну, — сказал он, взяв револьвер против локтя.
БАХ! Темный фонтанчик хлестнул из ключицы бармена, запачкав испанца.
Масляный Джек вяло уставился на ранение.
— Пепел, — его белое лицо дернулось и обмякло. — Пепел, за что?
— Ты смеялся надо мной, Джек, — отозвался чужак. — Никогда…
Прежде, чем закончить, он сдвинул прицел на полдюйма и спустил курок, метя в голову испанца.
Щелк!
— … этого не делай.
У него кончились патроны.
— А-а… га-га-а! — удивление на круглом лице Пако без перехода сменилось насмешкой. Не тратясь на дальнейшие колкости, он поднял свое позолоченное оружие навстречу слингеру.
На боку американского револьвера завертелся медный маховичок. Пако и бармен внимательно пронаблюдали, как заряжающий механизм — щелк-дзинь, щелк-дзинь, щелк-дзинь, — наполняет барабан, выплевывая отстрелянные гильзы на пол.
Секунду помешкав, мексиканец опрокинул диллинджер назад.
— Чертовы гринго со своими шестеренками. — Пако сдул пороховые газы, спрятал пистолет и уронил Масляного Джека под бар. Потянувшись, торговец достал с полки квадратную бутыль, уцелевшую в перестрелке. — Местное пойло не такие помои хоть?
Мексиканец налил виски в стакан и влил его в себя как ни в чем не бывало, отвернувшись к собранию спиной, обтянутой в кожу с тиснением: «ЛА КОНКИСТА ГРАНДЕ. Петролео-и-комбустиблес», и над кормой штанов, почти по-английски: «Мы уважаем вас!»
Пепел выжидательно прищурился. Он вернул самозарядный револьвер в кобуру, готовый тут же выхватить его снова. Аккуратно переступая остроносыми сапогами, стрелок пробрался между столиков и остановился у выхода.
— Я вот что не пойму, — произнес он, не оборачиваясь. — Как бармен не узнал, что перед ним индеец? Он же не слепой.
— Слепой, — отозвался торговец, давясь крепким виски. — Слепой, я забыл досказать.
— Испоганил весь анекдот, — промычал из-под стойки раненый Джек. — Я ж говорил.
— Еще, —
Он распахнул короткие створки и вышел.
Прямо перед «Енотом», попирая крыльцо передними шинами, стоял мексиканский дизельный лоурайдер. Опасный и длинный как варан, автомобиль осел на гидравлике, скалясь широким радиатором и покачивая фонарями на железных удилах.
Машина представляла собой чарующее зрелище. Вдоль борта тянулись аляповатые росписи с водопадами, пальмами и знойными красавицами в нагрудных повязках и без. Капот был отведен под замысловатую композицию из лика Богородицы в окружении роз, хищных зверей и огнестрельного оружия. Все «муралес», бандитские воздушные фрески, вылиняли и облезли, побитые солью и ветром двух континентов. У Девы Марии, помимо двух воздухозаборников на плечах, росла уж вовсе непристойная борода из дегтя. Мелкие вмятины и пулевые отверстия в дверцах были аккуратно замазаны глиной.
Вот и все, что успел рассмотреть Пепел в этом гибриде искусства и инженерной мысли: из кабриолета выпрыгнули два приземистых латиноса и направили громадные дробовики ему в грудь.
Позади громко отрыгнул Пако.
— А вообще, — объявил он, — разговор к тебе есть, ми компа.
Он прошел мимо американца к машине, хлопнул его по спине и отдал знак бритоголовым ватос-эрманос.
Один бандит распахнул для стрелка облезлую дверцу, а второй дробовиком пригласил его сесть. Сиденье было обито ягуаровой шкурой, и Пепел с удовольствием откинулся назад. Машина заревела и тронулась, качнувшись на шинах. В лицо ему ударил сладкий аромат ночной прерии.
(1х02) Музыка, зеркала и дым
Со стороны гор налетал холодный западный ветер. Одинокий шар перекати-поле, гонимый его порывами, бросился под автомобиль как дикое животное, прочесал по днищу и с хрустом развалился под задними колесами. Пепел зажег было сигару, но раскурить не смог. Приборная доска лоурайдера тлела огнями, а по левому борту гордо парил Эль-Капитан — он же пик Пайкса, бессменный ориентир мексиканской дизельной конкисты.
Пряча глаза под шляпой от колючей пыли, слингер натянул шейный платок до переносицы. Сидевший рядом бандит прохрипел что-то на южном наречии.
— Говорит «не поезд едем грабить»! — перевел Пако, развернувшись к ним. Он добавил пару ленивых испанских словечек. Его спутники загоготали, безразличные к песчаному ветру и холоду сентябрьской ночи, привычные к любой дорожной стихии: и болотам Нью-Орлеана, и бетонным городам Запада, и свинцовым тоннелям воронки Мохаве.
— ВАЙ, КАБАЛЬЕРОС, ПОПОЗУДА ПРА ЛА! — рявкнул Пако, и двое латиносов дружно подхватили бандитскую песню, едва не полностью состоявшую из слов «попозуда» и «вай», которые полагалось реветь, не щадя глотки. Бросив мохнатую баранку, водитель барабанил по приборной доске, хватался за рычаги и попеременно жал педали, раскачивая лоурайдер будто железную лодку. В кабриолете пахло свежим потом, марихуаной и крепкими парфюмами. Еще одна Дева Гваделупская, привешенная к фонарной раме, юлой вертелась на связке четок.