Золотая баба
Шрифт:
Ель, развернувшуюся поперек главной струи, немедленно навалило на камни и как бы запечатало ею порог. Но лодки преследователей, подхваченные мощным течением, уже не могли уклониться от встречи с острыми сучьями, усеявшими ствол. Они почти одновременно налетели на неожиданную преграду. Податливая береста треснула, разодранная сразу во многих местах. В огромные пробоины хлынула вода. Гребцов завертело в толчее волн.
Оглянувшись, беглецы увидели, как на мокрые холки камней, торчащие среди порога, карабкаются менквы, гуси, волки. А безутешный
Через час Иван и его спутники пристали к пологому берегу. Выйдя из лодки и потянувшись, Иван сказал:
– Сейчас костерок соорудим, обсушимся и дальше...
Нагнулся, чтобы взять топор. На мгновение замер, потом сдавленно позвал:
– Сюда! Сюда идите!
Когда встревоженные Алпа и Пилай подбежали к нему, то увидели, что Иван держит топорище, пытаясь оторвать лезвие, словно прикипевшее к большому камню, лежавшему посреди лодки. Вот лезвие с усилием отлепилось, вот снова с легким звоном прильнуло к ржаво-бурой шероховатой поверхности.
Достав из-за пояса нож, молодой человек стал прикладывать его поочередно ко всем камням, набросанным в лодке. И каждый раз слышался легкий щелчок - лезвие притягивала какая-то сила.
Иван распрямился, утер рукавом испарину со лба. Сказал:
– Ладно, что в суматохе не все камни выбросили.
Пилай и Алпа непонимающе смотрели на него. Наконец девушка подавленно сказала:
– Заколдованные... Золотая Баба... Нет, Мирсуснехум...
– Мы же говорили...
– охваченный суеверным страхом, Алпа прижал руки к груди, отступил от лодки.
– Да не причитай ты, - недовольно перебил его Иван.
– Это же магнит-камень. Знаешь, что это такое?
– Не-ет.
– Да это же... это почище всякой Золотой Бабы будет. Кто магнит-камень найдет, тому от казны знатная награда выйдет. И льгота во всем великая...
– А откуда ты про этот камень ведаешь?
– недоверчиво, спросил Алпа.
– Да у нас в деревне любой тебе про то, как искать его, расскажет, по каким приметам на руду выходить, наслышались, какое счастье рудознатцам приваливает, коли на медь али бо на железо наскочат. Уж старики-то ворчать стали: обнищали, мол, оборвались, а все мечтают жар-птицу ухватить, все по горам шатаются...
Иван с торжествующей улыбкой подбросил на руке увесистый камень. И с молодецким превосходством сказал, как будто ворчливые старцы могли слышать его:
– Вот она, жар-птица, попалась...
Взбивая пыль, лошадь летела по улице поселка.
Поминутно приподнимаясь на стременах, Иван вглядывался в открытые окна заводской конторы - приземистого здания, выкрашенного желтой краской. Когда он был уже совсем близко, в глаза ему бросилась тщедушная женская фигурка с коромыслом и ведрами. Придержав лошадь, Иван спрыгнул на землю:
– Маманя!
Женщина обернулась на его голос. Во взгляде полыхнула
Поглаживая ее по исхудавшим плечам, Иван ласково говорил:
– Все, все, родная, скоро домой все поедем.
– Я знаю...
– Мать подняла на него глаза. На лице ее была скорбь.
– Ч-чего знаешь?
– недоверчиво спросил Иван.
– Карла Иваныч уж распорядился, чтоб семью нашу от работ освободили. Днями обещался бумагу дать...
Молодой человек пораженно смотрел на мать, не в силах произнести ни слова. Наконец пробормотал:
– Значит... значит...
– Ради тебя она, ради тебя...
– со слезами в голосе говорила мать, обняв Ивана.
– Кто она?
– все еще недоумевал он.
Женщина еле слышно прошептала:
– Аннушка...
Управитель уже садился в свою бричку после осмотра доменного цеха, когда на усыпанную шлаком площадку влетел всадник. Подняв облако пыли, он остановился возле экипажа. Брови Фогеля полезли вверх.
– Ты?!
– Он обеспокоенно оглянулся, словно боялся, что кто-то может подслушать.
Увидев Тихона с уставщиками, скривился и негромко сказал:
– Поедем отсюда.
– И тронул лошадей. Иван пристроился рядом.
Поднялись на плотину.
– Ну и?..
– Немец избегал прямого вопроса о Золотой Бабе.
– Ну и добыл я статуй - уворовал с капища их поганского.
Фогель выронил из рук вожжи.
– Золото?!
– А что же еще? С места кое-как сдвинешь. Тяжеленный болван вот-вот, гляди, в землю уйдет.
– А велика ли?
– Губы управителя побелели, он не замечал, что лошади давно встали посреди плотины.
– С ребятенка десятилетнего будет...
– Так где же она?
– нетерпеливо сказал Фогель.
– Как уговорились - в лесу схоронил в приметном месте.
– Тогда...
– Не знаю только, господин управитель, придется ли ехать за ней. Иван запнулся. Потом сказал через силу, глядя мимо Фогеля: - У тебя, я слышал, с моей невестой другой уговор вышел. Ежели-де пойдет замуж...
– Молчать!
– досадливо крикнул управитель и испуганно оглянулся.
– А чего мне?
– как можно беспечнее отозвался Иван.
– Я от людей не таю ничего.
Лицо немца как-то сразу посерело. Казалось, он стал меньше, вдавившись в кожаные подушки сиденья. И только напряженный блеск глаз свидетельствовал о том, что творится в его душе.
– Откажись от Анютки, господин управитель, - негромко сказал Иван. Неровня она тебе... Что ей за старого-то идти...
Ответа не было, и тогда, возвысив голос, кержак резко подался к Фогелю, так, что лошадь под ним испуганно вдрогнула всем телом.
– Аль не нужна уж тебе Баба Золотая?!
Немец медленно обратил к нему лицо, прорезанное глубокими морщинами. Казалось, скорбные тени залегли в этих суровых складках. Даже седой парик стал выглядеть как-то траурно.