Золотая лихорадка
Шрифт:
Она взяла лопату и пошла нагружать тачку. «Я поеду отца искать!» – вдруг решила она.
Ксеня встретила ее на крыльце.
– Ты знаешь, меня что-то страх берет, мне кажется, что сейчас кто-то в кустах бродит, подходил сюда…
Катерина, казалось, не слыхала ее.
– Я сейчас уеду, – сказала она.
– Катька, мне че-то страшно, – молвила Ксеня. – Дрожу, как осиновый лист.
– Но бойся, это кажется. Я живо съезжу, отца привезу.
– Я боюсь, как бы староверы не подошли, которые отца стреляли.
Катя села в лодку, убрала весла, пустила
Солдаты были по левому берегу, проверяя, не остался ли кто. Они шагали следом за последними старателями и торопили тех, кто задерживался.
– Два дня дадено было! Что же ты, чертова кукла, думала? Где была? – кричали они на толстуху с родимым пятном. – За двое ден не схлопоталась!
– А на лодках есть проезд?
– Лодки задерживают и проверяют… Списки пишут. Иди! Задерживаешь! Скоро обедать уж надо, а мы с вами возимся…
– А ты откуда? – спросил солдат Катю, вышедшую на берег.
– Я с резиденции! За отцом приехала. Он тут больной ждет меня, – ответила Катя.
Солдаты пропустили ее.
– Беги…
– А что будет тому, кто не уйдет? – спросила Катя.
– А таких уж, кто сопротивляется, целый баркас уже отправили сегодня в тюрьму в Николаевск, – сказал солдат, опираясь на ружье и закуривая.
Катя побежала на участок китайской артели.
Федосеич сразу нашел своего знакомого в большой толпе.
– Земляк! – воскликнул он.
– Служивый!
– Не стреляй своих! – Федосеич шутя поднял руки вверх.
– Знакомый? – спросил поручик.
– Да, свой… – отвечал фельдшер.
Шумела толпа, ожидая проверки. Некоторым разрешали садиться в лодки и уезжать.
– Свой, матрос! Приятель мой, ваше благородие, – сказал фельдшер, – служили вместе на конверте.
– Кого только сюда не занесло! Пропусти его! – сказал офицер фельдфебелю.
– Там ничего не станется, не беспокойся, – говорил фельдшер. – Еще солдаты подошли. Всюду теперь стоят войска, и никакого насилия или безобразия быть не может. У меня и заночуешь.
Федосеич прошел через цепь солдат и подошел к большой лодке, около которой был в двух палатках госпиталь для больных. На берегу стояло множество лодок.
Солдаты дали Федосеичу котелок, и он с удовольствием стоял в очереди за солдатскими щами.
– Вот, хунхуза поймали! – сказал усатый солдат.
– Ты кто? – спросил урядник у Сашки. – Как фамилия? Есть у тебя вид на въезд в империю?
Урядник Попов но очень верил солдатам. Сам он много лет прожил на Амуре, китайцев встречал, но с трудом отличал их друг от друга и полагал, что солдат зря хвастается.
– Зачем мне в империю? – отвечал Сашка. – Я русский.
– Паспорт есть?
– Есть паспорт.
– Гляди, у него паспорт! – сказал урядник Попов писарю.
Тот посмотрел документ и с уважением отдал его Сашке.
– Мы знаем его! Сыми с него рубаху, у него должны быть знаки на груди, – сказал усатый солдат.
– А ну, подыми! – велел
Сашка поднял рубаху. На груди у него что-то выжжено.
– Вот, видишь! – сказал усатый.
– Задержим тебя! – сказал урядник.
Сашка еще подержал поднятую рубаху, как бы предоставляя всем удостовериться. Потом опустил ее, поднял ремень с земли и подпоясался.
Урядник опять развернул паспорт.
– Александр Егорович Кузнецов. Место рождения Фылинха! Где это?
– Это Филониха! – сказал с лодки Силин, сидевший в кандалах на корме и слышавший весь этот разговор. – В Орловской губернии, где Ливны и Елец.
– Мы тебя задержим! – сказал урядник. – Проходи сюда, – добавил он.
Писарь записывал мужиков, но что-то надумал и крикнул:
– Эй, Кузнецов Александр, иди сюда… Дай-ка еще раз паспорт… Какое вероисповедание, я не посмотрел… – Он взял паспорт. – Православное, – прочел он. – Иди! – сказал писарь. – Садись. Долго тебя не продержат.
– А ты знаешь, кто это? – сказал усатый солдат. – Ты хорошенько проверь. У него знак на груди: «Святая борьба за свободу!».
– Откуда у тебя такой знак? – спросил писарь.
– Хунхуз, хунхуз! – подтвердили солдаты. – Мы его признали!
– Где-то русский паспорт добыл.
– Да, ребята, он русский!
– Тоже Кузнецов!
– Сколько их тут, этих Кузнецовых?
– Кого это задержали? – подходя, спросил Телятев.
– Да вот, солдаты говорят, что хунхуз. А у него паспорт русский. Знак на груди, объясняет, что отец был солдат и жил с китайцами и они его украли в детстве и поставили знак на груди.
– Ну, это мелочь! – сказал Телятев. – На баркас его и отправь с уголовниками. Задержать до наведения справок. До выяснения личности.
– Баркас ушел, ваше высокоблагородие.
– Отпустить его, может? – сказал урядник.
– Да нет, если русский паспорт у китайца, то задержите до выяснения личности.
– Пока выяснят, человек года два в тюрьме вшей покормит, – сказал Тимоха.
– А где Сукнов? – спросил Телятев, покосившись на Тимоху. – Он всех китайцев на Амуре знает.
– Сукнова срочно отправили на озеро! – ответил поручик. – Там халку чуть не разбило, вода прибыла, и была волна.
На отвале песка, лицом на солнце, сидел Советник. Он был трезв и, чувствуя себя потому почти совершенно больным, нервничал, и не знал, как поступить. Он сидел здесь уже давно, иногда вскакивал, как арестант в камере, и бегал взад и вперед. Он знал свою мягкотелость, нерешительность. Он должен был идти и обличать молодого Кузнецова, лицом к лицу говорить с ним. Но для этого, во-первых, надо было выпить. Во-вторых, надо как можно дольше затянуть время, чтобы не погубить себя, преждевременно открывшись. Он чувствовал, что старатели еще в чем-то сильны и что его подозревают. Пока еще он боялся их. Иногда думал, что это только кажется, и опять чувствовал, что ничего не может решить, и сетовал, что загубил свою жизнь из-за этих постоянных колебаний и что чем дальше, тем больше он разрушается.