Золотая Королева
Шрифт:
Эверинн пошла за своей котомкой, а Мэгги – к себе за котомкой Галлена. Орик лежал в ногах постели. Мэгги порылась в мешке и нашла дрононский ключ от Лабиринта Миров. Галлен положил его в старый кожаный кошелек и туго затянул шнур. Мэгги вынула ключ и стала оглядываться, ища что-нибудь подходящего размера. В одном углу стоял горшок с растением, покрытым пурпурными цветами. Мэгги взяла из горшка плоский камушек, положила его в кошелек и вернула кошелек на место. Орик, наблюдавший за ней, спросил:
– Что ты делаешь?
– Ты хочешь пойти с Эверинн, а я хочу пойти
– А ты знаешь, куда они направляются?
– Вериасс вчера у костра сверялся с картой, а я смотрела ему через плечо. Моя манта запомнила координаты всех ворот, кроме самых последних. Мы легко их найдем.
– Но Вериасс говорил, что пользоваться неверным ключом опасно, – замотал головой Орик.
– Все, что мы делали до сих пор, тоже было опасно, – выпалила Мэгги. – Меня этим не остановишь. – Ее манта не знала точно, как работает ключ – но его электронный сигнал, очевидно, отпирает ворота и посылает в них закодированную информацию о предстоящем прыжке. Да, ключ несовершенен, но при первом прыжке они ничуть от этого не пострадали. Мэгги решила, что ключ, передавая координаты времени и места, просто не совсем достигает синхронности с декодером ворот, поэтому они с Ориком всего лишь переместятся на несколько дней в прошлое. Мэгги испытующе взглянула на Орика:
– Нам обоим известно, что Галлен и Вериасс думают, будто мы нужны им в путешествии, как собаке пятая нога, но даже им мы можем понадобиться. Идешь ты со мной или позволишь, чтобы любимая женщина навсегда ушла из твоей жизни?
– Я с тобой, – ответил Орик.
– Хорошо. А теперь сделай одолжение, выйди отсюда. Галлен вот-вот придет за своей котомкой, и мне хочется немного побыть с ним наедине.
– Всегда эти женщины мной помыкают, – проворчал Орик, уходя. – Человечьи или медвежьи, все они одинаковы.
Мэгги стояла в ногах кровати, ожидая Галлена. Она слышала, как бьется сердце в груди, и придумывала, что бы ей такое сказать, но в голову ничего не приходило. А Галлен между тем уже возник на пороге в сиянии утреннего света. В своих черных одеждах, при оружии, в манте лорда-хранителя, он выглядел каким-то другим, чужим. Никто на Тиргласе так не одевался, и Галлен в своем наряде казался выше и двигался увереннее. Это путешествие изменило его, оставило на нем неизгладимый след – так же, как и на ней.
– Меня удивило, почему ты, в свой черед, не стала проситься с нами, – сказал Галлен после долгого молчания.
– Ты все равно меня бы не взял.
– Почем ты знаешь?
– Твое ремесло – защищать других. И ты должен понимать, что лучший способ меня уберечь – это оставить меня тут от греха подальше.
– Я рад, что и ты это понимаешь, – слабо улыбнулся Галлен. Он подошел к Мэгги, взял ее за плечи и поцеловал долгим, страстным поцелуем. – Эверинн сказала, ты знаешь, что произошло ночью. Простишь ли ты меня когда-нибудь?
Смущенная Мэгги не знала, как отвечать. Она думала – во всяком случае, хотела верить, – что Галлен любит ее по-настоящему. На это указывало многое – его забота о ней, его нежность в эту минуту. И все же она
– Никогда больше не смей так со мной поступать! – прошипела она. – Понял? Попробуй еще хоть раз поставить меня на второе место!
Галлен кивнул, на его лице появилось суровое выражение. Мэгги не могла понять, о чем он думает.
– Я знаю, это покажется тебе отговоркой, но, по всей вероятности, завтра к вечеру Эверинн или умрет, или… изменится так, что тоже умрет для меня. Этой ночью ей хотелось того, что только я мог ей дать. Я не сожалею о том, что мы с ней совершили, хотя мне ужасно больно сознавать, как это должно быть тяжело для тебя. То, что было у нас ночью с Эверинн, было только прощанием и больше ничем. – Галлен помолчал и добавил: – Я никогда больше не поставлю тебя на второе место.
Мэгги вгляделась в его лицо. Когда Галлен О'Дэй дает слово, он или держит его, или умирает, стараясь его сдержать. Уж это она о нем знала.
– Обещай только, что вернешься ко мне, – сказала она. Галлен погладил ее по щеке рукой в перчатке, но не стал больше ничего обещать. Она упала ему на грудь и разрыдалась. Галлен обнял ее и прижимал к себе, пока не настало время уходить.
Орик почти весь день проспал – так проявлялось у него беспокойство об Эверинн. Он хотел отправиться в путь немедленно, но Мэгги настояла на том, чтобы дождаться темноты и уйти незаметно. Оба они были измотаны, и медведь старался отдохнуть, пока есть возможность.
Несмотря на снедавшую его тревогу, он наслаждался гостеприимством Сианнеса. День опять выдался ясный и тихий. К вечеру, после сытного обеда. Бабушка объявила, что один городской актер приглашает Мэгги и Орика посмотреть пьесу, которую сочинил в их честь.
И когда костры почти догорели, все стали смотреть историю о старике, который заблудился в волшебном лесу, где жили разумные звери.
Старик долго искал дорогу домой, но к тому времени, когда звери помогли ему разыскать ее, он хотел лишь одного: остаться в лесу навсегда. Старик был необычайно смешон, и Орику очень нравилось представление, но больше всего поразили медведя декорации. Пьеса шла в открытом амфитеатре, и на сцене в нужные моменты вырастал лес, всходила луна или пруд вдруг начинал переливаться там, где миг назад была суша. И звери – сплетник-медведь, властолюбивый барсук – тоже появлялись и исчезали, когда надо.
Когда спектакль кончился, Орик с тоской подумал о родных лесах, о сладкой горной траве, о ручьях, полных форели. Они вернулись к себе, и Мэгги спросила его:
– Тебе понравилась пьеса?
– Замечательная пьеса, – искренне ответил Орик. – А лучше всех была лиса – самая смешная.
– А как тебе кажется, какой в этой пьесе смысл?
– А что, в ней и смысл был? – обеспокоился медведь.
– Ну конечно. Автор просит нас остаться здесь. Это мы с тобой заблудились в их волшебном лесу.