ЗоБоты
Шрифт:
Стреляет, ух, как стреляет, хоть вой! И конвейерный что-то замедлился — глазами лупает, Сусанин! Сус… сука, только попробуй мне тут коротнуть и загнуться! Только попробуй! Э! Слышь меня?! Я из твоей хребтины себе подпорку сделаю, понял?! Я тебя до винтика…
Это что такое? Это…
Дымком тянет. Ей-богу, тянет. Справа? Да, за ивняком, в стороне от реки. Может, где камыш горит?..
Нет, не может быть — веничком запахло, берёзовым, пропаренным… не может быть. Эх, доковылять бы.
Баня! Маленькая, но справная. Меня глючит, что ли? Баня. Стоит себе,
Дымок вьётся над тёмной крышей — сегодня ветрено. Баня почти новенькая — сосновый сруб золотистый ещё. Углы правильно выведены, «в чашу». Окошко узкое, с прищуром. Конвейерный тоже в ту сторону тащится, и я за ним.
Бля! Сустав щёлкает так, что у меня в голове весь матерный запас развёртывается, как долбанная система ПВО, только палить не в кого. Я шлёпаюсь в грязь и ползу на карачках. Конвейерный притормаживает — с интересом наблюдает за мной, как будто усмехается… сволота… Нехрен тут пялиться! Врёшь, не возьмёшь, понял?! Вали давай!..
Ох, крылечко низкое, и на этом спасибо. Дверь чуть поскрипывает, а внутри так тепло, что хочется упасть и уснуть прямо у порога, на коврике. Оглядываюсь — конвейерный не лезет за мной, тихо стоит рядом с крыльцом, трогает капельки смолы на стенах.
Снимаю сумку, ложусь на спину и кое-как, с рваным выдохом, выпрямляю ногу, вытягиваю её. Хреново, Миш… хреново, да? Рядом со мной, на длинной низкой лавке, что-то поблёскивает. Приподнимаюсь на локте, смотрю — кастрюлька под полотенцем. Сверху бумажка — записка кругленькими буковками: «Съешь меня!»
Они тут совсем кукухой поехали, что ли?
За кастюлькой — кружка с чем-то и… «Выпей меня!» — угу, всё ясно. Подначивают. Резвятся. Устроили тут «Алису в стране чудес», засранцы, устр-р-роили тут! А конвейерный — это у них типа белый кролик такой, ну-ну.
В кастрюле варёная картошка. В кружке травяной чаёк. Серьёзно?.. Да пошли вы на хрен! Поиграть со мной решили? Поёрничать? Сейча-а-ас поиграем.
Сажусь, осматриваюсь. Узкое окошко тюлью занавешено. На кирпичной перегородке — печная дверца. Рядом — кочерга. Хорошая такая, кованая. Пригодится, если что. На двери в мойку-парилку ещё одна бумажка… прищуриваюсь… не видно, что там? «Помой себя!»
Ага. Это можно. Погреться не мешало бы. Вон, даже полотенчико на стульчик положили, из одежды чего-то. В плечах наверняка маловато будет — всё-таки я ещё не до конца усох — но ничего, пойдёт. Поднимаюсь на ноги, ковыляю, выглядываю на улицу — конвейерный сидит у стены, покачивает головой, спокойный такой, будто колыбельную слушает. На входной двери щеколда, но я и не думаю запираться. Не барышня, да и похер. Пускай заходят, поболтаем.
Снимаю куртку, ботинки, аккуратно складываю шмотки в угол. Парилка так плотно обнимает меня горячим запашистым воздухом, что время останавливается. Я поддаю ещё, угли на печке шипят, колено благосклонно принимает новую волну жара…
Тихо. Тепло. Пахнет ёлками. Спать нельзя. Нельзя спать, Миш… встаю и опрокидываю шайку холодненькой на голову. Хор-р-рошо-о-о… Вода явно не
На лавке, рядом с кастрюлькой и кружкой сидит женщина. Беленькая, но с рыжинкой, курточка короткая, джинсы в обтяг. Женщина. Сидит и смотрит на меня, сурово так смотрит, а я жалею, что не побрился. Поцарапаю ведь… если что. Гляжу на кастрюльку, на кружку и спрашиваю:
— Где?
Дамочка приподнимает бровь. Поясняю:
— Записочка где? На тебе? «Съешь меня!» — подойдёт, но лучше…
Делаю шаг вперёд. Входная дверь резко дёргается, распахиваясь. В проёме появляется ПАТ. Его круглая башка мерцает красным, крепкая хваталка с хрустом сжимает косяк. ПАТ. Он может вырвать мне глотку одним движением руки. Стою смирно, полотенчико придерживаю.
— Алёна? — голос у патрульного низковатый, будто с хрипотцой. — Всё хорошо?
— Да, — кивает моя чудесная новая знакомая. — Не волнуйся, Паттюнь. Займись пока конвейерным.
ПАТ медленно осматривает меня с ног до головы, медленно кивает и медленно закрывает дверь, оставляя широкую щель, а я хмурюсь — по ногам веет холодом. Надо бы одеться. Бросаю полотенчико на спинку стула, ворошу чистую одёжку, кое-как, с сопением, продеваю больную ногу в дарёные треники, натягиваю футболку — она и правда маловата — зато свитер по размеру… Дамочка с интересом наблюдает за моими телодвижениями. Прям как тот конвейерный. Кошусь через плечо, спрашиваю:
— Любуешься?
— Не совсем, — отвечает Алёна. — Мысленно разделяю твою правую ягодичную на четыре части — примериваюсь. Думаю, первую неделю придётся колоть тебе обезболивающее.
Медик, что ли?.. Улыбаюсь, как счастливый идиот. Вместо подыхающего коняки у меня внутри немедленно просыпается озорной чёрт. Ковыляю к Алёне, но сажусь не на лавку, а на пол рядом, чтоб не подавлять собеседницу габаритами, гремлю кастрюлькой, бряцаю вилкой, молча ем. Изображаю покладистого дусеньку. Пока что. Заодно по сторонам гляжу, подмечаю.
На улице патрульный о чём-то бухтит конвейерному. Больше никого не слышно. Одежда у Алёны чистая, а кроссовки будто только что из магазина, аж сияют белизной. Мои шмотки и сумка лежат на прежнем месте, нетронутыми — сумочный ремень я всегда особой петелькой сворачиваю, как бы невзначай. Хм… удручённо вздыхаю, цокаю языком, спрашиваю:
— Даже не обыскала? Эх ты-ы-ы, глупая птаха.
Алёна тут же нахохливается, зыркает и бормочет:
— Я давно за тобой наблюдаю. Последние два… почти три месяца. С тех пор, как ты зашёл в подконтрольный Бар… к нам в округ. Все роботы, которых ты встречал на пути, следили за тобой. Все, даже еле живые и полностью обездвиженные передавали видеозаписи и отдельные кадры. Некоторые камеры слежения тоже ещё работают, и… Я смотрела, слушала. У тебя на куртке нашивки — «Управление по обеспечению безопасности», и я подумала, что… эм-м-м. Кроме того, я видела, как ты доставал из затопленного оврага пса, а потом сидел рядом с ним, умирающим. Видела, как начал хромать после. Видела, как… как ты спугнул подростковую гоп-компанию на границе с соседней областью, и знаю, что у тебя есть оружие, но… но обойма вроде бы уже пустая. И нога у тебя… я подумала — почему бы не рискнуть. Я подумала…