Золотая рыбка 2
Шрифт:
У меня вырывается истошный крик.
Я жму на тормоз, машина останавливается, но заставить себя вылезти я не могу.
Сзади мелькнули огни, я оборачиваюсь. С включенной мигалкой мчит патрульный автомобиль.
Однако кошмар на этом не кончается. Я и слышать не хочу, чтобы ради меня вызывали «скорую помощь», клянусь, что я в полном порядке и если в чем и нуждаюсь, так это в глотке спиртного. Сержант перевязывает мою руку, его напарник обследует распростертого под колесами Уве.
— Живой, — сообщает он, выбираясь из-под машины.
Полицейские вызывают «скорую» и дают знать о случившемся Лацо, который все еще торчит в больнице у постели Илеаны. В считанные минуты
Избитое, раздавленное тело укладывают на носилки, врач с сомнением качает головой:
— Вряд ли дотянет до утра…
Он делает Уве укол и вообще развивает бурную деятельность, словно вопреки всему надеется спасти пострадавшего. Я-то убеждена, что Уве вот-вот соберется с силами и снова набросится на меня, лишь бы довести дело до конца, лишь бы осуществить свою навязчивую идею, и ничто его не остановит — ни перебитый нос, ни раздавленные колесом машины внутренности…
«Все, хватит!» — обрываю я себя. Меня колотит нервная дрожь, и кто-то из полицейских набрасывает мне на плечи свой мундир.
— Вы бы присели, — предлагает сержант.
— Неужели ни у кого не найдется глотка спиртного? — умоляюще взываю я к коллегам.
— Расскажите, что тут у вас произошло. Нас переполошил владелец придорожного кафе.
— С ним-то я и хочу поговорить. Немедленно!
Даю голову на отсечение, болтливый толстяк опознал на фотографии Илеану и ее спутницу. Тогда почему же он не признался?
— Ехали бы вы лучше домой, — уговаривает меня сержант.
— Ничего со мной не случится. — Я принимаюсь ковылять по шоссе взад-вперед, хотя раненое бедро возмущенно протестует против такой разминки. Делать нечего, я забираюсь в патрульный автомобиль и не терпящим возражений тоном отдаю распоряжение водителю. Взвизгнув покрышками, автомобиль срывается с места, и мы уносимся в ночь.
Стараюсь припомнить недавние события. Пока я сидела в кафе, Уве покопался в моторе. Когда же я обнаружила поломку, он оказался тут как тут и предложил свою помощь. Позже стер тряпкой, выпрошенной у меня, отпечатки пальцев и окончательно реанимировал мотор. Господи, до чего же все гениально просто! — с тоской вздыхаю я. Не мешало бы на курсах автовождения построже спрашивать с нашей сестры. Освой я в свое время некоторые азбучные истины техники, не встала бы в тупик при самом пустячном повреждении и вовремя усекла бы его подозрительные манипуляции. Не ленитесь, подруги, учиться, чтобы не стать жертвой очередного психа.
Смешно и нелепо! Но мне не до смеха. Меня не забавляет даже эта случайная промашка бандита: ведь подцепи он Илеану и ее спутницу не рядом с кафе, в котором работает, а где-нибудь в стороне, нам не напасть бы на его след. А тут мне, можно сказать, повезло: Транис запомнил красотку Илеану. Запомнил ее и болтливый владелец забегаловки… подвернись он мне только под горячую руку!
У придорожного кафе огромное скопище людей, в центре — милейший хозяин. Я выбираюсь из автомобиля, на плечах у меня болтается чужой мундир, нога отчаянно ноет. Прихрамывая, я устремляюсь к своему доброжелателю и набрасываюсь на толстяка:
— Как вы посмели меня обмануть?!
— Я ужасно растерялся… Хотелось собраться с мыслями. Когда я увидел фотографии, мне сразу пришел на ум Уве. Как-то раз — уже после той автокатастрофы — я застал его пьяным. Он был совершенно не в себе, все проклинал свою подружку, по вине которой случилась авария. С тех пор Уве и за девушками-то перестал ухаживать, во всяком случае, я не замечал за ним такого.
