Золотая пучина
Шрифт:
— Это по-твоему што?
Егор повертел в руках. Попробовал на зуб.
— Как што? Золото.
— Настоящее?
Дыхание у Устина перехватило. Во рту — словно неделю не пил. Плеснул из туеска медовухи в миску. Рывком, расплескивая брагу, поднёс миску ко рту. Захлебнулся. Закашлялся. Потом осторожно вынул вторую крупинку, размером в боб.
— А это што?
— Тоже золото.
— Не путаешь?
— Как можно, сватушка, ежели я на золоте килу себе нажил.
— А это? — и положил перед Егором жёлтое яичко, то самое что Ксюша первым
— Откуда у тебя эстолько?
— Чего? — замкнулся Устин. Насупился — Так, случай пришёлся.
Егор с затаённой думкой перебирал лежащие на столе золотинки.
— Ишь, хрусткое какое. Веское. На наших приисках такого ни в жисть нету. У нас больше шероховатое аль площатое. А это как кованое. И цвет вроде малость скрасна. Да ты не новый ли ключ нашёл? А? Чего молчишь, сватушка?
Устин думал. Всё одно открываться кому-то надо. Золото мыть — не пахать. Особая сноровка нужна. Так пусть сват помощником будет, и выдохнул:
— Вроде нашёл, Егорша.
— Где?
Насторожил прямодушный вопрос.
— Чево?
— Где ключ, говорю?
— Да как тебе обсказать. Далеко. Вот ежели самому идти, так может ещё и найду, а обсказать не берусь. Путаная дорога.
— Возьми меня в пай. Только с хлебом у меня плоховато. Дашь взаймы, пока мыть не начнем?
— А сколь время-то ждать?
— Уж какой ключ. Может неделю, может месяц, а может и два…
— Два? — прикинул в уме: «Пять ртов у Егора». Хошь не хошь — восемь пудов надо». Вздохнул. — Как золото будем делить?
— Как водится. По паям. На рабочие руки.
— Дык ключ-то мой.
— Это старатели не считают. Ну можно тебе ещё один пай зачесть за ключ. По рукам? Седлай лошадей, поедем в контору. Сдадим золото и сразу накупим што надо. Лопаты, кайлы, опять же железа на крючья для тюрюков.
…Управляющий прииском раздраженно ходил из угла в угол по тесному кабинету.
— Идиот. Боже мой, какой идиот. Вырвать ружье из рук хозяйского сына. «Не могу видеть глумления над человеком». Да какое твоё собачье дело до чужих людей? И Ваницкий хорош — «немедленно выгнать». Как его выгонишь? Он же ссыльный, приписан к нашему прииску. И руки золотые. Без него на промывальной машине зарез.
Дверь приоткрылась.
— Кто там? — закричал управляющий. — Вон!
Дверь захлопнулась. Но тут же вновь приоткрылась, и показалось испуганное лицо приказчика. Управляющий швырнул в дверь пустую чернильницу.
— Я, кажется, ясно сказал…
— Никак не можно потом… Золото новое принесли… Вы наказывали — хоть в полночь.
— Чего ж ты молчишь? Тащи его сюда и деньги на оплату тащи. Ж-живо!
«Новое золото! Может быть, новый ключ! Эх, как оно вовремя!»
Совсем недавно управляющего пригласил в свой кабинет Ваницкий. Посадил в глубокое кресло, налил рюмочку смирновки.
— Закуси сардинкой, господин управляющий. Ну как? Хороша? Хочешь ещё рюмочку?
Выпил. Похвалил:
— Хороша.
— Хороша? —
Управляющий поперхнулся.
— Это как понимать? В каком смысле?
— В самом прямом. Другие прииски у меня растут, на других приисках новые ключи открывают, а у тебя? Управляющий есть, — загнул палец, — прихлебателей в конторе, как сельдей в бочке, — загнул второй палец, — а новых запасов золота, — сложил кукиш и поднёс его к самым глазам управляющего, — вот. Может быть, у тебя есть новый ключ на примете? Может быть, приятный сюрприз хозяину приготовил, с-сударь!
Вспоминая разговор с хозяином, управляющий вытер платком повлажневший лоб. Что он только не делал в последние годы. Сколько направлял в тайгу отрядов на поиски золота, сколько спирта влил в глотки приискателей, о которых ходил слушок, будто новые золотоносные ключи знают. Часами выслушивал их пьяную болтовню. Сам с ними ездил в тайгу. Сам! На лыжах ходил. И всё без толку.
Приказчик ввёл в кабинет Устина, положил на стол кучку денег, отошёл и замер у порога. Устин оробело щурился от яркого света, от сверканья крашеного пола. Взглянув на рослого, важного барина, стоявшего у большого полированного стола, оробел ещё больше.
— Здравствуй. Как звать тебя?
— Устином.
— А по батюшке?
«Сон в руку», — подумал Устин. Ответил степенно:
— Отец мой Силантием был.
— Садись, Устин Силантьевич. Откуда ты к нам приехал?
— Чего?
— Деревни какой?
Вопросы следуют один за другим. Управляющий не отрывает от Устина взгляда. Тот совсем теряется.
— Рогачёвские мы.
— Рогачёвский? Хорошее село. Знаю. И люди там все хорошие. Да ты присаживайся. Откуда золото у тебя?
— Чего?
— Золото, говорю, откуда?
— Прохожий дал.
— Да ну? За что ж он тебе его подарил?
— Чего?.. — не дождавшись второго вопроса, ответил — За фатеру. Жил у меня. Харчился.
— Откуда он сам, не знаешь?
— Да мы без интереса. Попросился ночевать. А откуда он — нам ни к чему.
— Богатый, видно, прохожий…
— Чего?
— Прохожий, спрашиваю, богатый?
— Да кто его знает. Прохожий и всё.
— И долго он у тебя жил?
— Не особо. Если б долго, так, поди, знал, откуда он и куда.
— Врёшь ты всё. С каких это пор в деревне за ночлег полсотни отваливать стали? А?
Устин молчал… Плеснула мысль: «Полсотни? Батюшки, сколько». И сразу другая: «Попался. Как дурень попался. Да кто ж его знал, что эти три золотинки полсотни стоят?»
А управляющий так, между прочим, повернулся к приказчику и говорит:
— Помнишь того мужичка? Лицо, как у святого угодника, а посидел полгода в клоповнике у пристава, оказалось, пристукнул кого-то в дороге, и вся недолга. Золото-то у него такое же было. Точь-в-точь.