Знак вопроса 2002 № 03
Шрифт:
Неподалеку от этого города, в Дикдиккахе, археологи нашли четыре глиняных конуса с надписями правителя Ур-Намму (конец III тысячелетия до н. э.). В надписях упоминается о каком-то месте регистрации. где правитель задерживал для досмотра корабли, идущие из страны Маган, и которое находилось на берегу моря, то есть Персидского залива.
Но в 1952 году эта общепринятая точка зрения была опровергнута двумя английскими геологами — Лизом и Фэлконом, которые после длительных изысканий смогли доказать, что береговая линия залива (в том числе и в северной его части) существенно не менялась начиная с III тысячелетия до н. э.
Однако это утверждение подвергается в последнее время все более острой критике как со стороны представителей естественных наук, так и со стороны археологов. При этом приводятся весомые доводы и экологического, и исторического порядка. Персидский залив — это большой, но сравнительно мелководный бассейн. Поэтому его северная береговая линия особенно чувствительна ко всем колебаниям
Сейчас в научной литературе о Месопотамии преобладает компромиссная точка зрения, предложенная историком Т. Якобсеном. Он основывался на одной невзрачной на первый взгляд археологической находке: в шумерском городе Эреду при раскопках храма бога Энки было обнаружено древнее ритуальное приношение в виде груды костей морского окуня, вернее, той его разновидности, которая может жить только в слегка солоноватой воде речной дельты, подверженной регулярному воздействию морских приливов. Не исключено, что обширная и неглубокая выемка, в которой стоит Эреду, была в древности частью целой системы озер, соединенных, в свою очередь, глубокими протоками с устьем Евфрата и Персидским заливом. Точно так же Ур находился на древнем русле Евфрата и болот. Он был, как и Эреду, речным, а не морским портом, хотя и связанным непосредственно с водами залива.
«В настоящее время, — подчеркивает С. Ллойд, — Двуречье… выглядит совсем иначе. Берег моря отступил далеко на юг. Евфрат и Тигр не текут, как в древности, параллельно, а от широты Багдада к югу расходятся в стороны и затем снова сближаются так, что Верхняя и Нижняя Месопотамия образуют как бы «восьмерку», и далее сливаются в одну реку Шатт-эль-Араб, которая и впадает в Персидский залив… Земли между Тигром и Евфратом превратились в мертвую пустыню — отчасти из-за постепенного разрушения оросительной системы за время длительного чужеземного владычества, отчасти из-за засоления почвы вследствие нерационального орошения начиная уже с древних времен».
Таков был тот общий экологический фон, на котором разыгралась историческая драма, связанная с рождением первой городской цивилизации нашей планеты.
Глава 6
УР — ПОТЕРЯННЫЙ ГОРОД ШУМЕРОВ
И все ушло…
Там, где вчера вздымалась к небу
Столица гордых королей,
Сегодня первозданный хаос
Из мертвой глины и камней
Застыл в бездонной тишине. Мору Иосуфу Гива, Нигерия
ЖИВАЯ ЛЕТОПИСЬ ЗЕМЛИ
В мае 1980 года, после окончания последнего полевого сезона в Ярым-тепе, когда мы перед отъездом на родину отдыхали на гостеприимной базе ниневийской археологической экспедиции в Мосуле, к нам неожиданно явились гости: Тарих Мадлун — глава постоянно действующей иракской экспедиции в Ашшуре и несколько его молодых коллег. Небольшого роста, смуглый и энергичный Тарих был знаком со многими из нас давно, еще с первых лет нашего пребывания в солнечной Месопотамии. Он постоянно возглавлял крупные археологические проекты Директората древностей Иракской Республики и по праву считался одним из наиболее опытных и квалифицированных археологов страны. Тарих приехал в Мосул за 140 километров только для того, чтобы лично пригласить нас осмотреть древний Ашшур и ведущиеся там раскопки. Предложение было соблазнительным. И, несмотря на усталость и чемоданное настроение перед отъездом в Багдад, мы решили совместить приятное с полезным и со всем своим имуществом и машинами двинуться в Ашшур, провести там день и уже оттуда выехать в иракскую столицу. Древнейший центр Ассирийской державы (город упоминается в клинописных текстах с XIV века до н. э.) — Ашшур живописно раскинулся на крутом правом берегу Тигра. В этом месте широкая и многоводная река делает крутой поворот и, обогнув низкий намывной остров посередине, с грозным
На одном из центральных участков городища, близ самого берега Тигра, весенние потоки на протяжении многих лет образовали в культурном слое глубокую промоину, нисходящую прямо к речной воде. Высота берега достигает здесь не менее 12–15 метров. И почти вся его земляная толща состоит из следов человеческого обитания самых разных эпох — от энеолита (Халаф или ранний Убейд — V тысячелетие до н. э.) до мусульманского средневековья. Естественно, археологи не преминули использовать эту игру природных сил для своих собственных нужд. Промоину углубили до самого дна, до речного песка, тщательно зачистили обе ее длинные стенки, отстоящие друг от друга по прямой на 25–30 метров, и получился идеальный гигантских размеров археологический разрез. Говорят, что эту нелегкую работу начал еще Вальтер Андре, а продолжили ее, уже в наши дни, сотрудники иракской экспедиции.