— Почему же вы ни словом не обмолвились
— Уж больно перепугался, да и верить дурному не хотелось. Ведь Уве мне не чужой человек, а родной племянник… Позднее, когда вы разговаривали с Транисом, я выглянул в кухонное окно и увидел Уве на парковочной площадке. Что ему там делать, никак не мог я взять в толк, ведь Машиной он после той катастрофы так и не обзавелся. А потом Транис обмолвился, что он, мол, видел, как Уве подсел к вам в машину… В тот вечер, когда сюда заглянули девушки, — ну те, что на ваших снимках, — я поднялся в комнату Уве, потому что мне предложили перекинуться в картишки, и хотел, чтобы племянник подменил меня. Но малого и след простыл. Тогда я попросту осерчал, а потом-то, как задним числом вспомнил, мне показалось это подозрительным. Вот и сейчас, как все у меня в одну цепочку выстроилось, я мигом кинулся к телефону — клянусь вам! Вы и представить себе не можете, что я пережил за это время!
Я демонстрирую ему свои перевязанные руки и бедро — моей ободранной, исцарапанной физиономией он и без того имел возможность налюбоваться. Когда, на мой взгляд, добрый человек в достаточной мере прочувствовал, что пережила я, пришло время сменить гнев на милость.
— Принесите-ка мне джина, да побольше!
Завывая сиреной, подлетает полицейский автомобиль, ко мне со всех ног бросается Лацо, а я медленно, с наслаждением, потягиваю джин.
К вечеру следующего дня эксперты подтверждают мое предположение о том, что Уве покопался в моторе. Не щадя усилий, Лацо из-под земли достает приятельницу Уве, которая была с ним в машине, когда произошла авария. Миловидная молодая женщина, чуть подумав, вспоминает, что ногти ее в тот день были покрыты розовым в золотистую крапинку лаком. Теперь становятся понятными приступы безумия, охватывавшие Уве, хотя от этого, конечно, никому не легче.
Как только из больницы нам сообщают, что Лаковый маньяк скончался, охранный пост у палаты Илеаны снимают. В состоянии девушки наступает явное улучшение: она садится в постели и начинает говорить — вполне внятно и связно. Называет свое имя, адрес, профессию, отвечает на любые вопросы, вот только о страшном происшествии не помнит ровным счетом ничего, пока ей не показывают фотографию Уве. Тут Илеана впадает в истерику, ей вводят успокоительное, и несчастная девушка погружается в сон. Лацо торжествующе смотрит на меня, словно мы одержали бог весть какую победу. Я не разочаровываю его, съеживаюсь, скукоживаюсь, ухожу в себя, словно свернувшаяся в клубочек гусеница.
Шеф суетится, настаивает, чтобы я выступила перед репортерами, и делает какие-то туманные намеки: я, мол, должна показать всему свету, что не было и нет у меня другой заботы, кроме как этот Лаковый маньяк. Ладно, покажусь, пускай смотрят. Не станешь же объяснять всем и каждому, что забот у меня хватает. Это моя личная беда, что мысли заняты одним лишь Даниэлем Беллоком. Да и кто он такой, этот Хмурый, чтобы так о нем убиваться?!
Все же я покупаю вечерние выпуски газет, а Дома первым делом бросаюсь к телевизору. Когда выпуск новостей заканчивается, раздается телефонный звонок. Мама.
— Не знаю, что и сказать, дорогая! Принести свои поздравления? Неужели кроме тебя не нашлось желающих рисковать жизнью? Как ты себя чувствуешь?
— На какой из твоих вопросов отвечать в первую очередь? Начнем с последнего. Чувствую я себя хорошо. Лучше некуда.
Обреченно вздохнув, мама передает трубку отцу.
— Дениза, этот твой очередной памфлет я тоже должен опубликовать? — интересуется он и, как бы в свое оправдание, добавляет: — Я все ждал, что ты объявишься и снабдишь меня инструкциями.