Золотая пучина
Шрифт:
— Иван Иванович, ты откуда прибыл в наши места-то?
— С каторги.
— Да ну? — опешил Устин и схватился за пазуху, где лежали пятьдесят пять рублей сорок копеек.
Позади раздался конский топот.
«Слава те господи! Кто-то едет. Все не один на один с каторжанином…»
Три седока на взмыленных лошадях поравнялись с Устином. Двое по обличию приискатели, а третий вроде купец. Конь под ним статный. Седло отделано серебром. Лицо у купца широкое, точно блин, и приметное: на правом глазу бельмо.
Купец
— Здравствуйте, божьи страннички. Здравствуйте. — Он придержал коня, поехал рядом с Устином. — Попутчики, значит, будем? С народом по таёжной дорожке всегда веселей. Правду я говорю, а?
Рассмеялся. А единственным глазом оглядел Ивана Ивановича и еле удержался, чтоб не нахмуриться. «Каторжник пошто к Устину пристал?»
Аркадий Илларионович Ваницкий садился обедать. Налил себе водки, поднял рюмку, тихонько сказал:
— За успех! Чтоб Сысой не упустил Устина.
Вошел лакей. Почтительно кашлянул.
— Управитель с Баянкуля приехали, сказывают, очень важное дело до вас…
Ваницкий не спеша выпил водку, закусил, потом приказал:
— Проси. Да второй прибор подай.
…Казимир Адамович держался уверенно. Что для него Ваницкий. Его предки запросто принимали Потоцких, угощали у себя короля Владислава. Судьба-предательница заставила пойти управляющим. Но и здесь он оказался на высоте. Казимир Адамович лучший управляющий у Ваницкого. У него железная хватка и умение никогда не забывать главное — дело. Сидя за столом рядом с Аркадием Илларионовичем, он левой рукой ел, а правой чертил на листке бумаги план горных выработок Баянкуля.
— Вот тут, Аркадий Илларионович, помните?
— Триста четвертый блок.
— Именно. Шли подэтажный штрек. Как помните, жила была маломощная, бедная, и вдруг сразу раздулась, а штрек врезался в куст. Отпалили забой — кварц висит на золотой вермишели. Тронешь его, качается, скрипит, но не падает. Золотом прошнурован.
Казимир Адамович торжествующе замолчал.
Однако Ваницкий принял известие на удивление сдержанно. Задумался и даже брови нахмурил, словно услышал что-то неприятное.
Казимир Адамович немного опешил от такой холодности.
— Дальше, — сказал Ваницкий.
— Я хотел направить руду на фабрику, но воздержался. Фабрика не готова к приему такой богатой руды.
— Правильно. Дальше.
Понукание обижало Казимира Адамовича. Знатный поляк не любил, чтобы подчеркивали его зависимое положение. А Ваницкий торопил:
— Дальше.
— Я не выходил из забоя полтора суток. Заставил кузнецов поставить железные двери, запер их и поехал к вам.
— Правильно. Хорошо.
— К нашему приезду фабрика будет готова для переработки богатой руды.
— Сколько, вы предполагаете, будет золота в этом кусте? — спросил Ваницкий.
— Я думаю, пудов пять. Может быть, даже
— Мало. Бобра не убьешь.
— Может быть, восемь.
— Все равно пустяки. Мы добывать их не будем.
— Как? — Казимир Адамович даже привстал, опрокинув рюмку. Но Ваницкий не ответил, а ткнув пальцем в план Баянкуля, сказал:
— Казимир Адамович, нужно с нижнего штрека, с верхнего, с других восстающих — откуда угодно, гнать выработки к этому кусту и дойдя до него, ставить железные двери. Пусть будет пять, семь, девять таких железных дверей, а за ними — забои с золотой вермишелью. Понятно?
— Кажется, да… — неуверенно ответил управляющий.
Ваницкий ждал подтверждения. Он сел верхом на стул и смотрел на Казимира Адамовича пристально, как на экзамене.
— Из одного куста сделать девять богатых забоев, — нащупывал дорогу Казимир Адамович. Ваницкий чуть приметно кивнул. — И пусть идёт шепоток, — продолжал ободренный управляющий, — на Баянкуле девять забоев за железными дверями…
Ваницкий кивал.
— Слушок о хорошем золоте — это кредит. А кредит — это прибыль.
Ваницкий налил ещё по рюмке.
— Приятно с вами иметь дело, Казимир Адамович, очень приятно.
Вечером Ваницкий говорил сыну:
— Баянкуль — это такая приманка, на которую может клюнуть хорошая рыба. Какая? Ещё не знаю, Казимир Адамович будет готовить приманку, а я искать рыбку. Впрочем, рыбка, пожалуй, есть. Хорошая рыбка — белуга. Только она собирается быть здесь в июле, а это чуть рановато. Казимир не успеет приготовить приманку. Ну что ж, задержим гостей. Это сделать сумеем. — Прошелся по кабинету, потирая руки. Потом повернулся к Валерию. — Да, чуть не забыл. Тебе надо ехать в полк.
— На фронт?
— Н-нет. Ты переведён в другой полк. Он, кажется, в Акмолинске. Дыра, конечно, ужасная, я понимаю, но полк в таком состоянии, что на фронт его двинут не скоро.
Ксюша нашла Михея за огородами, на лугу, среди жёлтых лютиков и голубых незабудок. Присев на корточки, он вязал ремёнными путами ноги гнедого мерина.
— С приездом, Михей.
— Спасибо…
Руки его сразу утратили сноровку и вязали путо неловко, будто впервые. Показалось Михею, что и сидит он смешно, по-бабьи, на корточках, и ответил как-то смешно.
На людях куда всё проще. Ответил бы бойко: «Здравия желаю, красавица!», «Спасибо, красавица!». А то и шутку отпустил бы, озорную, весёлую, от которой и Ксюша рассмеялась бы, и другие. А один на один — слова в горле вязли.
— Ты никак нонче с прииска воротился?
— С прииска. Кузьма Иваныч посылал.
— Тетка Матрёна наказала спросить, не видал ли на прииске Дядю Устина.
— Свата его, Егора, видал. Он сам вторую неделю Устина ждёт. Говорит, не простившись Устин уехал. Кони вернулись?