Золото Каддафи
Шрифт:
— Карья [7] , — коротко пояснил Сулейман, вынимая ключ из замка зажигания.
— Понятно, — усмехнулся Иванов, сделав несколько приседаний. У него тоже основательно затекли ноги и начала болеть поясница.
— Далеко еще ехать? — зевнул Карцев, которому удалось проспать почти всю дорогу.
— Далеко. — Разумеется, Оболенский, сидевший рядом с водителем, не испытывал такого неудобства, как задние пассажиры. Но и он уже выглядел куда менее бодрым, чем в самом начале пути. — Километров пятьсот.
7
Деревня (арабск.).
— Очень правильное решение, — одобрил Карцев. — Я бы лично пожрал с удовольствием…
— А в тюрьме сейчас макароны… — припомнил Проскурин очередную цитату из фильма.
— Вот и оставался бы дома. — Алексей Карцев перевел взгляд с приятеля на Сулеймана, который как раз вынимал из багажника одну за другой пустые канистры. — Помочь?
— Нет, спасибо, — улыбнулся ливиец. — Они сами нальют и заправят.
Кто такие «они», не имело значения. Бензин был, скорее всего, контрабандный или ворованный, так что бизнес по его продаже у местных жителей был налажен.
— Кстати, — подошел Иванов к Оболенскому, — номера у нас оплачены до вторника.
— Проблем не было?
— Вроде, нет. В гостинице должны подумать, что мы поехали за город любоваться какими-то местными достопримечательностями.
— Мы там личные вещи оставили, между прочим, — вмешался Николай. — И ценности.
— Ну и что?
— Беспокоюсь. А вдруг пропадут?
— Самим бы не пропасть, — проворчал Карцев.
— Пойдемте, перекусим, — позвал Оболенский. — Вон, уже приглашают…
— Не боитесь оставлять без присмотра? — Иванов показал глазами на багажник.
— Здесь ничего не пропадет. Здесь это не принято.
Из египетской деревни к ливийской границе отправились в кромешной темноте. Асфальтированная дорога закончилась почти сразу, и машина со скоростью более ста километров в час соскочила на колею, утрамбованную множеством автомобильных колес.
Сулейман вел машину, почти до упора придавливая педаль газа. Мотор надрывался, и внедорожник летел в юго-западном направлении, ежесекундно подлетая на колдобинах. За пределами световых конусов, которые создавали передние фары, не было видно вообще ничего.
То есть ничего абсолютно. Алексей Карцев каким-то загадочным образом опять умудрился заснуть, зато остальные пассажиры могли ему только завидовать. На ходу Сулейман опустил боковое стекло и прикурил самокрутку. Салон джипа наполнился сладковатым травяным духом, который ни с чем нельзя было спутать.
— Сулейман, друг, дай дернуть? — попросил Николай.
— Пожалуйста.
Стараясь не замечать взгляда старшего группы, Проскурин принял сигарету от водителя, который даже не подумал при этом хотя бы на километр снизить скорость. Затянулся два раза и опустил веки:
— Хорошо! Забытый запах молодости…
— На здоровье, дорогой друг, — пожелал Сулейман. — Никто больше не хочет? У меня еще есть.
Алексей
Часа через два сумасшедшей езды решено было сделать остановку и выпить кофе.
Пока Оболенский возился с термосом и пластиковыми чашками, Сулейман взял фонарик, чтобы осмотреть машину снаружи.
— Так вот ты какая, жопа мира, — высказал Николай свое мнение по поводу окружающей действительности.
Вокруг была только кромешная чернота и песчаные, низкие дюны — даже звезды попрятались за облаками. Дул сухой и сильный южный ветер.
— Да уж, действительно тьма египетская… — оглянулся по сторонам Оболенский.
— Сколько мы проехали?
— Километров двести. Или немного больше…
Незадолго до рассвета поездка едва не закончилась. На одной из колдобин машину вдруг занесло, и она едва не перевернулась — однако Сулейман резко вывернул руль, так что пассажиры отделались легким испугом. Впрочем, скорость он после этого так и не сбавил.
Над горизонтом стремительно и величественно взошло африканское солнце. Сразу стало понятно, что песчаная равнина уже сменилась предгорьем и скалами.
— Скоро будет граница, — сообщил Сулейман и вопросительно посмотрел на соседа.
— Остановимся, — отдал приказ Оболенский. Потом обернулся назад: — Вооружайтесь.
Сулейман затормозил, подняв колесами автомашины красноватую тучу пыли. Вышел, открыл багажник и передал спутникам два больших, очень тяжелых баула.
Первый был предназначен, скорее всего, для погибших офицеров спецназа, поэтому содержимое его формировалось заранее, в соответствии с их персональными вкусами и предпочтениями.
— Кто желает?
— Ну, давай мне… — отозвался Проскурин. — Ни разу не пробовал.
— Нормальная штука. Не пожалеешь.
Из двух иностранных пистолетов-пулеметов Heckler & Koch один достался Николаю, а другой — Алексею Карцеву, который, впрочем, не высказал по этому поводу особой радости. Пистолетов тоже была только пара, зато отечественного производства — девятимиллиметровые «Грачи» с магазином на семнадцать патронов.
— Этот я забираю себе, — объявил Иванов и протянул второй пистолет Оболенскому. — А этот, значит, вам…
— Спасибо, командир.
— Пользоваться приходилось когда-нибудь?
— Приходилось, — не стал вдаваться в подробные объяснения выпускник военного института иностранных языков. Судя по тому, как он уверенно взял в руки оружие и извлек магазин, сомневаться в словах Оболенского оснований не было.
Поэтому Иванов достал из баула большую коробку с патронами:
— Снаряжайте пока… Сулейман?
— Слушаю вас, уважаемый друг.
— Выбирайте себе, что понравится. — Михаил Анатольевич быстро покончил с содержимым первой сумки. В ней помимо огнестрельного оружия и боеприпасов оказались два легких бронежилета, два прибора ночного видения и еще несколько полезных мелочей, без которых не может обойтись ни один уважающий себя сотрудник спецподразделения.