Змеиный король

Хойт Элизабет

Она прочистила горло.

– Войдите.

Дверь открыл Саймон, замерев на пороге. Он по-прежнему был в бриджах, чулках и рубашке, но уже без камзола, сюртука и парика. Лишь спустя мгновение Люси определила, что же выражало лицо мужа. Неуверенность.

– Там ваша комната? – поинтересовалась она.

Саймон нахмурился и оглянулся.

– Нет, гостиная. Ваша, кстати говоря. Хотите взглянуть?

– Да, пожалуйста. – Люси встала, отчетливо сознавая, что под тонкой кружевной рубашкой она совершенно нага.

Саймон

отступил назад, и ее взору открылась розово-белая комната с креслами и канапе. В дальней стене напротив виднелась дверь.

– Ваша комната там? – кивнула Люси в ту сторону.

– Нет, там моя гостиная. Боюсь, она довольно мрачная. Отделкой ее занимался один мой покойный предок, отличавшийся угрюмым душевным складом и нетерпимостью ко всем цветам, кроме коричневого. Ваша гораздо приятнее. – Саймон побарабанил пальцами по дверному косяку. – За гостиной моя гардеробная, столь же унылая, а далее – спальня, которую я, к счастью, переделал под свой вкус.

– Боже правый. – Люси вскинула брови. – Ну и путь вам пришлось преодолеть.

– Да, я… – Внезапно Саймон рассмеялся, прикрыв глаза рукой.

Люси робко улыбнулась, не понимая причины его смеха, не зная, как себя вести теперь, когда они наконец связаны узами брака и остались наедине в своих покоях. Как неловко.

– Что такое?

– Простите. – Он уронил руку, и Люси заметила, что щеки его покраснели. – Не такую беседу я представлял в нашу первую брачную ночь.

«Он нервничает», – догадалась Люси, и оттого собственная ее тревога немного отступила. Развернувшись, Люсинда проследовала обратно в спальню.

– И о чем бы вы желали поговорить?

Она услышала, как Саймон закрыл дверь.

– Я, разумеется, собирался впечатлить вас своим красноречием. Думал, прочесть философскую оду красоте вашего лба.

Люси моргнула.

– Моего лба?

– Мм. Говорил ли я, что ваш лоб внушает мне трепет? – Люси спиной ощутила тепло его тела, когда Саймон приблизился сзади, однако, не притрагиваясь. – Он такой гладкий, белый и широкий, а еще отмечен прямыми суровыми бровями, словно у выносящей приговор статуи Афины. Если богиня-воительница и впрямь обладала таким лбом, как у вас, стоит ли удивляться, что древние греки почитали ее и боялись?

– Вздор, – пробормотала Люси.

– Конечно, вздор. В конце концов, вздор – моя суть.

Люси нахмурилась и развернулась, дабы возразить, но Саймон двигался вместе с ней, и потому лица его она не увидала.

– Я герцог абсурда, – прошептал он ей на ухо. – Король фарса, император пустоты.

Неужели он и правда видел себя таким?

– Но…

– Пустая болтовня – мой главный талант, – не унимался Саймон, как и прежде, оставаясь невидимкой. – А теперь я желал бы поболтать о ваших золотых глазах и рубиновых устах.

– Саймон…

– Об идеальном изгибе вашей щеки, – пробормотал он ближе.

Люси ахнула, когда его дыхание овеяло волоски на

шее. Саймон отвлекал ее флиртом, причем весьма успешно.

– Как много слов.

– Да, я много говорю, слишком много. Придется вам смириться с этим недостатком своего мужа, – заметил Саймон у самого ее уха. – Однако я намеревался отдельно остановиться на дивных линиях ваших губ, воспеть их мягкость и тепло.

Люси ощутила, как желудок сжался.

– И все? – И сама удивилась, как низко прозвучал голос.

– О нет. Затем я перешел бы к вашей шее. – Его ладонь погладила воздух в дюйме от горла Люси. – Какая она изящная, какая утонченная, как я мечтаю ее лизнуть.

Люси едва могла набрать воздуха в грудь. Саймон ласкал ее одним только голосом. Боже правый, выдержит ли она, когда в ход пойдут его руки?

А Саймон, тем временем, продолжал:

– Ваши плечи, такие белые и нежные. – Ладонь его парила над ее кожей.

– А потом?

– Я желал бы воспеть вашу грудь. – Голос Саймона стал глубже, грубее. – Но сперва мне нужно ее увидеть.

Люси судорожно вздохнула. Саймон шептал ей на ушко, окутывал теплом своего тела, но не делал попыток коснуться. Люси нащупала у горла завязки ночной рубашки и медленно потянула за одну. Шелест скользящего шелка прозвучал в тишине спальни невероятно интимно. Края рубашки разошлись, обнажая верх грудей Люси, и у Саймона перехватило дыхание от вида этих округлостей.

– Такая прекрасная, такая белоснежная, – пробормотал он.

Люси сглотнула и дрожащими пальцами стянула ткань с плеч. Ни разу в жизни она с такой охотой не обнажалась перед другим человеком, но ее подстегивало потяжелевшее дыхание Саймона.

– Я вижу мягкие холмики, тенистую ложбинку, но не сладкие вершины. Позвольте мне увидеть их, ангел мой. – Голос его дрогнул.

При мысли, что она способна заставить этого мужчину дрожать, нечто чисто женское, примитивное всколыхнулось в душе Люси. Ей захотелось открыться ему, своему супругу. Она зажмурилась и стянула вниз рубашку. От прохлады оголенные соски затвердели.

Саймон перестал дышать.

– Ах, боже, я помню их. Знаете, чего мне стоило уйти от вас той ночью?

Люси покачала головой. В горле сдавило. Она тоже помнила, сколь страстно взирал Саймон на ее обнаженную грудь, помнила свою распущенность и желание.

– Я тогда едва сдержал себя. – Руки Саймона зависли над ее грудью и, все так же паря, обвели очертания. – Мне столь отчаянно хотелось вас коснуться.

Ладони его были так близко, что Люси ощущала их жар. Однако Саймон к ней не притронулся. Пока нет. Люси поймала себя на том, что тянется к его рукам, предвкушает первое прикосновение. Она высвободилась из рукавов рубашки, но сжала ткань у талии, не давая соскользнуть на пол.

– Я помню, как вы себя ласкали. Здесь. – Ладони Саймона, готовые накрыть ее грудь, замерли у сосков. – Вы позволите?