Зной прошлого
Шрифт:
Командир отряда Николай Лысков дождался, пока последний партизан покинул Бойков дол. Огонь его пулемета дал возможность бойцам благополучно преодолеть гребень горы — самое опасное и рискованное место.
Когда группа командира начала спускаться вниз по склону, к ней стали присоединяться и пробиравшиеся в одиночку партизаны. Группа становилась все более внушительной, однако по мере движения она отклонялась все южнее от группы политкомиссара. Связь между двумя основными группами была утрачена. Вместо намеченных западных путь группы Лыскова пролегал по восточным склонам каменистой Рогачевой горы. Все реже позади раздавались выстрелы. Лысков уже знал о гибели Максима Илиева и ранении Райны и Панди. Но ни он, ни шагавшие рядом с ним бойцы и не подозревали, что еще двое их боевых друзей пали смертью храбрых на западном склоне горы.
Преодолев гребень
После короткого отдыха отряд вновь двинулся в западном направлении. Миновав село Козичино, партизаны углубились в лес. Силы людей были на исходе. В течение трех последних дней, наполненных тяжелыми переходами и схватками с врагом, партизаны не имели даже куска хлеба. Следующее столкновение с противником физически истощенных бойцов могло оказаться гибельным для отряда. Это было ясно и Николаю Лыскову, и Михаилу Дойчеву, и всем остальным. Неожиданно лес кончился, и отряд вышел на обширную поляну. Впереди, метрах в ста, все увидели роту солдат. Многие партизаны инстинктивно передернули затворы винтовок. Лысков рукой дал знак: не стрелять! Его глаза были устремлены на стоявшего перед строем солдат поручика. Друг против друга застыли партизанский командир Николай Лысков и офицер действующей армии его величества. Солдаты были вооружены автоматами и пулеметами, партизаны еле держались на ногах от усталости. Исход боя нетрудно было предугадать, тем более что по пятам за отрядом гнались два батальона жандармерии. Неожиданно для всех поручик повернулся к солдатам и отдал команду: «Рота, кругом! Разойдись! Раздать ужин!» Отряд прошел в непосредственной близости от солдат и продолжил свой путь на запад.
Пройдут годы. Михаил Дойчев, Сидер, Минко и другие будут пытаться уточнить, кто же был тот поручик. Выяснится, что он командовал одной из рот шуменского полка, но его имя так и останется неизвестным. Поступок поручика лишний раз свидетельствует, что многие офицеры царской армии не желали сражаться против партизан.
Вскоре отряд добрался до лесных массивов в районе Балабандере. С помощью местных жителей был намечен безопасный маршрут дальнейшего продвижения к горному массиву Ярамская. Никто не предполагал, что этот поход станет последним для отряда «Народный кулак», что через два дня будет принято решение, которое приведет к роковым последствиям для него…
Не так давно с группой бывших партизан я посетил места, где отряд «Народный кулак» вел свой последний бой. Мы отправились в путь от Симовой кошары, пересекли речку Голишка и по Бойкову долу поднялись к местности Могилы — наиболее опасному участку, который во время отхода партизан насквозь простреливался наседавшими со всех сторон жандармами. Остановились у того места, где был убит Максим Илиев и ранены Панди и Райна. Неподалеку от сохранившейся и до сего дня пирамиды из камней сооружен памятник герою. Я поглядывал на моих спутников и ждал, когда они заговорят. Лица у всех строгие, взгляды устремлены на окрестные склоны и видневшиеся на горизонте вершины Голиша-Планина.
Первым заговорил Страхил:
— Тот паренек, что повел наших товарищей за водой, остался жив, а мы так и не догадались разыскать его и расспросить, почему они вернулись к кошаре с другой стороны. Сейчас-то мне ясно, как было дело. Они тогда не на реку пошли, а к источнику у села Бырдарево. Потому и вернулись с северной стороны.
— Я не бывал здесь с тех пор, — проговорил Таню. — Всегда полагал, что от кошары до этого места совсем недалеко. А оказалось, километра два-три.
— Никак не меньше, — согласился Страхил. — Как представишь, в каком состоянии мы были тогда, после стольких дней голода и напряжения, и что каждый шаг приходилось делать с боем…
— Потому мы и добрались сюда только к обеду, — добавил кто-то другой. — Они нас видели здесь как на ладони.
— Помню, — заговорил кто-то еще, — Семето приказал нам: «Не собирайтесь группами, двигайтесь поодиночке!»
— Это было распоряжение Лыскова, — уточнил Страхил.
— Когда перебрался через реку, — обернулся Штерца к Страхилу, — увидел, что ты и Минко раздаете партизанам последние куски мяса. Взял и я. Тем куском мяса Пенчо, Зарко и я несколько дней подкрепляли свои силы.
