Знак ворона
Шрифт:
Дэниел ненадолго задумался. Да, Рейвен был прав, и именно Камень Саргола являлся ключом к сверхъестественному могуществу рыцарей. Значит, его нужно было уничтожить любой ценой. Он снова обратился к слепому:
– Я благодарю за все сказанное. Оно помогло мне принять окончательное решение. Этим синеглазым полутрупам на земле не место, а если они еще и будут плодиться... Эавтра я попытаюсь проникнуть в цитадель, и...
– И пусть поможет тебе Тир, покровитель воинов, - закончил за него фразу старик.
– Только не торопись лезть на рожон. Между двумя крайними башнями цитадели, там, где ров пересыхает, в стену между камней вбиты стальные костыли. Сильный человек сможет по ним подняться наверх.
Дэниел даже приподнялся на подстилке.
–
Слепой пожал плечами.
– Настоящий воин всегда побеждает, потому что знает, когда надлежит нанести удар. И если никто еще не совершил этого деяния, значит, никто не был к нему готов. А ты уже решил для себя, что выйдешь на этот бой, даже если он окажется для тебя последним, в тебе нет страха. И потому твоя единственная попытка может принести больше пользы, чем если бы мы насильно посылали туда добрый десяток лучших воинов. Сейчас я советую тебе лечь отдохнуть и привести в порядок перед завтрашней ночью мысли и чувства. Ты должен оставаться хладнокровным.
Но Дэниел не мог лечь спать, не задав последний вопрос.
– Вы назвали имя бога. Я ничего не знаю о нем и... Понимаете, я всегда считал, что единственно достойным для рыцаря является поклонение Митре.
Слепой засмеялся странным кашляющим смехом.
– Поверь мне, Дэниел, когда-то бывший королевским маршалом, Дэниел, имени которого боятся даже наемники из отряда Корвальда, таальского рыцаря-разбойника, поверь мне, когда-то носившему имя Эрика, рыцаря Железной звезды, что Тиру Победителю оказывали дань уважения тысячи наидостойнейших воинов, многие из которых не называли себя рыцарями.
– Ты... Ты - Эрик Эвелендский, дядя тамошнего короля? Герой романов и песен?
Удивлению Дэниела не было предела. А старик, почувствовав его мысли, лишь печально усмехнулся.
– Да, это я. Точнее, я был им. И получил за это слепоту и забвение. А когда я стал Свободным воином, то перестал быть фигурой в игре без правил и слава больше никогда не тревожила меня. Герои должны быть безымянны, Дэниел. Тогда им легче выполнять свое предназначение.
Сказав это, он удалился в палатку с достойным короля величием и оставил гостя осмысливать все услышанное.
Да, путь вверх по железным костылям оказался и вправду доступен не каждому. Неизвестно, кто и когда их вбил, но были они ржавые от постоянной сырости и какие-то осклизлые. Все время казалось, что очередная подпорка сломается или вырвется из рук. Как же екало сердце, когда Дэниел висел, распластавшись на крепостной стене, словно древесная лягушка, заслышав наверху стук подкованных сапог. И самым большим его желанием было, чтобы никакому идиоту не взбрело в голову, высунувшись между зубцами, посмотреть вниз. Но идиоты в саргольской цитадели в правление Ордена не иначе как вывелись. Видимо, никто и в мыслях не держал, что кто-то мрачной дождливой ночью полезет по крепостной стене, в одиночку рискнув проникнуть в замок. Не пришло это в голову и патлатому, видимо, изображавшему древнего морского разбойника-викинга, красавцу, с которым Дэниел столкнулся, поднявшись на стену. И нет бы хоть для порядку заорал, поднял тревогу, а то просто схватился за оружие. Наверное, решил этот самый "викинг" показать на незваном госте свою лихость и еще раз отточить мастерство. Но вытащить он свой длинный клинок так и не успел: Дэниел ударил коротким мечом снизу вверх, целясь ровно под подбородок. Широкое острие разорвало, не разрезало даже, горло, и красные капли звездами упали на черный плащ с белой эмблемой, совсем, как в том полусне, навеянном песней слепого Эрика. Только и дел осталось, оттащить труп в какой-то глухой закуток на стене.
