Знание-сила, 2002 №05 (899)
Шрифт:
«Нанотехнологию нельзя воспринимать серьезно, пока мы не получим ответ на все перечисленные выше вопросы», – подчеркивает Дэвид Джонс, обозреватель научно-популярного журнала «Nature».
Американский журнал «Тайм», тоже откликнувшийся на эти исследования, завершил рассказ о них таким сообщением: «Национальный институт рака и управление космонавтики НАСА приняли решение выделить в течение ближайших трех лет 36 миллионов долларов для разработки нанодатчиков – устройств размером в тысячу раз меньше толщины человеческого волоса. Эти устройства смогут сканировать человеческий организм в поисках молекулярных признаков рака – например, дефектных белков, характерных для злокачественных
Судя по описанным выше проектам, это действительно не фантастика. Тем более что такой авторитетный специалист, как Майкл Роко, советник американского Национального научного фонда (кстати, тоже выделившего 150 миллионов долларов на развитие нанотехнологических проектов), недавно заявил, что первые такие медицинские нанороботы могут появиться уже к концу ближайшего десятилетия.
С помощью силового микроскопа, главного оружия нанотехнологов, можно исследовать атомарные структуры
Гибкая керамика из лаборатории нанотехнологов
Вполне серьезно к нанофантазиям относятся лишь в США. В других странах их мало принимают в расчет, хотя те же японцы и европейцы возлагают надежды на нанотехнологию, – правда, надежды эти иного рода. Их интересует не сотворение неведомых и всемогущих ассемблеров, а цели куда более реалистичные: сложнейшие переключательные схемы для компьютеров новейших поколений и новые средства медицинской диагностики.
Японцы уже сейчас пытаются «застолбить» за собой этот перспективный рынок. В ближайшие десять лет власти Японии намерены выделить двести миллионов долларов на исследования в области нанотехнологии.
География – наука о пространстве. Точнее – о географическом пространстве, хотя это выражение и звучит несколько комично.
Каково оно, это пространство, географы спорят давно и особенно целенаправленно на Сократических чтениях, где осуществляется союз географов и философов. О Сократических чтениях и их последнем явлении журнал рассказывал в № 11 за 2001 год.
Ниже мы публикуем две беседы с докладчиками, выступавшими на этих чтениях. Беседы подготовлены Евгенией Пряхиной и Екатериной Голотой.
Образы российского пространства
Наиболее
Нам удалось побеседовать с профессором Розовым о его докладе.
– Михаил Александрович! Чему посвящена ваша работа?
– Наш доклад – это рассказ об истории одной маленькой идеи. Идея эта постепенно развивалась и неожиданно, благодаря усилиям Людмилы Юрьевны, приобрела и географическое звучание.
Начало всему положила известная притча о Шартрском соборе, с которой я познакомился где-то во второй половине 60-х годов. Суть притчи в следующем. На строительстве собора в средневековом городе Шартре спросили трех человек, каждый из которых катил тачку с камнями, что они делают. Первый пробормотал: «Тачку качу». Второй сказал: «Зарабатываю хлеб семье». А третий ответил с гордостью: «Я строю Шартрский собор!». Эта незамысловатая история стала толчком к откровениям, которым посвящена наша беседа.
– Какие же это откровения?
– Первое, конечно, – это этическое содержание притчи. Да, в жизни надо иметь большую цель, надо не размениваться на мелочи, а строить Собор.
– Но ведь это только присказка…
– На нашу историю можно посмотреть и с несколько иной стороны. Она красноречиво выбалтывает одну из тайн нашей деятельности: деятельность – это продукт рефлексии. Надо различать поток человеческой активности сам по себе и деятельность, которая всегда связана с постановкой некоторой цели. Только осознание цели превращает физическую активность в деятельность.
– Как бы проиллюстрировать вашу мысль?
– Извольте. Допустим, что этнограф наблюдает за аборигеном, который бьет камень о камень. О какой деятельности можно здесь говорить? Может быть, он хочет получить острый осколок камня или высечь искру, или подать звуковой сигнал? Если абориген стал затем раздувать затлевший мох, то этнограф сочтет, вероятно, что тот хотел высечь искру и разжечь костер. Костер в этом случае будет продуктом, камни – средством, мох – объектом. Операцию мы назовем высеканием искры или каким-то подобным образом.
Если же абориген поднимет осколок камня и станет его использовать в качестве режушего инструмента, то именно этот осколок и будет продуктом, один из камней станет объектом, а другой – средством. А мох в этом случае вообще окажется за границами акта деятельности. Вы видите, что одна и та же акция в зависимости от ее рефлексивного осознания может выступать в качестве существенно разных актов деятельности.
И еще. Вполне возможно, что абориген первоначально хотел получить искру и поджечь мох, но, заметив отскочивший острый осколок, переосмыслил все свои действия в свете этого неожиданного результата. Мы должны допустить, что существует операция рефлексивного переключения, которая способна преобразовать один акт деятельности в другой.
Что бы мы ни делали, например, в сфере материального производства, мы получаем не только некоторый вещественный результат, но и накапливаем опыт, который тоже так или иначе фиксируется в виде устных или письменных текстов. Вопрос только в том, что мы рассматриваем в качестве итогового продукта.
Наука сплошь и рядом формируется за счет соответствующего рефлексивного переключения. Решение каждой задачи дает в качестве результата не только конкретное знание, но и метод его получения. Заметьте, первоначально этот метод существует только в форме непосредственного образца. Первые математические рукописи, например, представляли собой списки решенных задач, а это свидетельствует о том, что рефлексивное переключение уже имело место, ибо кого может интересовать площадь конкретного земельного участка или геометрической фигуры, числовые характеристики которых могут уже никогда не повториться полностью.