Зной прошлого

Николов Георгий

Как-то раз отряд устроил дневку на сеновале у Юсеина. Назначенные командиром дозорные сообщили, что со стороны села появилась женщина в парандже. Оглянувшись по сторонам, она открыла дверь сеновала, вошла внутрь и присела в нескольких шагах от партизан. Пока все недоуменно переглядывались, не зная, как поступить, турчанка сбросила паранджу и принялась внимательно рассматривать партизан.

— Девушки, спойте что-нибудь, — сказал Лысков, не спуская глаз с нежданной гостьи.

Ирина, Иванка (Стойко), Марга (Максим) и Пенка запели любимую всеми песню «Падают листья».

Турчанка удивленно осматривалась по сторонам и приближалась все ближе и ближе к сидящим партизанам. Только сейчас все

увидели, что она совсем молодая, не старше двадцати лет.

— Ирина, спроси, кто она и чего хочет, — попросил Михаил Дойчев.

Ирина подошла и турчанке, и та, не сводя глаз с партизанки, сказала:

— Значит, это правда…

— Что правда? — спросила Ирина.

— Юсеин мне говорил, что среди партизан есть и девушки.

— Да, есть, и немало. Среди них и две учительницы.

— И учительницы?

— А ты почему сбросила паранджу, не рассердится на тебя муж?

— Юсеин? Нет! Он сказал, что после победы сам выбросит мою паранджу, чтобы люди видели, какая красивая у него жена. И я этого тоже хочу…

Разговор продолжался уже целый час, а турчанка все расспрашивала о том грядущем времени, когда сбудется ее мечта и она сможет ходить по земле с открытым лицом.

Однажды во время очередного похода Ирина совершенно выбилась из сил и товарищам пришлось нести ее на носилках. Не желая быть обузой, она настаивала на том, чтобы ее оставили в селе. 29 мая 1944 года партизаны отправили ее в сопровождении ятака Атанаса Янева в село Рыжица. В его доме и в доме другого ятака, Ивана Кирякова, Ирине был оказан самый сердечный прием. Хорошее питание и необходимые лекарства очень скоро сделали свое дело — девушка крепла день ото дня…

— Ирина уже здорова, — сказал Михаил Дойчев товарищам 13 июня 1944 года. — Скоро она вновь будет с нами.

Однако как раз в это время войска и жандармерия начали крупномасштабную операцию против партизан и антифашистского подполья. За десять дней до собственного ареста Атанас Янев сумел переправить партизанку из села Рыжица в село Страцин к ятаку Дойно Дойнову. Но вскоре волна арестов докатилась и туда. Ирине пришлось укрываться в селах Гылыбец и Порой. Когда и туда нагрянула полиция, Ирина покинула село Порой в сопровождении человека, который выдавал себя за партизана. И это сыграло роковую роль в ее жизни.

Все окрестные села были блокированы, и Ирине не удалось через надежных людей установить связь с партизанами. К тому же она поняла, что ее спутник вовсе не торопится добраться до отряда. Он ссылался на то, что его ятакам неизвестно, где сейчас находятся партизаны, и они считают, что в создавшейся ситуации надо затаиться и переждать облаву.

— Такие, значит, у тебя приятели, — возмутилась Ирина и предложила снова пробраться в село Рыжица.

Трое суток пришлось им добираться до Рыжицы. Однако оказалось, что в селе все помощники партизан арестованы. Жена Ивана Кирякова дала Ирине немного хлеба и посоветовала скорее покинуть село. Убедившись, что оставаться далее в этом районе нельзя, Ирина предложила идти в село Плазовец к ятаку Тодору. С его помощью она надеялась установить связь с отрядом. Но силы вновь покинули Ирину, она даже была не в состоянии нести свои вещи. Вместе с ними в руки ее спутника попал и пистолет. Расстояние в один дневной переход они сумели преодолеть лишь за несколько суток и к утру 5 июля оказались в местности Яйкына, близ села Гюлевца. Короткий отдых — и снова в путь.

