Знание-сила, 2004 № 09 (927)
Шрифт:
Первая особенность: информация, как правило, принимает форму запрета, табу. Вторая: нарушение табу подлежит осуждению, хотя женщина явно не могла знать о его существовании и нарушила его по незнанию. Тут же сыплются упреки, угрозы, издевки: "С ума сошла — немедленно ляг! Ты же сидишь на голове у ребенка!"
"Правильно" — сохранять в родах спокойствие, стойкость, мужество, игнорировать боль. Любые проявления "слабости" порицаются и высмеиваются. Нельзя кричать, плакать, стонать, жаловаться: "А у меня слезы текут. А она усмехается: "Что, так себя жалко?"
Боль — важная составляющая родильного ритуала, женской инициации. Предполагается, что роды должны быть болезненными, и каждая женщина должна через это пройти,
Обучают женщину ее новой роли в ритуале тоже в основном с помощью инвективы, излюбленного приема "медицинской педагогики". Женщине сообщают, что она "плохая", "плохо себя ведет": "Акушерка сказала: "Ой, плохая мама — ребенка задушила!" На меня это произвело, конечно, кошмарное впечатление, я себя чувствовала жуткой преступницей".
Любые отсылки к ее "прошлой" жизни с определенным статусом, материальным положением, имуществом невозможны: "Она меня встретила жутким криком: "А серьги-кольца снять сейчас же, что такое! Там, ля- ля-ля". "Врачи... врываются в палату и начинают орать: "Мама! В каком вы виде! Что вы себе позволяете!" Это если не в халате, а в чем-то другом".
В современном родильном доме ритуальное унижение женщины происходит в совершенно определенное время: при поступлении роженицы в приемный покой, при санитарной обработке и "подготовке к родам". Вот эта локализация унижения во времени и отличает родильный дом от любых других медицинских учреждений.
Другая функция грубого обращения с роженицей — профанация сакрального. Статус матери в нашей культуре необычайно высок и священен. Материнство многими воспринимается как основной и чуть ли не единственный способ реализации женщины в обществе: "Уже я, можно сказать, выполнила свою миссию — мальчик и девочка — перед Богом, перед своим мужем, перед всеми и сама перед собой". Поругание сакрального лишь оттеняет его великолепие. Подобный прием весьма распространен в обрядах повышения статуса (поругание и осмеяние нового вождя), так же как и в обрядах перемены статуса ("перевернутый мир" в календарных обрядах, например, карнавале). И посвящаемый, и посвятитель убеждены в серьезности происходящего, на каком-то уровне и тот, и другой осознают высокий статус матери и значительность таинства рождения, и понимают, что осквернение священного возможно только здесь и только сейчас.
Наконец, еще одна функция инвективы — поругание ради благополучия, "чтоб не сглазить". В нашей культуре этот прием распространен в студенческой и школьной практике: человека надо ругать, когда он сдает экзамен. Нельзя хвалить и надо ругать маленьких детей, чтобы они были здоровы: "Бабушка (моя мама), будучи в восторге от внучки, обычно, сказав, какая она необыкновенная прелесть, сплевывала через левое плечо, приговаривая при этом: "Тьфу-тьфу, плохая-плохая". "И вот я услышала, что эта ведьма бормочет: "Говнистый, говнистый мальчик!" Я сперва обиделась, а потом мне сказали, что так надо делать".
Мы не хотим сказать, что медики используют инвективу сознательно. Создается впечатление, что не только мать заучивает таинство без посредства сознания, но и сами посвятители действуют неосознанно, не задумываясь о способе своего поведения, о цели своих действий, но как будто бы влекомы мощным невидимым потоком традиции. Потому, пожалуй, об инвективе нельзя говорить как о собственно педагогическом (то есть осознанном) приеме.
В традиционной культуре для ускорения родов использовался ритуальный
В родильном обряде нет актеров и зрителей, вовлечены все. Одни переодеваются, обнажаются, другие ругаются: это перевернутый мир, в котором обычные роли изменены. Тут важное место занимают образы материально-телесного низа: звучат скабрезные шутки, неуместные и невозможные в какой-либо другой ситуации. Все это снова отсылает нас к средневековым карнавалам, как и "пиршественные образы", сопровождающие беременность: "Тебе теперь нужно есть за двоих". "Просто мой организм уже так начал расцветать, жрать, так". "Он радостно ждал уже". Наконец, главная идея карнавала — возрождение через смерть, представленную как погружение в материально-телесный низ, как нельзя более отвечает сути родильного обряда. Как видим, в современном родильном обряде можно найти многое, столь характерное для карнавального начала, подробно описанного в книге Бахтина.
Когда новый мир сотворен, необходимо дать имена всем отдельным элементам его ландшафта. Прежде всего матери возвращается имя:
"Анестезиолог, огромный мужик, орал мне: "Как тебя зовут? Как тебя зовут? Как тебя зовут?" "И слышишь свое имя в ушах, так: Маша! Маша! Маша! Маша! Это вносит какую-то панику, ощущение дискомфорта". Это окликание матери — своего рода средство вернуть ее из "иного мира", из сферы "чужого" в сферу "своего": "Не уплывай!" Тут же называют пол ребенка и его имя: "Тут они стали спрашивать: "Кто родился?" Это они, наверно, проверяли, хорошо ли я соображаю. Я говорю: "Мальчик..." — "А как мальчика зовут?" — "Сеня..." К женщине снова начинают обращаться на "вы", ее называют "мамочкой".
Большой очистительный период длится около сорока дней — в течение шести недель женщине нельзя вести супружескую жизнь. Это время медики считают необходимым и достаточным для заживания швов и восстановления женской половой системы. Однако обратите внимание: и в традиционной русской культуре очистительный период роженицы (так же, как и умершего) занимал те же шесть недель.
Итак, современные роды — модифицированный переходный обряд. Он и поныне сохраняет за собой важнейшие функции ритуала в том виде, как он представлен в традиционной культуре. Как и прочие ритуалы, это важнейший механизм коллективной памяти и средство поддержания социального порядка.
Поведение медика и роженицы в роддоме подчинено их роли в ритуале и во многом диктуется стереотипами поведения, принятыми именно в этой ситуации.
Между тем традиционные народные поверья для большинства наших современников — "чистое" суеверие: апелляция к магическим представлениям не кажется им достаточно убедительной. Однако высокий статус, присущий в нашей культуре "народной мудрости", не позволяет полностью отказаться от магических поверий в повседневной жизни. Поэтому в них пытаются найти рациональное зерно, увязать их с данными современной науки, интерпретировать как интуитивное угадывание "народом" открытых позднее и подтвержденных экспериментом закономерностей.