Мы осторожно подошли к самому краю искусственного каньона. Далеко внизу, в тени берегового откоса, глухо шумели коричневые воды Тигра, я посмотрел на стену каньона внимательнее и ахнул: передо мной лежала живая летопись страны. Начиная почти от самой поверхности, по вертикальным срезам земли шли и шли вниз бесконечные слои с осязаемыми следами эпох и культур, прошумевших здесь на протяжении тысячелетий. Из желтовато-серого лёсса повсюду торчали куски громадных глиняных хумов — сосудов для хранения масла, зерна и пива, печи для обжига керамики, остатки стен каменных и глинобитных зданий, человеческие кости и даже целые захоронения в глиняных гробах. Более впечатляющего зрелища я никогда больше не видел: вся бесконечно долгая история Месопотамии предстала вдруг перед нами. Парфяне, персы, вавилоняне, ассирийцы, шумеры и их безымянные предшественники раннеземледельческой поры — все они побывали в Ашшуре и оставили после себя вполне реальные следы. Жили и умирали целые народы, расцветали и гибли города, одна цивилизация сменяла другую, и каждый раз на месте города мертвых вырастал город живых. Стоя на краю этого мрачного провала, как никогда ясно осознаешь и быстротечность времени, и чудовищную тяжесть веков, формировавших традиции нашей современной культуры.
На последнем выступе земли, перед речной водой, смутно белели кости человеческого скелета и несколько черепков грубой керамики. «Это — начало Ашшура, — сказал Тарих Мадлун, — останки человека времен неолита, V или начало VI тысячелетия до н. э.».
Вдали, на плоском острове посреди Тигра, группа местных крестьян в длинных белых рубахах кончила собирать вязанки хвороста и снопы травы и двинулась к поджидавшей их лодке. Глядя на длинную вереницу согбенных фигур, было легко представить себе нескончаемую цепочку людей предыдущих поколений, пронесших бремя человеческого труда сквозь туман прошлого. Семь тысяч раз сеяли хлеб и семь тысяч раз собирали урожай с тех пор, как первый предок современных иракских феллахов поселился на крутых прибрежных откосах Ашшура.
А первые достижения эпохи цивилизации? Известно, что самую раннюю цивилизацию нашей планеты в конце IV тысячелетия до н. э. создали шумеры. Но они обитали не дальше широты Багдада. На север с караванами торговцев попадали лишь изделия их искусных мастеров. Значит, даже на этой самой полной исторической схеме, которую мы сейчас рассматриваем, нет и не может быть отдельного шумерского слоя?
И в этот момент вдоволь насладившись произведенным эффектом, Тарих Мадлун ткнул пальцем куда-то в нижнюю треть разреза и сказал: «Там вы видите остатки культуры, соответствующие урукскому периоду на юге, в Шумере». Это и был ответ на мой невысказанный вопрос: урукский период в истории Месопотамии (середина — конец IV тысячелетия до н. э.) соответствовал как раз появлению первых шумерских городов-государств. В долгом развитии общества совершился тогда поистине революционный скачок: из пещер, шалашей и глинобитных лачуг жители Южного Ирака переселились в обнесенные стенами благоустроенные города, с их дворцами и храмами, процветающими ремеслами и торговлей, письменностью и развитым искусством. В данном регионе этот переход совпал с рождением первых раннеклассовых государств, правда, они были еще крайне немногочисленны и напоминали собой островки, затерявшиеся в бескрайнем море окружавшего их первобытного варварства.