— Ты разве не был в передовом охранении? — спросил Страхил.
— Нет, не был, — ответил Штерца. — Мы с Зорко и
— Парнишка тот и поныне жив и здоров, — вмешался я в разговор. — Вот что он мне написал о том случае: «Я был тем самым пареньком, которому один из партизан дал тысячу левов… Их было трое. Они подошли и спросили, не видели ли мы их товарищей и нет ли поблизости жандармов. Мы ответили, что мимо нас никто не проходил. Один из партизан попросил хлеба. Затем он вытащил банкнот в тысячу левов, протянул его мне и сказал: „Возьми эти деньги, купишь на них что-нибудь на память о партизанах. — Потом он погладил меня по голове и добавил: — Спрячь их как следует, чтобы жандармы не отобрали“… Примерно через час появились жандармы. Они спрашивали нас, в какую сторону ушли партизаны, но мы ничего им не ответили… Когда я вырос, то на те деньги купил ожерелье для моей невесты, которое до сих пор храним как дорогую реликвию».
Письмо это навеяло воспоминания о Захарии и Пенчо, которые были неразлучными друзьями с детства и до самой смерти — их жизнь оборвалась в ту трагическую ночь на 2 июля 1944 года неподалеку от села Топчийско.
…Осенью 1941 года фашистская пресса и радио, захлебываясь от восторга, трезвонили о решающих победах гитлеровских войск на восточном фронте и предсказывали скорое падение Москвы. В эти тревожные дни из Бургаса исчезли трое учащихся — Захарий Димитров и Пенчо Тотев из мужской гимназии и Иван Немцов из технического училища, причем никто не знал, куда и зачем они отправились. Проходили дни, недели, а о местонахождении ребят по-прежнему ничего не было известно. Затем наконец наши герои вернулись, немного смущенные и растерянные. Лишь тогда стали известны их намерения. Оказалось, что ребята узнали где-то о создании в Сливенских горах партизанской четы, во главе которой стоял прибывший из Москвы человек, и решили вступить в ее ряды. Затем они намеревались добраться до фронта и вступить там в Красную Армию. Ребята стали искать связь с партизанами. Многие товарищи убеждали их отказаться от своих планов, предостерегали об опасности, но трое друзей стояли на своем — сначала в партизаны, а затем на помощь советскому народу. Как раз в это время произошли трагические события, в результате которых партизанская чета и окружной комитет партии в Сливене понесли тяжелые потери. Многие из борцов погибли или попали в фашистские застенки. В тайнике в собственном доме застрелился во время полицейской блокады народный трибун Сыби Димитров. В этой обстановке добровольцам пришлось вернуться в родной город. Иван Немцов сумел кое-как оправдаться перед руководством училища за долгое отсутствие и продолжал учебу вплоть до ухода в 1944 году в партизанский отряд. А вот Зарко и Пенчо пришлось навсегда проститься с гимназией. Не прекратилась лишь их деятельность в ремсистской организации. Мечта трех друзей с оружием в руках бороться против фашизма осуществилась после создания партизанского отряда «Народный кулак».
— У Пенчо были золотые руки, — рассказала мне как-то раз его мать. — Дети мои росли без отца. Так Пенчо с малых лет делал всю мужскую работу в доме. А жили мы тогда в какой-то развалюхе. Вот Пенчо и затеял дом строить. Камней навозил, кирпичей наделал и с помощью соседей выстроил новый дом. Потом оштукатурил его, выкрасил в разные цвета и украсил резьбой. Стал наш дом похож на букет цветов. Да, видно, не было нам счастья на роду написано — лишь шесть месяцев мы пожили в нем… Нагрянули жандармы и дали нам лишь пять минут, чтобы вынести пожитки. Но что мы могли взять — лишь кое-какие мелкие вещи. Потом они заставили Гошку, моего младшего сына, принести солому. Что ему, бедному, было делать — носил, а сам плакал. Жандармы вначале подожгли дом, а затем полностью разрушили, забросав гранатами…
Мы покинули место гибели Максима Илиева и начали спускаться по склону к Тахталийской реке. Вот и небольшая полянка — здесь погиб Атанас Павловский. А там, выше, в густом лесу, могила Трайко — одного из двух самых юных, семнадцатилетних, партизан отряда.
Долгое время я изучал жизнь и деятельность Атанаса Павловского — Дядки. Рассказать обо всем, что сделано им в жизни, просто невозможно на страницах этой книги. Поэтому приведу лишь часть воспоминаний о нем его боевых товарищей, с которыми я неоднократно встречался.