Змея и Крылья Ночи

Бродбент Карисса

Я решила сообщить ему хорошие новости, потому что он, вероятно, нуждался в них.

— Министер принял просьбу Мише.

— Он что? — Он напрягся, как будто он инстинктивно хотел повернутся, чтобы посмотреть на меня, но ему пришлось остановить себя.

— Ниаксия, должно быть, передумала.

Он испустил долгий вздох — настолько облегченный, что даже не вздрогнул при следующем стежке.

— Ты это сделала, — сказал он наконец.

Я моргнула. Он думал обо мне лучше, чем я предполагала, раз так быстро пришел к такому выводу.

Это было… трогательно.

— Нет, — сказала я. — Может быть, они поняли, что это просто имело наибольший смысл.

— Ты ужасная актриса. — Я слышала улыбку в его голосе. Достаточно теплая, чтобы унять жжение в правой руке. Почти достаточно теплая, чтобы заставить меня забыть о том, как губы Министера прижались к моей коже.

— Мы можем отвести ее куда-нибудь, когда солнце сядет, — сказала я.

— Я что-нибудь придумаю. Надеюсь, она будет слишком сонлива, чтобы спорить.

Еще три шва. Мне пришлось сделать паузу, чтобы вытереть руки выброшенной рубашкой Райна, оставив красно-черные пятна на немногих оставшихся чистых участках.

Райн сказал тихо, как будто не хотел говорить:

— Я не видел ее такой очень, очень давно.

— Ее раны уже начинают заживать.

— Я беспокоюсь не об этом. Это…

Он запнулся. В тишине мучительные слова Мише эхом отдавались в моей голове.

Он бросил меня. Я звала и звала, а он не приходил.

Только сейчас до меня дошло, что она говорила не о Райне.

— Ты знаешь, что она пыталась сделать, когда мы нашли ее? — сказал он, голос его был полон тихого гнева. — Она пыталась призвать Атроксуса. Ее магия подвела ее, и она не смогла ее вернуть. Она была там с этими демонами и этим чертовым Ночным огнем, умоляя своего бога о помощи. Если бы она умерла там, последним, что она услышала бы, было бы его молчание.

Его пальцы сжались на ткани, когда я делала очередной стежок.

— Я говорил ей, что это случится. Ей было больно каждый раз, когда она использовала эту магию. И я сказал ей, я, черт, сказал ей, что однажды он перестанет отвечать. Что Бог Солнца не позволит одному из детей Ниаксии… — он с отвращением выплюнул это слово. — использовать свою силу. Но она просто…

Ожоги на руках Мише. Годы и годы. Внезапно многое приобрело печальный, нездоровый смысл.

— Как она вообще смогла это делать? — спросила я. — Владеть этой магией?

— Она была жрицей. Раньше. Когда она была человеком.

Мои брови вскинулись.

— Жрица Атроксуса?

— М-хм. В Пачнае. Она приехала сюда для какой-то миссионерской работы. Разве это не странно? — Он издал короткий смех, который прервался, когда он вздрогнул. — Миссионеры, приезжающие проповедовать гребаным вампирам. И вот тогда-то это и случилось. Тот, кто обратил ее, оставил ее там умирать. Наверное, решил, что у него будет хорошая маленькая вечная рабыня, если она выживет, и, по крайней мере, приличная еда, если нет. Решил, что с ней слишком много проблем, когда она заболела, и ушел. Она даже не понимала, что он делал с ней.

Я давно привыкла к беспечной жестокости

вампиров. Но мне все еще было тошно представить, через что пришлось пройти Мише, иноземке, едва ли старше подростка.

Я снова вспомнила рот Министера на моей коже, который был всего несколько часов назад. Вспомнила поцелуй на горле, зубы и боль, а потом рывком вернулась к реальности, когда Райн выругался, потому что я слишком сильно уколола его.

— Прости. — Я выпрямила руку. — Кто? Кто это был?

— Хотел бы я, знать. Я даже не знаю, из какого она Дома. Она мне не скажет. Если бы я узнал…

Он издал низкий вздох, в котором прозвучали всевозможные бессловесные обещания.

Черт, я бы помогла.

— Меня убивает то, — сказал Райн, — что этот ублюдок даже не знал и не заботился о том, что забирает у нее буквально все. Даже не позаботился о том, чтобы дотащить ее до населенного пункта, прежде чем оставить умирать. А теперь…

И теперь последний остаток ее человечности исчез.

— Им все равно, — тихо сказала я. — Им никогда не было дела.

— Нет. Их это никогда не волнует. А иногда… — Он напрягся. Может быть, из-за шва. А может, и нет. — Иногда мне стыдно называть себя одним из них.

Я не хочу смотреть, как ты становишься одной из них, сказала мне Илана.

И до этого момента, до этого самого момента, я даже не думала об этом, как о том, что мне придется от чего-то отказываться. Я подумала об этом только когда я услышала в голосе Райна боль, не имеющую ничего общего с ранами на его спине.

— Каким оно было? — спросила я. — Твое обращение?

— Сиськи Иксы. У тебя действительно ужасные манеры, принцесса.

Я слышала выражение его лица. Мой рот сжался. На моем лице почти появилась улыбка.

Я не думала, что он ответит, но он сказал:

— Это похоже на смерть. Я почти ничего не помню.

— Кто?

— Вот это вопрос, на который я не могу ответить в такой момент. — Его ответ плавно перешел в шутку. С упреком. Вполне справедливо.

Я закончила последние два стежка, затем полюбовалась своей работой.

— Как все выглядит? — спросил он.

— Чертовски ужасно. — Ответила я честно.

Он вздохнул.

— Просто потрясающе.

Кровь все еще покрывала остальную часть его спины. Я взяла полотенце и осторожно вытерла ее с его плеч, боков и, наконец, по середине позвоночника.

Там я приостановилась, подняв ткань наполовину. Я была права — след по центру спины был шрамом, большим шрамом, гораздо более старым, чем сегодняшние раны. Он вырезал большой треугольник в верхней части спины, а затем спускался по центру. Может быть, ожог?

— Откуда у тебя это?

— Ну уж нет. Так не пойдет. — Застонав от боли, он поднялся. — Мне больше не нужно отвлекаться, а значит, я не обязан отвечать на твои вопросы.

Я тоже встала, разминая занемевшие пальцы правой руки. Он повернулся ко мне, уголок его рта искривился, он явно собирался сказать что-то оскорбительное, но потом он заметил, что я потираю перевязанное запястье, и его лицо изменилось.