Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах
Шрифт:
— Поди-ка сюда, любезный, — распорядился Менев, — я надеру тебе уши.
«Любезный» не спешил выполнять приглашение и остался стоять, где стоял.
— Не меня, милостивый благодетель, драть надо, — смиренно возразил он, — а вот этих сумасбродных баб; разве я виноват, что каждая из них втемяшила себе в голову, будто я в нее влюблен.
— Мы во всем разберемся, ты только подойди ко мне, сын мой, — увещевал Менев.
— Не могу, отец родной.
— Это почему же?
— Они всю рубаху на мне разорвали, эти ведьмы, которые по ночам скачут верхом на помеле в Киев.
—
— Неприлично в таком виде, не могу же я вас опозорить перед этими господами, нет, не могу.
— Ты пойдешь, наконец? — снова вмешалась Квита.
— Не слышишь, что тебя барин кличет? — присовокупила, со своей стороны, Софья.
— Давай, давай! Вперед! — крикнула Дамьянка и крепко поддала ему в ребра.
Тут он неожиданно развернулся и влепил ей в ответ увесистую оплеуху. Плотного сложения дивчина на мгновение отпрянула, потом, как кошка, вцепилась ему в лицо, а Квита и Софья составили ей компанию. Завязалась дикая потасовка.
Зиновия, видя такое дело, вернулась обратно, и Карол с двумя револьверами последовал за ней — от греха подальше.
Тут появилась Наталья; в красных мужских сапогах она энергично ступила в озерцо, так что вода взметнулась брызгами, а полы ее кацавейки начал безжалостно трепать ветер.
— Прекратите! — приказала она, взмахнув нагайкой. — Вы трое убирайтесь к себе, а ты, Ендрух, немедленно подойди к моему отцу.
— Прошу вас, милостивая барышня… — решилась было возражать Квита.
— Ни слова больше! — крикнула Наталья, и поскольку Ендрух не двигался с места, она довольно доброжелательно подтолкнула его вперед. Бедняга потерял равновесие и свалился с доски в озерцо, которое, казалось, чавкающими звуками выразило радость по поводу этой нежданной жертвы. Когда Ендрух снова поднялся на ноги, все вокруг хохотали: невозможно было и дальше на него сердиться.
— Боже мой, что у тебя за вид? — воскликнула Дамьянка.
— Ты похож на мавританского царя среди трех восточных волхвов, — сказала Софья.
Потом три девушки обступили его и отвели на кухню. Там одна стала умывать его, другая — расчесывать, третья тем временем приводила в порядок пострадавшую одежду и сапоги, а сам виновник этой суматохи восседал, как паша, в середине и улыбался.
36. Боевая вылазка
Хочу от всех подальше женщин быть,
Они безудержны, неукротимы в счастье.
Было воскресенье. Весенний ветер по-прежнему дул над равниной. Снег, тая, стекал ручьями и образовывал небольшие пруды. Реки вскипали, голые макушки деревьев время от времени отбивали поклоны, облака, точно надутые паруса, плыли по ясному небу, и катилось сияющее колесо солнца. Прозрачный звон колоколов приглашал к службе. Симпатичные молодые крестьянки в праздничных нарядах, подобрав юбки до колен и держа в руках большие сапоги, босиком шлепали по лужам в сторону церкви.
Камельян Сахаревич только что прикатил в Михайловку и, вытанцовывая на доске, ведущей от подножки его бричкик крыльцу, добрался до дома. Менев принял его очень
В будние дни Сахаревич всегда носил черный кафтан, но по воскресеньям облачался в голубой. В голубом он был и сегодня. Его физиономия, будто покрытая зеленой патиной, как лик императора на римской монете, пролежавшей в земле тысячу лет, выглядела курьезно и совершенно не гармонировала с ангельским цветом данного одеяния, да вдобавок фактор еще улыбался.
— Скажи-ка, Камельян, — начал Менев, — не мог бы ты одолжить мне небольшую сумму, случаем…
— У меня с собой пятьсот флоринов, — как бы ненароком вспомнил фактор. — Если ваша милость желает…
— Давай их сюда.
Дело было сразу улажено, после чего Камельян прошмыгнул в комнату Аспазии. Здесь у него тоже «случайно» обнаружились пятьсот флоринов, которые пришлись очень кстати госпоже Меневой. Затем он распаковал свои сокровища. Он доставил оба мужских костюма, заказанные Аспазией и Лидией, и с удовольствием показал два других, приготовленные им для графини и Брониславы Бадени. Перед обедом две вышеозначенные особы прикатили в Михайловку на коляске, доверху уставленной коробками и пакетами. Когда Ендрух с Софьей перетаскивали вещи в горницу Зиновии, все очень напоминало какой-то заговор: слышалось позвякивание оружия, поблескивали стволы пистолетов.
— Вы, похоже, войну вести собираетесь? — насмешливо поинтересовался Менев.
— Да, против вас, мужчин, — отрезала Аспазия, которая в последнее время обходилась с мужем как с подчиненным.
Сразу после застолья дамы, тихонько посмеиваясь, переоделись — и затем все вместе нагрянули в столовую, чтобы покрасоваться перед Меневым. Все они были в высоких сапогах, широких шароварах, обильными складками ниспадавших на голенища, длиннополых шнурованных куртках и с маленькими папахами на головах. Высокая стройная Бронислава смотрелась ничуть не хуже Зиновии. Так могли бы выглядеть Екатерина Великая и княгиня Дашкова в тот знаменательный день, когда первая начала революцию против своего венценосного супруга, внезапно появившись в Красном кабаке. [80] Аспазия, напротив, была похожа на опереточную диву, исполняющую мужскую роль, графиня — на молодого студента, а Лидия являла собой карикатуру на Диогена.
80
Имеется в виду кабак на дороге из Петербурга в Ораниенбаум.
Наталья окинула их отнюдь не дружелюбным взглядом, однако промолчала. Но когда Менев, не удержавшись, отпустил несколько комплиментов в адрес Зиновии и Брониславы, ее терпению пришел конец.
— Вы двое и правда хорошо выглядите! — воскликнула она. — Сама я не стала бы показываться в таком наряде, но ваш вид, по крайней мере, не оскорбляет глаз. А вот мама, мне кажется, уже не в том возрасте, чтобы выкидывать подобные фокусы. Ты же, Лидия, — ты просто умора!
— В тебе говорит зависть, — обиженно возразила последняя. — Впрочем, твоего мнения никто и не спрашивает.