Золотая нить
Шрифт:
Ну, да. То есть, нет. Чуть-чуть, то есть. Вообще-то, по всем правилам Греттиру полагалось еще немножко пострадать.
— Ты пока меня не заслужил!
На этот раз ее пятки уперлись в пол довольно прочно.
Он улыбнулся:
— Согласен.
Вендела удивленно моргнула. Что это было? Чистосердечное признание и раскаяние?
— Я никогда тебя не заслуживал, пора тебе это знать. Я это понял в ту самую секунду, когда посмотрел тебе в глаза там, в доме твоей семьи. — Его рука скользнула под воротник ее рубашки, и большой палец мягко
Вендела повернулась и посмотрела в лицо Греттира. Он больше не улыбался и не шутил.
— Я никогда не буду тебя достоин. Но никогда не смогу от тебя отказаться. Или убей меня или прими.
Ошеломленная этой правдой, она пыталась найти ответ в его глазах:
— И что же мне теперь выбрать? После всего, что ты натворил?
Он выглядел таким растерянным, таким беззащитным и открытым. Вид Греттира без его обычной брони спокойствия и безразличия поразил ее до глубины души.
— Попытайся простить. Ради нас, ради наших семей. Я не хотел делать то, что сделал, но я попытаюсь загладить свою вину. Если ты позволишь.
Когда он снял перед ней свои доспехи и отбросил прочь оружие, Вендела хотела позволить ему что угодно. В конце концов, удел живых — жить своей жизнью, пока не придет их час. Но как он собирался исправить то, что было сломано между ними?
— Для этого потребуется время, — сказала она. — А сейчас… — Его глаза были прикованы к ее губам. — Сейчас мы можем объявить перемирие. И знаешь, что?
— Что?
— Я не буду сегодня мыть посуду.
Медленная улыбка осветила лицо Греттира. Он наклонился и поцеловал ее нежно и бережно, словно давая последний шанс передумать. Вендела сжала его рубашку в кулаках и поднялась на цыпочки. Тут же два стальных обруча обвились вокруг ее тела, пол ушел куда-то вниз, и тихий голос прошептал прямо в ухо, отчего от предвкушения похолодела кожа и поджались пальцы на ногах:
— Тогда я отведу тебя домой.
Глава 32
Греттир открыл дверь пинком, потому что руки его были заняты: всю дорогу от ратуши до дома он отказывался выпустить Венделу их своих объятий. Пусть Кьяртан, Боле и все остальные засранцы знают — это его женщина! Пусть не принюхиваются и не облизываются, пусть…
Едва переступив порог, он резко остановился и уставился на ворох белой ткани у подножия лестницы. Вендела соскользнула на пол и бросилась вперед:
— Маргрета!
Мать лежала с закрытыми глазами, такая маленькая в широкой рубашке и под шалью. Под слоями ткани невозможно было определить, дышит ли она.
Вендела прижала два пальца к шее женщины чуть ниже уха:
— Жива. — Затем проверила ее руки. — Холодные. Наверное, лежит так давно. — И обернулась к Греттиру. — Неси ее наверх, попробую согреть и разбудить.
Через десять минут Маргрета лежала в постели, обложенная бутылками с горячей водой, с грелкой в ногах, и ее щеки постепенно
Вендела распахнула шторы, впуская в комнату лунный свет. В отверстие веретенного блока была ясно видна петля, захлестнувшая тело поперек груди. Толстая, как деревенская пряжа нить, давила, не давая дышать. И неудивительно, учитывая, как сильно она была натянута. Достаточно было лишь коснуться ее пальцем, как где-то вдали загудел охотничий рог, и залаяли собаки. Она проследила направление нити.
— Что ты видишь? — Спросил Греттир.
— Твой отец ценил твою мать?
— Да, — ответил он. — Я не видел любви сильнее.
То, как уверенно он произнес это «любовь», поразило Венделу. Люди легко говорили о любви, они вообще могли разбрасываться своими чувствами направо и налево, но для эйги все было сложнее. Их было слишком мало, и их жизнь была достаточно трудна, чтобы идти на поводу у таких недолговечных привязанностей. Новые браки заключались ради укрепления рода, ради рождения здоровых детей, ради приобретения сильных союзников. Слишком крепкая привязанность была опасна, потому что давала возможность умершему супругу забрать с собой оставшегося в живых.
— Что с ней? Что ты видишь?
— Твой отец тянет ее за собой.
— Как?
— Дай руку. — Она положила его ладонь на пустоту. — Чувствуешь? Нити их жизней переплелись вместе. Теперь ни Маргрета ни Кнут не могут существовать друг без друга. Ни здесь, ни там. Думаю, она не переживет полнолуния.
Греттир сжал в кулак то, что ощущалось, как стальная проволока, и дернул изо всех сил. Бесполезно. Зато вдалеке, где-то в стороне Королевских холмов, взвыли собаки, да так громко, что услышал даже он.
— Что это? — Он вытер окровавленные пальцы о штаны и снова вцепился в нить жизни.
— Ты услышал? — Удивилась Вендела. — Это Дикая охота. Всеотец иногда выпускает ловцов на землю к живым. И они никогда не уходят без добычи.
— Когда это может случиться?
— Полнолуние будет длиться еще четыре ночи. В любую из них.
Вот, значит, как. Отцу не сидится спокойно в чертогах Одина, и он пришел забрать мать. Греттир не готов был отдать ее даже отцу. Маргрета была слишком молода, чтобы уйти, она еще даже не увидела своих внуков.
— Я обрежу эту чертову нить.
— Ну, попробуй.
Вендела села на край кровати и взяла Маргрету за руку. Пусть убедится сам, упрямая голова. Греттир старался долго, но меч или отскакивал от этой проклятой проволоки или проходил ее насквозь. Зато у него самого появился реальный шанс остаться без пальцев.
— Прекрати, — попросила Вендела. — Ты же видишь, ее не разрезать.
— Неужели нельзя ничего сделать?
Все-таки даже слабоумие способно вызвать уважение, когда сочетается с таким невероятным упрямством.