Знание-сила, 1997 № 05 (839)
Шрифт:
Многие поколения наших соотечественников изучали процесс движения истории, как шагание по лестнице, а иногда и перепрыгивание через ступеньки. Вот так бодро от эпохи к эпохе человечество продвигается все время вперед, а впереди у него — ясно, что? — счастливое светлое будущее — коммунизм. Радостно было жить с этой лесенкой, морально радостно: светлая цель подтверждалась таким взглядом на историю — от эпохи к эпохе и все время вперед и вверх. И в этом смысле средневековье рассматривалось однозначно — новая, более прогрессивная эпоха, или общественно-экономическая формация после рабовладения.
Но сегодня очевидно, что такой взгляд на историю ошибочный. Если бы движение человечества было все время от одного общества, менее прогрессивного, к более прогрессивному, мы сегодня, после семи тысяч лет цивилизованного развития, наверное, жили бы не так. Но прогресс в истории — понятие сложное, и вряд ли он осуществляется таким прямолинейным способом,
Рельеф из Хорнхаузена, около 700 года, музей Халле
Укрепленное селение древних германцев с рвом и сторожевой башней
И западно-европейское средневековье это встреча двух очень разных миров, разных цивилизаций — античной и варварской, и, в сущности, брак недобровольный, скорее насильственный, но и от таких браков рождаются дети! А от этого соединения двух, казалось бы, малосоединимых миров родилось дитя — средневековая цивилизация Запада. Ибо именно в Западной Европе переход к средневековью осуществлялся в феноменальных условиях: рухнула яркая античная цивилизация (не только римская, а именно античная, потому что Рим ассимилировал, объединил, поглотил великую греческую культуру, впитав се лучшие достижения). Она казалась вечной, незыблемой, современники нисколько не сомневались, что она будет всегда. Вечный Рим — это убеждение, а не просто слова. И вот тот мир рухнул. И самым страшным образом, ибо на его руинах, блистательных и прекрасных, расселились натуральные варвары — дикие германцы, подталкиваемые другими народами, дикари, скачущие на неоседланных лошадях, едящие руками, не знающие грамоты и не нуждающиеся в ней. Вот почему, кстати, они с такой детской жестокостью жгли, ломали, крушили Рим, им это было не нужно и не понятно. Раз они не умеют читать, зачем рукописи? Раз они привыкли жить в жалких хижинах, зачем дворцы? Они и не нужны. Человек, земля и домик на этой земле — вот нормальная жизнь.
Кирпич из храма с изображением дракона
Украшение корабля е виде головы зверя из Осберга. Первая половина IX века, музей Осло
Мавзолей Теодориха в Равенне, 526—530 годы
Но и кроме этого. Они ненавидели Рим. Это был знак великого угнетателя, ибо римляне не только верили, что они хозяева мира, они и вели себя как хозяева мира. На протяжении многих столетий свое окружение они называли варварским и демонстрировали и утверждали свое превосходство, свою железную волю, покоряя область за областью, народ за народом.
Да, в III веке Рим прекратил свои завоевания. Но эпоха не заканчивается так, чтобы люди уснули при римской античной культуре, а проснулись — всё чудесным образом переменилось: стоят замки, скачут рыцари, крестьяне пашут земли и несут феодалу оброк. Уход одного мира и встреча его с другим — это целая эпоха. В категориях современной науки это называется глобальным историческим синтезом, ибо в общем-то вся история осуществляется через синтез культур; мирный он или враждебный — это не так уж и важно. Но бывают эпохи, когда это явление абсолютно доминирующее. К таким относится и эпоха падения Западной Римской империи, и расселение на ее территории варваров.
Деревянная фигура, покрытая листовым золотом. Мощехранилище Сент-Фой.
Давайте припомним, что происходило. Римляне отгородились от всего мира огромными валами, сопоставимыми с Великой Китайской стеной, и развивались как культура, замкнутая и враждебная окружающему миру. Но слабея постепенно экономически и в военном отношении (ибо предел управляемости был достигнут и предел целесообразности использования рабского или близкого к тому труда достигнут был тоже), они теряли свою замкнутость, и на них прямо влияла варварская
Затем шла варваризация духовная, внутренняя. Дело в том, что многосотлетнее положение закрытой и доминирующей цивилизации сформировало особый нравственный кодекс. Античный мир разделил всех не только на римлян, греков и варваров, но и на людей и нелюдей. В римской классической теории раб — вообще не человек.
