Золотая лихорадка
Шрифт:
– Непогода будет, – сказал Егор.
«Грудь у него опять болит!» – подумала Дарья.
– Тут близко. Ребят полну лодку насажу. Разве впервые… И поедем к бабке Арине, в старую нашу Тамбовку…
Какой-то пароход загудел под берегом.
– Слышишь, пароход, – сказал Егор. – Иди-ка живо, может, возьмет.
Дуняша еще поговорила и ушла. Татьяна, смотревшая вслед ей, вдруг всплеснула руками.
– Смотри, Иван приехал!
С берега шагал рослый человек в шляпе и в теплой куртке, быстрый на ногу.
– Идет как на прошпекте, – молвил дед.
Иван встретил Дуню, остановился. «Видно, все шутит! Так
– Что он там ей заливает? – сказала Таня. – Опять из Америки или откуда-то его принесло. Это он на своем пароходе.
– Торопится, казенных не ждет! – сказал дед. – По делам-то! Наездился, все, поди, проверить надо, сколько недоделано, растащили, поди…
Дуняша мягко и застенчиво склонила свою красивую голову в светлом платке. Они оба были хороши в этот миг над опустевшей рекой. Дуня приосанилась и поклонилась вежливо.
– Пошла! – сказала Таня.
Немного отойдя, Дуня побежала, как девушка, и видно было, что ей приятно, что она словно счастлива.
– Как коза поскакала, – сказал дед и пошел встречать Ивана.
– Здорово, Кондрат!
– Здравствуй, Иван.
– Где сын?
– Простреленный лежит.
– Че такое?
– Президентом выбирался, теперь не отойдет никак. Твой был совет.
– Кто же это хлопнул, там и хунхузов нету?
– Сам не знает. Нашелся хороший человек! Все уважали и слушались. А кто-то, видно, позавидовал. Он всех работать заставлял, даже сучки городские трудились, плакали, как он уезжал.
– Паря, народ врать научился.
– Пойдем к нам.
– Иду… Да это че за беда? А я-то думал, на Егора износа нет, и шкуру у него пуля не пробьет…
Иван стал скоблить грязные сапоги о железку, когда в сенях кто-то сказал ему:
– Надо будет, и твою шкуру пробьют!
Иван рассмотрел. Говорил Петрован, старший сын Егора. Вымахал детина под притолоку. Показалось Ивану, что он какой-то недобрый.
– Здравствуй, Петьша.
– Здоров, дядя Ваньша!
Таня проскользнула мимо.
– Чего пел моей подружке?
– Она спросила, откуда приехал.
– А ты че?
– Из Парижа.
– А она че?
– Смеется, читала! Как, говорит, съездил.
– А ты че?
– Я сказал, мол, сравнивать ездил, кто лучше. Только ее там вспоминал… А она надулась!
Егор приподнялся. Иван уселся подле его кровати, и оба они тихо посмеивались, словно на некоторое время к обоим вернулась их ранняя молодость.
– Я сам виноват, – сказал Егор, – думал, что людям хорошо и никто не тронет. Не берегся. Сашка говорил мне, хотел телохранителей приставить, а я не послушался.
– Паря, надо слушать. Что смеяться, скажу, что надо все знать и ушами нигде не хлопать. Мало что нас на приисках бьют, рвут в клочья, топчут. Я бывал на бирже, золото идет рекой, бумаги, акции. Егор! Вспомнил я, что не зря мы тот год с тобой говорили. Скажу, надо открывать банк. Золото роем, добываем и его не видим. Мало что это золото пропиваем. Этим золотом нами же потом управляют. Я и прежде знал это, сколько мне раньше Барсуков говорил. И когда я в Калифорнии был, видел много золота. Но такого потопа еще не видел. Война, дележ, ссора от всего, идет своя выгода. Хватают острова, негров, кричат «свобода» и тут же всех и хлещут, и давят, и стреляют, и грабят чужих и своих.
– А
– Богатому все можно! – ответил Иван.
Вошел Петрован. Что-то буркнул, попочтительней хотел поздороваться. Взял ружье и ушел.
– Под праздник у стариков гулянка, а у молодых – стрельба, – сказал дед. – Бабам – разговоры, у ребят, орехи, семечки…
– Я омолвился в Иркутске сибирякам, что хочу открыть банк, так сразу нашлись охотники и стали предлагать войти в дело. Жалеют, что доступ иностранным коммерсантам у нас ограничен. Говорят, надо транспорт, проводить железные дороги, и надо менять законы империи. Открыть широкий доступ иностранного капитала! Почему, мол, к золоту иностранцев не допускают! Мол, глупо! Весь мир открыт, а Сибирь закрыта. Они бы отсюда много выкачали! А прииск без тебя не погибнет?
– Нет. Я им говорил, чтобы мука всегда была. А остальное подвезут и сами добудут.
– Кто же тебя?
– Не знаю. Там кто-то живет в тайге. Не инородцы, а какие-то лесовики, сектанты. Где-то ходят. Их не найдешь. Может быть, теперь Сашка их изловит. Меня еще три года тому назад на той речке первый раз стреляли, да промахнулись. Человека я сам видел.
Ничего подобного никогда и никому Егор до сих пор не говорил.
– Ты не бредишь? – спросил Иван.
– Нет. Я Александру сказал еще первый год, чтобы Ваське не дозволял от прииска далеко отходить. Когда разгонят, то сами все уйдут.
– А когда разгон?
– Не знаю. Но будет. У людей все же золото останется.
– Этого золота надолго не хватит. Товар этот у мужика не залежится. Его живо выкачивают. Он уйдет все тем же путем, через границу, в Шанхай, а оттуда во французские и английские банки, все на те же весы, чтобы нас же своей тяжестью перетянуть.
– Я теперь всем говорю, что не хочу быть богатым после того, что видел, – сказал Иван, сидя вечером с Егором. – Но это неверно, Егор, я зря говорю. Надо быть богатым. Богатство двигает все, золото удержит тот, кто хочет добиться своего. И нам надо быть богатыми, Егор. Я уж жалею, что на сотни тысяч рублей сдавал золота, за бесценок, и оно пошло все туда же. Даже государственные казначейства во всех странах должны банкирам, банкиры дают субсидию на войну, и ловко это делают. Я был в гостях у банкира. Их дома в нескольких государствах. Жалко отдавать им наше золото после этого. Надо бы его держать, собирать. Казна задумала сделать золотой рубль. Значит, за песок можно будет брать золотые. Куда мы без денег! Я еще до поездки задумал с Афанасьевым открыть частный банк. Надо бы сделать его как-то общим, чтобы крестьяне несли вклады, золото, песок, самородки. У нас была бы сила, со временем мы ворочали бы большими делами. Подумай, Егор.
– Куда же эти капиталы? – спросил дед.
– Рядом океан. Он ничей. Вернее, все зарятся… Азия не чужая нам! Я же азиат, уж сколько поколений мы гураны! О своем беспокоюсь. Помнишь, паря дедка, ты меня бичом оттянул?
– Это помню еще, – сказал дед. – Старое лучше помню.
– Ты думаешь, за кого тебя чуть не убили? За справедливость? Нет. За банкиров! И все! Люди боятся кабалы…
– А бога забываем, – сказал дед.
Бабка поставила перед гостем деревянную латку с кедровыми орехами. И все стали щелкать орехи, как когда-то давно, в первые годы.