Знак вопроса 2002 № 03
Шрифт:
То, что мы видим сейчас на пыльном берегу Тигра, — результат нескольких реставраций. Первая из них была произведена при османском султане Абдель-Азизе в 1825 году. Однако окончательно привели здание школы в порядок лишь в 1962 году, к 1200-летнему юбилею со дня основания Багдада.
Вход в ал-Мустансирию находится на узкой и тесной улочке ал-Харадж — составной части сука — и представляет собой глубокую нишу на глухом кирпичном фасаде. Ниша украшена тонким резным орнаментом и узорной арабской надписью, под которой едва видны небольшие ворота. Само здание школы прекрасно описано О. Г. Герасимовым: «Внутри, за высокой оградой, находится небольшой дворик с бассейном. На каждой стороне прямоугольного здания встроена высокая стрельчатая ниша (айван) с роскошным сталактитовым сводом и фасадом в форме ломаной в центре арки, украшенной геометрическим орнаментом. Этот архитектурный тип четырехайванной мечети, классическим образцом которого считается школа ал-Мустансирия, сложился на основе традиций ирано-сасанидского зодчества. По обе стороны от каждого ай-вана на уровне первого и второго этажей расположены кельи студентов.
Можно добавить, что ранее посередине внутреннего двора школы находился фонтан, вода в который подавалась из Тигра с помощью огромного водоподъемного колеса, а на внешнем фасаде здания, над входом, были установлены часы, сделанные багдадским мастером Нур ад-Дином. И хотя далеко не все части ал-Мустансирии полностью сохранились до наших дней, она и поныне имеет около ста комнат и залов разной величины. В целом архитектура и оформление школы поразительно близки расположенному неподалеку Аббасидскому дворцу.
К XIII веку относится и гробница Зумурруд Хатун — жены халифа ан-Насира. Гробница расположена на западном берегу Тигра, на старинном кладбище, вблизи полотна железной дороги Берлин — Багдад — Басра. Самое поразительное, что народная молва до сих пор называет этот мавзолей гробницей госпожи Зубайды, то есть жены Харуна ар-Рашида, умершей за четыре столетия до Зумурруд Хатун. «Среди множества скромных, похожих друг на друга как две капли воды кирпичных могил мавзолей Зумурруд Хатун выделяется своими размерами и формой. Он представляет собой восьмигранное здание из обожженного кирпича, расчлененное на два яруса. Нижний украшен неглубокими нишами. Мастера-каменщики, используя кирпичи разных размеров и помещая их под разными углами, украсили стены мавзолея, особенно в верхнем ярусе, искусным геометрическим орнаментом. Фигурная кладка стен сочетается во многих местах с лепными украшениями из терракоты. Над этим зданием возвышается высокий продолговатый купол, напоминающий по своей форме гроздь сот. Каждая такая сота имеет в верхней части отверстие, через которое внутрь гробницы проникает свет, освещающий… мраморное надгробие».
Этими словами, взятыми из книги О. Ковтуновича и С. Ходжаш, мне и хотелось бы закончить описание архитектурных памятников аббасидского времени, уцелевших в Багдаде до наших дней.
Однако мой рассказ о путешествии в далекое прошлое иракской столицы будет неполным, если не упомянуть о знаменитой Золотой мечети ал-Казимейн, расположенной в северо-западном пригороде Багдада. Она окружена со всех сторон лабиринтом плотно застроенных узких и грязных улиц, базарных рядов и пыльных площадей. И на этом унылом и сером фоне мечеть действительно кажется каким-то фантастическим, неземным видением, сказочным райским дворцом. Ее здание увенчано двумя близко расположенными тяжелыми золотыми куполами, а по краям мечети вздымаются ввысь тонкие стройные силуэты четырех минаретов со сверкающими на солнце золотыми башенками. Стены выложены голубыми изразцами, соперничающими по глубине красок с синим южным небом. Мечеть ал-Казимейн — один из наиболее почитаемых религиозных памятников мусульман-шиитов. Здесь погребены два духовных вождя шиитов — имам Муса и его внук, имам Казим ал-Джавад. Мечеть над этими священными гробницами была возведена лишь в XVI веке и с тех пор многократно перестраивалась, пока не приняла настоящий вид. Особенно большие изменения были произведены в 1813 году, когда позолотили оба купола и часть минаретов, а потолок гробницы покрыли золотом, эмалью, цветным стеклом и кусочками зеркал, деревянные двери заменили серебряными. В 1906 году над могилами имамов был воздвигнут массивный серебряный саркофаг. Пройти внутрь и посмотреть на все это великолепие не мусульманину практически невозможно. Поэтому мы довольствовались лишь внешним осмотром здания мечети, обойдя ее кругом.
Весной 1985 года в столице Ирака часто бушевали сильные ветры и песчаные бури. В такие дни, бродя по улицам города, окутанного облаками слепящей желтой пыли, можно легко представить себе и общий облик Багдада эпохи халифов, и наиболее величественные из его архитектурных сооружений — дворцы, мечети, бани, базары, школы и мосты. Но когда ветер внезапно стихает, а воздух вновь становится прозрачен и свеж, миражи прошлого быстро исчезают, и перед вами вместо призраков Али-Бабы и Синдбада-морехода возникает панорама современного города-гиганта, широко раскинувшегося по обеим берегам полноводного Тигра.
