Знак ворона
Шрифт:
К холмам, на которых стоял Саргол, они вышли только поздним вечером, в сумерках. Вдали уже виден был могучий донжон цитадели, почти двойник карисского Альстока. Дэниел слегка удивился, увидев на два пальца левее башни дрожащее пламя многих костров. Казалось, что целая армия встала лагерем под стенами. Хотя, откуда было взяться той армии?
Но все вопросы разрешились очень легко, когда они свернули направо и начали подниматься вверх по холмам, к городу. За поворотом стоял орденский патруль. К счастью, никого из рыцарей в нем не оказалось. Было здесь с дюжину воинов, которых возглавлял, похоже, не менее, чем сотник,
– Кто и куда?
Вся гоп-армия замялась, только бурчали что-то невнятное, и Дэниелу пришлось выехать вперед.
– Сборный отряд, отступаем из-под Кариссы.
Сотник скользнул по Дэну тяжелым взглядом.
– А ты кто?
– Дэн, наемник из людей Эда де Барна.
– Значит так, наемник, въезд в город закрыт, веди своих вон туда.
Сотник махнул кольчужной рукавицей в сторону костров.
– Там таких уже много набралось. Утром доложишься кому-нибудь из лагерных командиров.
Один из бедолажного воинства, сын торговца сукном, не выдержал:
– Как же так, сударь, я ведь здесь и живу, на Каменной улице, второй дом от площади.
Сотник ничего не сказал. Он просто слегка опустил кончик копья, потом повернулся к Дэниелу.
– Заткни щенка и веди людей. И быстро.
Дэниел понял, что дешевле будет последовать совету, и развернул коня.
Лагерь раскинулся где-то в полулиге от городских стен и напоминал собой какой-то бродячий табор. Для жилья здесь приспособлены были и какие-о обозные телеги с болтающейся мешковиной, и настоящие шатры, и просто навесы, под которыми спали вповалку. По всему лагерю горело побольше десятка больших и маленьких костров, от которых доносились голоса. Дэниел различил здесь пьяные вопли, перебранки, чье-то самозабвенное пение... Воняло около становища так, как не воняет даже в хлеву. "Вот свиньи!" - подумал Дэниел про себя.
– "Даже выгребные ямы вырыть не удосужились." Он спрыгнул с коня, намотал повод на руку, но, прежде, чем уходить, обернулся к новым приятелям.
– Вот что, парни, до Саргола я вас довел, а отсюда уж все дороги открыты. Так что теперь у меня свои дела, а у вас свои. Мне этот лагерь не нравится, так что начальство ваше изображать вовсе не собираюсь, и вам здесь задерживаться не советую.
– А вы куда же?
– растерянно спросил один из неудачливых искателей счастья.
– Своих встречу, поговорю, да и посмотрю. А потом, наверное, в Тааль подамся. Место там хлебное, и нашего брата любят. А вы бы по домам расходились, так оно лучше выйдет.
И, оставив своих спутников в замешательстве, Дэниел уверенным шагом отправился в лагерь, ведя коня в поводу. Проходя между костров, он внимательно оглядывал сидящих. В большинстве своем были это такие же бедолаги, потерявшие своих командиров и просто боявшиеся податься до дому. Воинской дисциплиной здесь, естественно, и не пахло. Один раз Дэниелу заступил дорогу пьяный бородач с ножом в руке, который прогнусил что-то вроде: "С чего это к нам бла-а-родный пожаловал?" просто смахнул его с дороги, ударив в лицо окованой перчаткой, и двинулся дальше. Породистый конь брезгливо попятился в сторону, дергая повод, чтобы не переступать через распростертое тело. костра раздался вой и непечатная
– Слышь, Гуги, тут кто-то лихой Карлу нашему по морде дал! Дай-ка, я его сейчас дубиной!..
Дэниел так же молча обнажил меч и продемонстрировал его честной ком-пании. Пыл у той явно поубавился. Но двое или трое все ж таки двинулись навстречу, непотребно ругаясь. Однако драке состояться было не суждено. Рослый человек в хорошей кольчуге встал рядом с Дэниелом и сказал:
– Вы что, не помните, что наш лейтенант любому драчуну обещал задницу на голову натянуть? Распоясались, сучье племя!
А после обратился к Дэниелу:
– Пошли к нашему огню. Там люди военные собрались, не этот сброд.
Дэниел убрал меч в ножны и кивнул.
Вскоре они вышли к одному из самых больших костров лагеря, имевшему, к тому же, наиболее приличный вид. Да и собрались вокруг него не деревенские мужики и не разбойники, а действительно профессиональные солдаты. Это было заметно по всему: по речи, по выправке, по оружию. У Дэниела мелькнула мысль: "А вдруг здесь кого-нибудь из "своих" найду? Ведь эти самые Свободные воины обычно наемниками-то и прикидываются." Однако, никого, отмеченного каким-нибудь традиционным знаком, в поле зрения не было. Тогда Дэниел привязал лошадь к оглобле телеги и присел к костру. Сосед предложил ему кусок сыра и хлеб, и Дэниел принял еду с благодарностью. Когда же ему дали отхлебнуть из кувшина терпкого дешевого вина, он и вовсе почувствовал себя как дома.
Не успел он насытиться, как угощавший его сосед, нескладный рыжеволосый парень с веснушками на лице, которому на первый взгляд нельзя было дать больше семнадцати лет, спросил:
– Из-под Кариссы?
– Из-под нее, - кивнул Дэн.
– А у кого был?
– У Эда-Смутьяна. Который сеньор де Барн.
– Свинья этот ваш де Барн, - нетрезво откликнулись с противоположной стороны костра.
– Ни хрена денег платить не желает!
Говорившего перебил еще кто-то, плохо видимый в отблесках костра.
– Тише вы! Пусть лучше расскажет, что под Кариссой было.
Дэниел почесал в затылке и начал излагать события. Рассуждать о происшедшем с точки зрения осаждающего оказалось весьма трудно, но это пошло на пользу. Рассказ, в результате, не выглядел этакой книжной речью и оттого вполне подходил к маске. Как любой не особо умевший говорить наемник, Дэниел сбивался с темы на тему, частенько напирая на собственное участие.
– Ну, вот, хватанул лошадь и был таков, - закончил он.
– Хозяин-о все равно мертв, не понадобиться она ему. А потом по дороге всякий сбродный народ прибился.
– Да, крепко вам там дали, - потер голову его рыжий сосед.
– Ничего-ичего, мы тоже здесь сидим, как совы в дупле. Черные, гады, все дороги перекрыли, не слинять никуда. Защищаться готовятся. А нас, помяни мое слово, поставят между молотом и наковальней. маршал Дэниел идет. Это тебе не какой-нибудь хвост собачий.
Дэниел не мог скрыть удивление.
– Да он же, вроде, помер.
– Как же, помрет такой. Он просто в отставку временно ушел, а нынче, как дело плохо стало, король его и позвал. Говорят, тысяч двадцать ведет, больше, чем у Гельмунда было, и через неделю под Сарголом встанет. Правда, город черные ему задешево не отдадут, слезами умоется, да только нам с того не легче.