Знойные ветры юга ч.2
Шрифт:
— Я — смерть Бледных,
Я — убийца римлян,
Я — посланная вам кара,
Я-Дирар ибн аль-Азвар.
Мекканец уже сразил в поединке нескольких врагов. Дуксы Филадельфии и Тивериады(2) погибли в поединках с ним. Никто больше не отзывался на его призыв.
— Бой десять на десять! — заорал он. — Ну, кто со мной!
Из строя арабов вышел Халид ибн аль-Валид и несколько воинов. Надир вздохнул, с сожалением посмотрел на труп, одетый в роскошный пластинчатый доспех, и тоже сделал шаг вперед.
— Удивил, — хмыкнул Халид, но глаза его потеплели. В них уже не было того презрения,
— Почему мы не бьемся всей силой? — спросил Надир.
— Все просто, — ответил Халид. — Их стрелки гораздо лучше наших, и они сейчас выжидают. Как только мы выбьем их самых умелых бойцов и командиров, то тут же пойдем в атаку. Осталось недолго, парень. Просто поверь мне, ведь я делаю это уже не в первый раз.
Две армии откатились назад, потеряв убитыми многие тысячи. Люди устали так, что уже не имели сил поднять меч или копье. Они даже дышали хрипло и со свистом, словно загнанные кони. Спасительная темнота развела воинов в стороны.
Надир сомневался зря, его добыча была цела. Никто не прикоснулся к ней. Слуги, оставшиеся в лагере, раздели мертвого ромея догола, положив золото и оружие в одну сторону, а одежду и нарядные сапоги в другую. Надир лежал неподалеку от шатра Халида, сунув под голову хурджун. Его тело болело во всех местах сразу, и он с немалой завистью смотрел на полководцев — арабов, которые выглядели так, словно и не они только что бились с самого полудня до темноты. А ведь многие из них были куда старше него самого. Тот же Халид ибн аль-Валид старше лет на десять, а Амр ибн аль-Ас и вовсе был стариком.
Слуги смотрели на Надира такими умильными глазами, что он махнул рукой. Он как бы сказал им: забирайте, мол, эти тряпки себе, чем обрадовал нищих кочевников до крайности. Для них шелковая рубаха, цветастые штаны и сапоги тонкой кожи были неслыханным сокровищем. А кровь… А кровь и отстирать можно. В моче с золой замочить, и прополоскать потом. Дел-то!
К шатру командующего привели насмерть перепуганного араба, из-за пазухи которого вывалился простенький медный крестик. Бедолага в простых сандалиях на деревянной подошве и в халате, изобилующем заплатками, шептал молитвы, едва заметно шевеля дрожащими губами.
— Господин, господин, — униженно склонился он, когда из шатра вышел весьма недовольный Халид ибн аль-Валид. — Мне велели передать вам послание.
— А что, никого больше не нашли? — изумился эмир мусульман, разглядывая гонца, словно диковинную зверюшку.
— Никто не согласился больше, — испуганно посмотрел на него посланник. — А у меня семья там… Мне награду пообещали… Не погубите, господин, позвольте слово сказать и уйти. Меня зовут Давид, я маленький человек! Я всего лишь поручение выполняю!
— Говори! — бросил Халид. — Если скажешь правду, останешься в живых. Если солжешь, то умрешь.
— Сиятельный Вардан огорчен этим ненужным кровопролитием, — проблеял араб, — и желает избежать его. Он готов подписать с тобой договор и спасти жизнь тем, кто еще жив. Сражение должно быть остановлено до конца переговоров. Он предлагает, чтобы утром вы с ним встретились один
— Если твой повелитель затевает обман, — ответил Халид, — то, именем Аллаха, мы сами искусны в хитростях, и никто не может сравниться с нами в том, что касается военной стратегии и уловок. Если у Вардана есть тайный замысел, то он лишь приближает свой конец и истребление всего вашего войска. Если, с другой стороны, он говорит правду, то мы не станем заключать мир, пока не будет согласия платить нам джизью. Что же касается каких бы то ни было даров, то в любом случае все ваше скоро станет нашим.
— Так я пойду? — втянул голову в плечи Давид и бочком двинулся в сторону.
— Иди, — пристально смотрел на него Халид. — И вспоминай почаще мои слова. Если ты солгал, поклоняющийся распятому пророку Исе, то тебе конец,. Ты увидишь, как сдирают кожу с твоих близких. А потом ее снимут с тебя самого. Я ненавижу лгунов.
— А! — махнул рукой Давид, который отошел уже шагов на семь. — Все равно пропадать мне, а тебе я верю больше, чем ромеям. Я много слышал о тебе, эмир. Если ты сказал, что сдерешь с меня шкуру, значит, так оно и будет. Слушай правду! Убьют тебя завтра на переговорах, в холмах засада будет…
— Ну вот, — довольно погладил бороду Халид. — Я почему-то так и подумал. Завтра, когда мы разобьем ромеев, забейся куда-нибудь подальше и кричи, что ты под моей защитой. Если великий Аллах смилуется над тобой, то останешься жив.
Какая веселая у него жизнь, — подумал Надир, которого захлестнуло непонятное веселье. — Все хотят его убить. Вот оно, каково эмиром быть! А я ведь теперь тоже эмир! Ну, почти… Поспать бы до утра, устал как собака.
Но вместо этого он, словно со стороны, услышал свой собственный голос.
— Я пойду с тобой, Халид ибн аль-Валид. Я неплохо владею ножом. У меня как раз есть подходящий для того, чтобы вскрыть какую-нибудь ромейскую глотку.
И кто меня тянул за язык, — тоскливо думал Надир, вытирая нож о рубаху зарезанного им ромея. — Я хочу доказать этим людям, что я не хуже их? И кому из них это нужно? Спал бы сейчас, и сил набирался. Ведь денек завтра будет не лучше, чем этот. Дирар ибн аль-Азвар, напротив, веселился от души. Этот парень был какой-то двужильный. Он вышел из вчерашнего боя, покрытый кровью с головы до ног, и не выглядел уставшим ничуть. Доходило до того, что воины императора просто бежали, завидя его полуголую фигуру. «Голый дьявол», так его звали в войске императора, считая демоном пустыни, который перешел на службу арабам.
— Мне пришла в голову отличная шутка, — белозубо улыбнулся он, подмигнув десятку воинов, которых привел с собой. — Парни, вы просто обхохочетесь!
А в это время Халид ибн аль-Валид разговаривал с наместником Эмессы Варданом, который только что пришел со стороны лагеря римлян. Оба войска уже строились друг напротив друга, ожидая сигнала.
— Чего ты хочешь, пастух? — Вардан презрительно смотрел на предводителя мусульман. Для него, усыпанного золотом и камнями, было позором разговаривать с человеком, одетым в потертый шерстяной халат. — Тебе предложили хорошую одежду и золото. Бери и уходи, обрадуй свою нищую семью.