Золотая Королева

Волвертон Дэйв

Он собирался попросить у Эверинн разрешения сопровождать ее, но она казалась такой печальной, что у него не повернулся язык.

– Рыба меня не волнует. Скажи, о чем ты плачешь?

После долгого молчания Эверинн произнесла:

– Ни о чем. Просто я…

– Тебе грустно? – прошептал Галлен. – Почему?

Эверинн смотрела в морскую даль.

– Знаешь, сколько лет было моей матери? – Голос звучал так тихо, что Галлен едва слышал его за шумом прибоя.

– Несколько тысяч, наверно? – предположил Галлен. Семаррита все-таки принадлежала к числу бессмертных, да и Вериасс говорил, что служил ей шесть тысяч

лет.

– А знаешь ты, сколько лет мне?

– Восемнадцать, двадцать.

– Скоро будет три, – уточнила Эверинн. Галлен оторопел. – Когда моя мать погибла, Вериасс вырастил ее клон – меня. Он выращивал меня в автоклаве на Шинтоле, чтобы ускорить процесс. Он не мог позволить мне иметь нормальное детство – вдруг бы я порезалась или сломала себе что-нибудь. Пока я была в автоклаве, он с помощью мант обучал меня истории, этике, психологии. Теперь я знаю все о жизни, но самой жизни не знаю совсем.

– И ты боишься, что через несколько дней твоя жизнь может закончиться?

– Я не просто боюсь, я это знаю. Моя мать была намного старше и мудрее меня. Дрононы покушались на рубежи ее владений несколько тысяч лет. У нее были многие века на то, чтобы подготовиться к сражению с ними, и все-таки она погибла. Думаю, что мои шансы на победу равны нулю. И даже в случае победы меня постигнет перемена. Ты знаешь, что такое контакт с персональным интеллектом, знаешь боль и восторг этого общения. Но омниразум имеет размер планеты и содержит больше информации, чем триллион персональных интеллектов, вместе взятых. Я… просто букашка по сравнению с ним. Моя мать постепенно слилась с ним в одно целое, и теперь, когда ее тело мертво, он передаст личность матери ее клонам. В нем хранится все, что называлось моей матерью, – ее мысли, ее мечты, ее воспоминания. И если в меня вольется все это, я больше уже не буду собой. Ее опыт подавит меня, и будет так, будто я никогда не существовала.

– Ты все равно останешься собой, – сказал Галлен в надежде ее утешить. – Этого у тебя никто не отнимет. – Но он знал, что это неправда. Для омниразума Эверинн – всего лишь скорлупка, оболочка великой правительницы Семарриты, которую надо заполнить. Эверинн неизмеримо вырастет, узнает гораздо больше, чем дано узнать ему и миллиардам других. Но ее личность, ее суть будет отброшена прочь, как нечто, не имеющее значения.

Эверинн посмотрела ему в глаза с печальной улыбкой.

– Ты, безусловно, прав, – сказала она, желая его успокоить. Ветер развевал ее темные волосы. Галлен смотрел в ее синие глаза.

– Твое место мог бы занять кто-нибудь другой, – предложил он. – Есть ведь и другие таррины. Может быть, Бабушка согласилась бы править вместо тебя.

– Она опытная правительница, но мое место занять не сможет, – покачала головой Эверинн. – Пост нужно заслужить, и Бабушка не сумела этого сделать. Всем тарринам известен план Семарриты вернуться в качестве своего клона. Я порой сомневаюсь, достойна ли я стать Слугой Всех Людей, но таррины смотрят на меня как на продолжение Семарриты. Они говорят, что, как только я соединюсь с омниразумом, моя коротенькая жизнь утратит все свое значение. Я стану Семарритой. – Эверинн вздохнула, переводя дух. – Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал сегодня.

– О чем ты?

– О том моменте, когда ты навел на нас огнемет. Я рада, что ты не из тех, кто слепо идет за мной.

Слишком немногие интересуются тем, что же мной движет.

– А тебе кажется, этим следует поинтересоваться?

– Ну конечно! – Наступила тишина, и Галлен услышал вдалеке чей-то смех. Темнело, и Галлен чувствовал, что ему надо бы уйти, но Эверинн была так близко, на расстоянии ладони. Она приблизила к нему свое лицо и поцеловала Галлена, обвив его руками.

– Спроси меня об этом, – горячо прошептала она. Губы у нее были теплые, зовущие.

Галлен понял ее слова буквально.

– Ты боишься, что скоро умрешь, – прошептал он, целуя ее в ответ. Она прижалась к нему.

– Я; кажется, влюбляюсь в тебя, – шепнула она. – Я хочу знать, на что похожа влюбленность у такой, как я.

Галлен, пораженный тоном ее слов, отстранился:

– Вериасс был хранителем твоей матери. Был ли он также ее любовником?

Эверинн кивнула, и Галлен внезапно понял все. Как только омниразум передаст Эверинн все, что в нем заложено, она станет Семарритой во всех отношениях. Вериасс боролся не только за то, чтобы вернуть народу его правительницу, – он стремился воскресить свою жену.

– Он никогда не прикасался ко мне, никогда не говорил мне о любви, – сказала Эверинн. – Но я вижу, как я мучаю его. Я для него лишь дитя, тень женщины, которую он любит. Иногда он смотрит на меня, и я вижу, как терзает его желание.

Галлен слышал, как колотится ее сердце у его груди.

– Подари мне эту ночь, – сказала она. – Что бы ни случилось потом, позволь мне остаться в эту ночь с тобой.

Галлен заглянул в ее большие глаза, ощущая тепло ее тела.

– Я знаю, ты хочешь меня, – говорила она. – Я прочла это в твоих глазах в первый же миг нашей встречи. И я тоже хочу тебя.

Потрясенный Галлен дрожал. Она поистине самая прекрасная, самая совершенная из женщин, которых он встречал, и ему больно было сознавать, что им никогда не быть вместе. Галлен не обманывался в своих чувствах. Попроси она его стать ее лордом-хранителем, сражаться за нее с дрононами – и он сделал бы это с радостью, охотно рискуя своей жизнью день за днем, час за часом.

Но она могла обещать ему только одну ночь любви. Эверинн, не отстраняясь от него, сняла с себя верхнюю и нижнюю одежду. Ее груди были маленькие, но дерзкие, бедра точеные и сильные. Часто дыша, она освободила от одежды Галлена и увлекла его за собой в высокую мягкую траву на террасе, и они любили друг друга долго и медленно.

А после лежали рядом нагие. Волны внизу набегали на известковые утесы, и рыбы-факельщики озаряли океан бледно-зеленым светом. Вверху проплывали тучи и зажигались звезды, вскоре усеяв все небо. Теплый ветер качал ветвями, и Галлен обрел покой.

Эверинн прижалась к нему, и они уснули. Когда Галлен проснулся, ветер стал прохладнее, большой косяк факельщиков уплыл, и ночь стояла над ними, как шатер. Галлен обнял Эверинн, оберегая ее. Он не мог не думать о том, что это – начало и конец их любви. Они скрепили это событие тем малозначительным актом, который совершили, – но будущее неотвратимо, и завтра, что бы ни случилось, ветер перемен унесет их в разные стороны, как два листка, сорванных с дерева. Небо вверху было так огромно, так беспредельно, что Галлен остро ощутил свою и ее наготу под сводом безбрежной, пугающей тьмы, готовой рухнуть на них.