Змей Горыныч и Клубок Судьбы
Шрифт:
— Здесь она, спит, — наконец успокоил он ученика, — можешь убедиться, только тихо.
Они спустились обратно. Горыныч подвел юношу ко второй двери, ведущей из прихожей. Осторожно приоткрыл, так чтобы заглянуть можно было только одним глазком. Что Иван немедленно и сделал. И обомлел. На широкой перине, разметав темно-русые волосы по подушке, спала девочка примерно его возраста. Нет, эта Алена не походила на ту, что смотрела с картины. Она была… прекраснее — другого слова юноша подобрать не сумел.
Не дав как следует налюбоваться, ящер прикрыл дверь:
— Пускай отдыхает. А мы пока позавтракаем. Заодно подумаем, как ее не напугать.
— Чем?
— Не чем, а кем. Мной.
Она проснулась.
Никого рядом не было. Но кто-то ведь должен был привести или принести ее в этот дом, в эту комнату, уложить в эту кровать! Она попыталась хоть что-нибудь вспомнить. Странно, воспоминания были отрывочны, и их оказалось чрезвычайно мало. Два.
Она смутно помнила себя бегущей за странным человеком в зеленом костюме, с шарфом вокруг шеи. Зачем ему шарф? Тепло ведь, весна в самом разгаре! А она бежит и клянчит: «Дядя! Дай гривенник!» А он ей — яблоко. Вкусное яблоко, сочное. Но откуда у него весной свежее яблоко? Столько вопросов! Странный человек, подозрительный. И зачем она только за ним бежала? Надо было отстать и поискать кого-нибудь еще. Благо до города дошли… Дальше воспоминание обрывалось.
В следующий раз опять был этот непонятный человек. Только теперь он выглядел несколько старше. С ним еще двое: мужчина и женщина. Но все как-то туманно. А потом она неожиданно оказалась в саду. За садом дом, большой, красивый. И никого рядом. Пойти попросить поесть? Страшно. Но есть-то хочется. Она поднялась с травы и только сейчас обнаружила перекинутую через плечо суму. Раньше девочка ее не помнила. Нет, у нее точно ничего подобного прежде не было! Не задаваясь вопросом, откуда, она просто сунула в суму свой любопытный носик. Ее ждал сюрприз.
На дне обнаружились кисти. И какие кисти! Не у всякого художника сыщутся подобные. Эта мысль ее нисколько не удивила. Словно она всю жизнь только живописью и занималась. Кроме кистей из сумы она неожиданно достала тюбики с красками, палитру, складной планшет и отрез холста локтя с три. Как все это оказалось в практически пустой суме, девочку не интересовало. Она придумала, как сможет отблагодарить хозяев дома, если те согласятся ее накормить. А может даже и на ночлег пустят.
Такая перспектива вдохновляла, и девочка удивительно легко и быстро написала милый натюрморт с яблоками, грушами и жареной курицей. Сначала показалось, что последняя вписывается в картину плохо.
— Ничего-то у меня не получается, эх! — горько вздохнула она, разглядывая непонятно откуда появившуюся на холсте жареную тушку. Но от нее так вкусно пахло! Девочка сглотнула слюну и еще раз тяжко вздохнула.
А потом произошло это.
Картина налилась живыми красками, неожиданно потяжелела — и вот уже на коленях девочки скатерка, а на ней всамделишные яблоки, груши и даже курица! Ни секунды не колеблясь, девочка отломила ножку и впилась в нее зубами.
Насытившись, она раздумала стучаться в дверь. Тем более, что дверь была явно не парадная. Немедленно могли возникнуть вопросы, кто она и что делает в этом саду. Толком объяснить это девочка не смогла даже самой себе. Так что, она просто решила посмотреть, что еще есть в округе. Дом, оказывается, стоял на самом краю небольшого городка. Городка, смутно ей знакомого. На площади наверняка стоит ратуша и есть столовая. Странное слово — столовая. Оно не понравилось девочке. А вон тот человек в синей одежде и фуражке для нее опасен. Ему на глаза лучше не попадаться. А в доме, куда она сначала собиралась проситься, жил раньше городской волшебник. Теперь не живет. Теперь в нем живет кто-то другой, кого все горожане боятся, но ничего с ним сделать не могут. Интересно, почему?
А еще интересно, почему ей здесь так
Вот в чем дело. Вот почему ей здесь не место. Вот почему ей грозит неведомая опасность. И тому, в особняке, тоже. В этом городе не осталось места волшебству.
Она вернулась в сад и быстро нарисовала предостережение. Картина, написанная в тревожных красных тонах, осталась сохнуть на пороге дома. Ее автор пыталась бежать из Нашего города. И у нее ничего не получилось. Дорога снова и снова приводила ее к распахнутой калитке и выцветшему плакату «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГОРОД НАШ!»
В отчаянье напуганная девочка вернулась в сад. Сбежать не вышло, значит, нужно спрятаться, решила она. Хорошенько спрятаться, так чтобы никто не нашел. Нет, не так. Ее должны найти, но лишь настоящие друзья, готовые помочь ей спастись. Надо лишь придумать, где можно надежно укрыться. Точно не в городе. Лучше всего прятаться в лесу, в глухой чаще, на берегу маленького озерца. И летом. Она живо представила себе картину, захотелось немедля ее нарисовать. Уже в свете луны девочка вновь распаковала суму и принялась творить. Работа спорилась, получалось быстро и очень красиво. Так и подмывало заглянуть, в еще недописанную картину, очутиться в ней.
Близилась полночь, когда девочка с готовым холстом подошла к задней двери дома чародея. Она глубоко вздохнула, громко постучала в дверь и шагнула в картину. Холст плавно расправился рядом с витязем, борющим крылатого змея. Она так и не узнала, как холсты преобразились в гобелены. Она вообще больше ничего не узнала.
На стук вышел ящер в пушистом домашнем халате и тапочках-кроликах. Никого не обнаружив, он посмотрел под ноги. Поднял гобелены с крыльца и водрузил их на стены прихожей.
Часы на ратуше пробили дюжину раз.
Глава 52
И вот теперь она лежала на громадной мягкой перине и пыталась вспомнить хотя бы собственное имя. И не могла. У нее не было имени. Никто не удосужился назвать ее. А раз так, почему бы ей не выбрать имя самостоятельно? Но какое? Она никогда прежде не слышала имен. Как люди называют себя и друг друга? Девочка осмотрелась. На что бы ни падал взгляд, какой бы предмет ни попадался на глаза, она немедля примеряла его имя на себя. Кровать, перина, подушка — все не то! Она откинула одеяло и посмотрела на свои руки. На левом запястье завязан шнурок, фенечка, сплетенная из трех ниток: красной, синей, желтой. Девочка залюбовалась. Три нити, просто и красиво. И звучит!
— Три Нити, — произнесла она. Ей понравилось. Да, теперь ее будут звать так!
Пока девочка выбирала себе имя, в гостиной Горыныч рассказывал Ивану:
— Я все ждал, когда ты из транса выйдешь, а ты все сидишь, уставившись на картину и не шевелишься! Я уже бояться начал. Я ведь не сказал тебе, как обратно возвращаться! Ты так до самой перезагрузки просидел. А потом я просыпаюсь, выхожу. Тебя, разумеется, нет. Зато на твоем месте она лежит. Свернулась калачиком, почти как на картине, и спит. Ну, я будить не стал, отнес ее в спальню. Думаю, придешь — вместе решим, что делать.