Золотая Ослица
Шрифт:
– Господи, у вас там и это есть?
– прошептала Ли.
– Я надеялась...
– Сказки, сударыня. Сны. Я все читаю и читаю, а здесь так холодно, боюсь простудить горло, - ворчливо сказал ночной попутчик.
– Не угодно ли вам продолжить?
– Попробую. Хотя подходят трудные времена, трудные буквы. Но пора. Наступает время В.
***
Алфавит: В
Вьюга. Мир невидим. Город продут навылет. Ночь. Мне скучно.
Стук
Входит В.
Как ты мне нравишься. Какая ты красивая. Можно раздеться?
Можно. Разденься.
Ты грустишь?
Нет.
Ты хочешь?
Да.
Он неторопливо раздевается, не глядя на меня. Я лежу на диване, глядя в заметеленное окно.
Он подходит ко мне, садится рядом. Аккуратно все расстегивает, поднимает сорочку, спускает юбку. Мы молчим и иногда мирно улыбаемся друг другу.
У В серьезная проблема. Мама с папой наградили его детородным органом, про который сказать "огромный" - это ничего не сказать. Бедолага В уже попадал в курьезные переделки, когда резвые дамочки сдуру запрыгивали на него сверху и после первого же столкновения слетали кубарем с горестным визгом. Ему вечно приходится ждать милостей от природы: либо соразмерное ему влагалище, что такая же невидаль, либо женщину, способную найти решение вне анатомических предпосылок.
В моем лице он нашел женщину, способную найти решение.
Я знаю, что делать с В. И время от времени делаю. Нечасто. В среднем, наверное, раз в месяц. Его фаллос чудовищно тяжел. Ладно бы просто возбуждение. Тут похуже. Я ему еще и нравлюсь чрезвычайно, он даже пытается быть нежным. Но его пребывание внутри женщины - это грациозность слона, танцующего рок-н-ролл в фарфоровой лавке. Увернуться от его изящества можно лишь, так сказать, магико-акробатическими приемами. Не знаю, откуда я знаю еще и это. Но получается. Он чуть не плачет от умиления, когда видит мою довольную улыбку - вместо обычного ужаса на лицах других.
Потом он встает.
– Ты кончила?
– спохватывается он.
– Конечно, конечно, - успокаиваю его я, хотя даже и не начинала. Но этого ему не объяснишь, да и не надо. Он хороший, он старается, ну что ж поделаешь, если такой уродился. Сейчас ему всего двадцать лет, все впереди. Может быть, повезет. Мне не жалко. Вьюга за окном. Скучно было.
Лет через пятнадцать мне рассказывали, что в тесном кругу старых друзей он, уже давно женатый человек, отец дочери и сына, вспоминал молодые годы. И вдруг сказал: а ведь была и у меня романтическая платоническая страсть!.. Друзья удивленно спросили: а кто она? ты ж нам не рассказывал!
Да ведь вам про платоническую неинтересно, отвечает он.
Интересно, зароптали друзья.
Он подумал-подумал и говорит: Ли.
Да-а, сказали друзья, здорово. Она была очень красива. Что-то с нею теперь?
– ...Понравилось?
– спросила Ли ночного
попутчика.
– Мне до сих пор нравится.
– А почему бы и нет. Милосердие в этом деле - штука редкая.
– Я очень заинтригована вашей темно-бордовой книгой. Нельзя ли в руках подержать?
– преспокойно спросила Ли.
– Нельзя, Ли. Она может закрыться так, что не откроешь потом ни молитвами, ни проклятиями.
– Почему это?
– удивилась Ли.
– Не прикидывайтесь, голубушка, вас это портит.
– Ну ладно, ладно. Простите. Читайте сами.
***
Седьмой рассказ ночного попутчика
"...Диотима сказала Сократу, что Эрот - великий демон, посредник между богами и людьми, он посередине... Сократ был убежден Диотимой в том, что Эрот - демон..."
Сидя на краю ванны, она бормотала нечто, само шедшее на ум, изредка поглядывая в зеркала. Они исправно показывали ей то правый, то левый профиль молодого красавца с озадаченным выражением тела.
Так прошло первое время. Часы бархатно били и били. Она вдруг решила позвонить своему администратору и отменить репетицию. Поскольку в этом костюме, усмехнулась она, меня не ждут. Стоп. А голос? Ничего, ничего, не страшно. Она еще помнит оригинал своего тембра; а можно ведь и больное горло разыграть. А ванна? Ведь я собиралась принять ванну. Ну и принимай, сказал внутренний голос, никогда не обманывавший ее.
Она быстро запрыгнула в воду, легла и обнаружила, что ванна стала значительно теснее. Ах, да. Костюм, усмехнулась она.
Потом мытье. Освоение новой поверхности. Губка делает несколько иные повороты. А этого, с шелковистой подвижной плотью, - тоже помыть? Губкой? Руками. Лучше руками.
Она взяла самый нежный гель, которым еще вчера мыла только лицо, и намылила свое новое украшение. Пена получилась буйная, высокая, украшение спряталось.
Она взялась за душ и полила на спрятанное место. Когда пена ушла, на месте покоя показался темнеющий ровный столбик, медленно поднимавшийся и поднимавшийся. Когда глянцевая головка открылась полностью, ей показалось, что орган тянется к ней лицом - поприветствовать и улыбнуться. Мол, здравствуй, это я; как дела...
Она тоже улыбнулась в ответ и погладила незваного гостя по голове. Он еще встрепенулся, и что-то у самого его основания напряглось и потяжелело. Она потрогала: яички сжались. Стало неуютно и безвыходно. Возбуждение, поначалу показавшееся таким привычным и обустроенным, таким понятным и вообще т а к и м ж е, вдруг обожгло ее своим бессмысленным упрямством.
Что делать?
– она забеспокоилась и для начала решила просто вытереться как следует и выпить, наконец, кофе. Перешагивая через край ванны, она вслушалась в его настойчивое покачивание, тяжелое и непримиримое. Смешно: она делает всего лишь незаметный шаг, всего лишь протягивает руку к полотенцу, а он покачивается, словно кто-то величественный прислал ей свой палец и грозит им...