Знамя любви
Шрифт:
«Какая приятная неожиданность – встретить тебя после стольких лет разлуки! Мы должны сесть рядом, вспомнить счастливые годы в Волочиске и все, что произошло потом. А было бы то время счастливым? Помнишь ту ужасную ссору? Помнишь, как все кричали друг на друга и бедная мама тоже (сейчас она в Париже и наделала там кучу долгов). И все же наши родители были счастливы, как ты считаешь?» Далее две большие страницы, исписанные аккуратным почерком Екатерины, были посвящены ее воспоминаниям детства, перемежающимся кое-какими пояснениями и смежными сюжетами.
Письмо выпало из рук
«Но сначала ты должна представиться мне при нашем дворе. Я не могу не одобрить твоего выбора, но сопровождать тебя должен, конечно, не месье Орлов, а граф Бубин. Приходите на прием, который состоится в пятницу вечером. А сейчас кончаю – у меня миллион дел». Подпись гласила: «Твоя близкая подруга Фике (но это между нами)».
Казя задумалась. О Станиславе в письме ни звука. «В спешке, верно, запамятовала, – улыбнулась Казя. – На письмо ушло не меньше часа». Она разбила догорающее полено кочергой, от сквозняка взметнулись тяжелые шторы и заколебалось пламя свечей. Казя вздрогнула от холода и придвинулась поближе к огню. Пожалуй, в крестьянской избе в Зимовецкой было теплее, чем в графском замке.
На лестнице раздался голос Льва, по своему обыкновению грубо потребовавшего бутылку вина и халат. Сердце Кази упало, но тут же утешившись мыслью о том, что в воскресенье она снова поедет кататься верхом с Орловым и много всякого ему расскажет, она встретила Бубина приветливой улыбкой.
Он, однако, явился в дурном настроении, пьяный, грубый, и с порога осыпал ее упреками.
– Не иначе как Орлов приходил к тебе, – заявил он, подозрительно осматривая комнату, словно ожидая увидеть пару торчащих из-под штор ботфортов.
– Как только я вышел из дому! – Он со злостью уселся на стул.
– Да что ты, дорогой Лев, – проворковала Казя. – Разве я от тебя что-нибудь скрываю? А кроме того, – добавила она с ледяным спокойствием, – я ведь тебе не жена. – Лев онемел от неожиданности и, не в силах выдавить из себя ни слова, лишь открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба.
– Ты не будешь с ним видеться. Понятно? – Казя не отвечала. – Говорю тебе, положение невыносимое. Невыносимое! – закричал он для храбрости во весь голос.
Казя продолжала молчать.
– Хорошо. Или ты прекратишь это безобразие, или... – Он не выдержал ее пристального взгляда и отвел глаза.
– Если ты меня прогонишь, я, конечно, уйду. – Казя спокойно сидела, сложив на коленях руки. Она знала – он не посмеет. После отвратительного скандала со слезами и попреками он примирился с создавшейся ситуацией. Никогда он не укажет ей на дверь, чтобы не стать вторично посмешищем для всего Петербурга.
– Он не сможет тебя обеспечить, – выкрикнул он. Слуга принес вина. Лев снял пальто, облачился в стеганый халат и, зябко поеживаясь, приблизился к огню. – Кто он такой? Жалкий гвардейский офицеришка, без гроша в кармане. Он тебе, Казя, право же, не пара.
Вместо ответа она протянула ему письмо.
– Нас приглашают ко двору.
Он медленно прочел письмо, шевеля губами, и на его
– Ага! – воскликнул он, вскакивая на ноги и сразу придя в хорошее настроение. – Видишь, этот мужик не может тебе этого дать.
– Нет, не может, – согласилась Казя, беря со стула свое вышивание. – Он не может дать мне все.
Глава III
Лев Бубин ни на шаг не отходил от Кази, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнений – это он привез эту даму ко двору великого князя. Он кивал и улыбался знакомым в толпе, заполнившей просторный зал в синих и золотых тонах, упиваясь любопытными взглядами в их сторону. От тепла тысячи высоких свечей вспотевшее лицо его блестело, как самовар.
– Ее высочество занята, – заметил Лев. Казя, с интересом осматривавшаяся вокруг себя, отыскала взглядом Екатерину, оживленно беседующую с мужчиной в голубом муаровом кафтане.
Великая княгина блистала в роскошном лиловом платье, вышитом крупными цветами и отделанном золотыми кружевами. Зачесанные наверх и напудренные волосы удерживала булавка с одним-единственным бриллиантом, длинную стройную шею украшала двойная нитка жемчуга. Два блестящих каштановых локона ниспадали на чуть покатые плечи, которые спорили белизной с белоснежной отделкой рукавов.
«Красавицей ее, конечно, не назовешь, – подумала Казя, – но стоит взглянуть ей в глаза, присмотреться к грациозной манере держать голову, услышать ее искренний веселый смех, и сразу поймешь: если она захочет, ее обаянию не сможет противостоять никто из окружающих».
Придворные двигались между гостями, стоявшими группами, и подводили к Екатерине для продолжавшейся несколько секунд беседы то мужчину, то даму. В отдаленном конце зала оркестр негромко наигрывал коротенькие легкие мелодии, служившие аккомпанементом вежливому шелесту приглушенных голосов.
– Теперь уже, наверное, ждать недолго, – нетерпеливо произнес Лев. Глаза его горели от скрытого возбуждения, он постоянно оглядывался то в одну, то в другую сторону.
– Я тоже так думаю.
Казя нервничала, ей казалось, что она не сможет вымолвить ни слова на виду у стоящих за троном Екатерины фрейлин, тем более что многие из них без стеснения, не боясь привлечь этим ее внимание, пожирали ее глазами и с двусмысленными улыбками обменивались замечаниями, прикрывая рот веером. Тут Бубин заговорил чрезмерно громким тоном человека, желающего быть услышанным. Многие из гостей оборачивались на резкий звук его голоса.
– Т-т-ты не можешь говорить потише? – спросила Казя со сладчайшей улыбкой, как если бы она говорила своему спутнику нечто весьма приятное. От волнения он не мог устоять на месте и то пританцовывал, то приглаживал парик, то поправлял кружевной галстук.
Было невыносимо жарко. Стеной стоял тяжелый дымный воздух, еле колеблемый лишь взмахом широких юбок и игрой вееров, яркими бабочками порхавших в руках дам. Казю охватила тоска по Алексею. Кроме того, ей мучительно хотелось присесть – узкие вышитые туфли сильно жали. «Интересно, – думала она, – что скажет Екатерина и как узнать, когда следует удалиться».