Реликварий в виде статуи, отчеканенной из листового золота в деревянной оправе.
Но само разделение на людей и нелюдей наносит глубочайший нравственный урон всему обществу, его морали. Всегда рождаются люди, которые не принимают даже удобное и традиционное. В самом римском обществе появляются люди (а может, они были и всегда, но мы знаем о них, начиная с рубежа веков), которые начинают явно и глубоко сомневаться в возможности делить людей таким образом. Они появились и в зените греческой культуры, и в зените римской. Например, Сенека, император Марк Аврелий, то есть даже на самом верху этой пирамиды. А дальше — бунты рабов. Например, спартаковское восстание, это почти три-четыре года адской войны, в которой рабы выдвинули, в сущности, только один лозунг; «Мы — люди! Мы свободны!» У них не было никакой конструктивной идеи, но сам порыв к свободе увековечивает это событие. Ради свободы они шли умирать. Можно ли их рассматривать как примитивных людей? Ведь расширяя свои владения, римляне подчас обращали в рабство людей интеллектуальных, рабами становились философы, учителя, музыканты, актеры, во многом сопоставимые с римлянами, а чаще превосходившие их в нравственном или интеллектуальном отношении.
Вот он — кризис, дикое противоречие между незыблемой уверенностью в вечности Рима и в том, что происходит в жизни! Кризис в умах, трагическое ощущение рушащегося вечного мира — это всегда вызывает нравственный упадок, нам ли сегодня в этом сомневаться? И это, безусловно, способствует варваризации.
И вот гордые римляне принимают на службу варваров и доверяют им очень важные посты.
С горя это, только с горя. Никогда бы они не приняли их к себе на службу добровольно! А вот с III века — массовое поступление варваров на службу к римлянам. Дальше — больше. Вытолкнутые жестокими и очень мощными завоевателями — гуннами из Северного Причерноморья, — готы были прямо-таки притиснуты к римской границе, и в 376 году... они получают разрешение римского императора Валента переселиться на территорию Рима.
Зачем он это сделал? Его современник, римский историк Аммиан Марцеллин, писал; «Это начало конца. Разрешение императора есть трагическая ошибка. Но он не в силах был поступить иначе». Прошел всего год после их мирного переселения. Не завоеватели, а беженцы вперед, так говорит об этом сегодня блестящий французский историк Ж. Ле Гофф. Они мирно расселились. Римской властью были выделены средства на их содержание. Казалось, все обошлось. Но... римские чиновники уже не те, что раньше, теперь они думают прежде всего о своем благе. Они разворовали средства, выданные на переселение беженцев — готов, а в результате — мощное восстание, и в 378 году восставшие из-за грабежей и бесчеловечия римлян бывшие мирные переселенцы разбили римлян в знаменитой битве под Адрианополем! Император Валент пал в этом сражении, и варварское бегство вперед приняло обвальный характер.
Восточные тюркоязычные племена давили с востока, германцы — с севера, и если в прежние времена железный Рим, может быть, и приостановил бы это наступление, Рим IV века сделать это уже не мог.
Должна напомнить, что к этому времени единое государство было разделено на Восточную и Западную Римскую империю. К концу IV века уже никакого единого государства не было: у Востока — своя судьба, у Запада — своя. Те явления, о которых мы сейчас говорим, касались Западной Римской империи. На Востоке, в будущей Византии с центром в Константинополе, в силу иных исторических условий события складывались иначе: там не было столь мощного удара варварских переселений. В основном туда шли славянские племена из придунайских областей, но они не были так многочисленны, не обрушивались таким мощным валом и в основном расселялись по границам. И кроме этого — там не было такого глубочайшего экономического кризиса. Аграрная структура экономики Восточной Римской империи была более подготовлена к средневековью, и переход к нему там произошел естественнее.