Следующее утро они встретили неподалеку от построек кооператива «Черноморка». Вдали виднелся овраг, по которому вилась знакомая тропинка, ведшая в Плазовец. Там наверху, на горе, село, а в нем верные ятаки. Лишь надежда придавала силы измученной партизанке. Если понадобится, она готова

была ползком преодолеть оставшееся расстояние. Лишь бы их не обнаружили, иначе конец… Надо дождаться ночи, а затем шаг за шагом взобраться на гору. Там уже будет не так опасно, можно и отдохнуть в надежном месте… Лишь бы до рассвета добраться до села. Интересно, о чем думает ее спутник? Уже шестнадцать дней они вместе, и с каждым днем он становится все более угрюмым и молчаливым… Ну что ж, время трогаться в путь… Шаг за шагом — вверх… Зимой там, наверху, на краю леса, вспомнила Ирина, они останавливались отдохнуть, когда шли на встречу с варненскими товарищами. Все устали после дальней дороги, но настроение было прекрасное. В группе были Моц, Дядка, Чавдар, Минко и Михаил. Моц и Дядка рассказывали что-то веселое, Михаил подшучивал над ними, а все остальные хохотали до слез… «Ирина, — обратился к ней Моц. — Расскажи о каком-нибудь счастливом дне своей жизни». Она ответила, что, когда закончила с отличием предпоследний класс, директор вынужден был сделать ее первым ассистентом при выносе знамени во время торжественного построения. Легионеры негодовали, ремсисты кричали «ура», а она шла с гордо поднятой головой. Затем Михаил присел возле Ирины: «Если хочешь, можешь остаться в Варненской чете». «Где ты, там и я», — не задумываясь ответила она ему тогда.

Погруженная в воспоминания, шаг за шагом Ирина взбиралась все выше по склону. И в тот момент, когда после шестнадцати мучительных дней и ночей спасение казалось уже таким близким, когда на лице Ирины расцвела радостная улыбка, в тишине раздался одинокий пистолетный выстрел. Полные боли и недоумения глаза смертельно раненной партизанки пытались рассмотреть во мраке лицо спутника. Ее губы успели прошептать только два слова: «За что?..»

Ночь скрыла следы этого преступления на много-много лет. Случилось это в десять часов вечера 6 июля 1944 года.

Во имя «спасения» Болгарии

Перелистываю страницы исписанных блокнотов. В них свидетельства очевидцев, воспоминания участников событий, выдержки из показаний жандармов и полицейских. Не могу побороть сомнения. Сумею ли я воссоздать события, ни в чем не отступив от истины? Нелегко писать о людях, многих из которых знал еще с детства, вместе с которыми прошел через ад фашистских застенков третьего батальона жандармерии и с которыми успел проститься лишь взглядом в ту роковую минуту, когда ждал, что следующим палачи назовут мое имя…

Не могу побороть сомнения, но время не ждет, и я беру авторучку…

Решение описать события той трагической ночи пришло ко мне много лет назад. Посоветовался тогда с одним редактором. Выслушав меня, он сказал: «Нет необходимости писать обо всех погибших, этим мы только запутаем читателя. Надо писать только о самых выдающихся, о тех, чья жизнь может служить примером для будущих поколений».

Мне стало больно от его слов. Те, о ком я хотел рассказать, не были национальными героями. Многие из них совсем юными вступили на столь рано оборвавшийся для них путь борьбы. Но то немногое, что они успели сделать, исполнено подлинного мужества и беззаветной преданности коммунистическим идеалам.

Десятилетия минули с той роковой ночи, но до сих пор невозможно ответить на вопрос: кем же именно был отдан приказ о расстреле двадцати трех арестованных?

Один из главных виновников всех репрессий в Бургасской области — генерал Младенов в своих показаниях всячески стремился отмежеваться от этого преступления: «Разумеется, в мой штаб в Сливене поступала информация о захваченных войсками и жандармерией партизанах. Но к массовому расстрелу у села Топчийско я не имею никакого отношения, так как к тому времени жандармерия уже была выведена из моего подчинения».