Спуститься со стены было уже сложнее. Не через башню же идти, право слово! Да только там, где стена изгибалась, рос старый дуб, такой старый, что у прежнего хозяина Саргола просто на него рука не поднималась, а у орденских руки, видать, просто не дошли. Конечно, пролезть по суку на ствол и спуститься на землю так, чтобы кольчуга
Полдела было уже сделано, и теперь Дэниелу только и оставалось, что пересечь двор и найти вход в странное здание. Был он, вроде, с противоположной от донжона стороны, в одном из углов, образованных крестом. Но Саргол, в отличие от карисской цитадели, Дэниел помнил нетвердо, и предпочел лишний раз осмотреться, вместо того, чтобы рисковать.
Да, изменился теперь саргольский замок. При толстом добродушном сэре Отфриде, прежнем хозяине, в донжоне допоздна горел свет, и слышалось аж в городе эхо веселой гульбы. Да, хороший человек был Отфрид, хоть и невеликого ума, но добрый, щедрый и начисто лишенный злобы. Пировал он и так каждый день, а уж по случаю приезда знатных гостей закатывал такие празднества, что потом долго вспоминались. И, притом, хотя пил и гулял на славу, не пропил свой лен, как граф Герман, исправно платил все налоги в казну и крестьян своих податями не мордовал. И в городе и в окрестностях его любили. У кого бы спросить, куда делся сейчас толстый веселый рыцарь, и почему в донжоне не видно ни одного огонька в окнах, даже маленькой свечи. В темноте, что-ли, эти гады видят, как совы? Да нет, челядь их ходит с факелами. Вон и сейчас мимо донжона проследовала целая процессия и скрылась за углом того самого дома-реста. Пора, значит.
Быстро и бесшумно, словно тень, Дэниел пересек двор и прижался к холодному камню стены. Ну, вот, теперь цель еще ближе, остались только две короткие перебежки.
Выждав немного, он так же бесшумно перебрался от сложенной из крупных каменных блоков стены донжона к одному из концов креста. Это хорошо, что в донжоне не горят окна. Барон любил пировать во втором этаже, и пламя факелов сейчас бы его, Дэна, хорошо освещало, прямо, как днем. Только слепой не заметил бы.
Снова застучали шаги, и Дэниел вжался в стену. Никак, караульный офицер пошел, крепостные посты проверять. Вот невезение! Сейчас будет хай на всю цитадель. А если и его тоже... Дэниел плавно шагнул за угол, извлекая из ножен меч, и узнал в офицере того самого рыжебородого сотника, остановившего отряд на дороге. Жалко, лучше бы был кто-то незнакомый. На секунду в груди поднялось знакомое, рыцарское: подло ударить врага в спину... Ну, что ж, каков враг, таков и удар. Нет, не свистят мечи в воздухе, падая на добычу. Это все выдумки поэтов. Только стрелы свистят, и то, скорее, свистяще шипят. А меч тихо шелестит, как падающий с дерева железный листок. Хорошо упал, точно, ровно промеж лопаток, даже крикнуть рыжебородый сотник не успел. Ну, что ж, родной, посиди вот здесь, у стеночки, в темноте и в тишине, утром тебя всяко найдут, а вот раньше не надо.
Впервые в жизни убийство воспринималось как работа. Именно убийство, а не бой. И если рыцарская гордость пыталась брыкаться и шевелиться, вставали в памяти бледное лицо Гельмунда с голубыми бликами вместо глаз, и серьезная мордашка Альты, ральфовой приемной дочери, которую старый капитан любил, как родную, а от беды уберечь так и не сумел.
Ну, вот и дверь. И кольцо стальное висит. Подергай за кольцо - дверь и откроется. Только дергать, вот, не надо, лучше толкнуть. А дверь даже не заперта. Интересно, что там, внутри?
А внутри были плетеные циновки из тростника, покрывавшие пол в узком коридоре. Хитро, оказывается, строилась изнутри загадочная часовня: дверь выходила в коридор, окаймляющий внутренний крест, а вход в это внутреннее здание наверняка находился с противоположной стороны, или в одном из торцов. Неплохо придумано. Да только один дельный мечник в проходе удержит целую сотню. Ну, может, не сотню, может, полсотни. Значит, надо заложить дверь тяжелым стальным засовом, чтобы никто не зашел в спину. Придет время, сам и открою.