Багдад сверкает огнями новых роскошных гостиниц, фешенебельных ресторанов и жилых домов. Великолепные автодороги, эстакады, туннели и развязки опоясали весь город. Построен новый, ультрасовременный аэропорт. Возведены многочисленные здания, банки, учреждения. Вместо прежних шести уже двенадцать мостов соединяют теперь речные берега. Но следы прошлого еще хорошо видны здесь буквально на каждом шагу. Налицо живая связь времени, преемственность поколений. Так было раньше, так будет и впредь. Вечный город всеми своими помыслами устремлен теперь в будущее. Но когда глубокой ночью гаснут на улицах огни фонарей и реклам и Багдад засыпает, утомленный заботами прошедшего дня, он видит чудесные сны о блестящих халифах и мудрых визирях, томных красавицах и пронырливых купцах, храбрых воинах и отважных путешественниках, воспетых в бессмертных сказках «Тысячи и одной ночи».
В. И. Гуляев[5]
РАСКРЫТА ЛИ ТАЙНА
СВЯЩЕННОГО
К читателям
Древних майя никак не назовешь народом-призраком, бесследно растворившимся в глубинах прошедших тысячелетий. До сих пор почти два миллиона прямых их наследников и потомков населяют юг Мексики, Гватемалу, Белиз и часть Гондураса. В вечнозеленых джунглях Центральной Америки разбросаны руины десятков великолепных майяских городов. Полки музеев Старого и Нового Света забиты изящной расписной керамикой, статуэтками, украшениями из нефрита, кости и раковин — вещами, добытыми археологами в ходе раскопок майяских поселений и могильников. Но в том и состоит парадокс, что еще сравнительно недавно мы не знали об истории этой самой блестящей цивилизации доколумбовой Америки практически ничего. Это было какое-то «царство молчания». Подлинные названия городов и областей, имена правителей, полководцев, художников и жрецов, все важнейшие события майяского прошлого оставались для исследователей книгой за семью печатями. И никто не имел ни малейшего представления о том, как проникнуть в ее тайны.
Положение заметно изменилось к лучшему после того, как ученые открыли и перевели с майяского языка рукописные тексты книг «Чилам Балам», названные так в честь знаменитого индейского жреца-прорицателя Чилама Балама, жившего на полуострове Юкатан накануне прихода испанцев. Эти книги были созданы майя уже после испанского завоевания, в XVI–XVII веках, для того, чтобы сохранить в памяти потомков воспоминания о своем великом и славном прошлом. Они написаны на майяском языке, но буквами латинского алфавита и содержат причудливую смесь из сведений исторического, мифологического и астрономического характера. Видимо, какая-то часть этих книг была переписана прямо с древних иероглифических рукописей, избежавших уничтожения на кострах испанской инквизиции. Другие записывались «по памяти», то есть со слов старых майяских мудрецов — хранителей исчезающих знаний. Туда же вошли и более поздние события из жизни майя XVI–XVII веков и даже переводы из церковных испанских книг. Задача исследователей состояла как раз в том, чтобы из хаотического нагромождения вымысла и правды выбрать достоверные сведения о древних майя и составить из них более или менее связную историческую картину. На помощь им пришли свидетельства ранних испанских летописцев, монахов и чиновников, которые застали еще культуру индейцев во всем ее блеске и великолепии. Немалую пользу принесли и многочисленные археологические находки из укрытых в вечнозеленых джунглях древних майяских городов. Общими усилиями ученых разных стран удалось, наконец, проникнуть и в это «царство молчания», и «великий немой» — древние майя — заговорил с потомками во весь свой могучий голос. И если все, что мы знали до сих пор о майя, казалось нам чуждым и далеким прошлым, отраженным только в мертвых памятниках архитектуры и искусства, то теперь, по крайней мере, последний отрезок майяской истории с X по XVI век предстал перед нами так же, как история любого другого известного нам древнего народа, с ее войнами, восстаниями и династическими распрями. Об одном из наиболее драматических и ярких эпизодов в жизни майя и пойдет ниже речь. Итак, место действия — полуостров Юкатан (Мексика). Время действия — за триста лет до Колумба.
Карта полуострова Юкатан
с основными городами майя X–XVI вв.
ГОРОД У ДВУХ КОЛОДЦЕВ
Конец XII века. На полуострове Юкатан сложилась весьма напряженная политическая ситуация. Правители Чичен-Ицы — самого могущественного города в этом районе — собирали со своих соседей все большую дань. Десятки людей требовались и для регулярного исполнения кровавого обряда человеческих жертвоприношений в «Священном Колодце» Чичен-Ицы. «У них был обычай прежде и еще недавно, — писал в XVI веке испанский епископ Диего де Ланда, — бросать в этот колодец живых людей в жертву богам во время засухи… Бросали также многие другие вещи из дорогих камней и предметы, которые они считали ценными. И если в эту страну попадало золото, большую его часть должен был получить этот колодец из-за благоговения, которое испытывают к нему индейцы…»
Засуха для этих мест — явление довольно частое. На полуострове Юкатан, плоской, выжженной солнцем, известняковой равнине, нет ни рек, ни ручьев, ни озер. Лишь редкие естественные колодцы (это глубокие карстовые воронки) постоянно хранят здесь драгоценную живительную влагу. Испанцы, вслед за майя, называли эти колодцы «сенотами» (искаженное от майяского слова «ц’онот» — «колодец»). Там, где были сеноты, еще в глубокой древности возникли и развивались крупные центры цивилизации майя. Место, на котором в VI веке нашей эры возник город Чичен-Ица, особенно благоприятно в этом отношении. Здесь желтую юкатанскую равнину прорезали сразу два больших естественных колодца, расположенных на расстоянии около 800 метров друг от друга. Само название «Чичен-Ица» навсегда увековечило данный факт: «чи» на языке майя означает «устье», «чен» — «колодец», а «ица» — имя племени или группы майя. «Устье колодцев Ицев» — вот дословный перевод названия города.