Золото красных
Шрифт:
– Да вот же он, ядрена холера!
– Крикнул парламентер, и все увидели зеленый дощатый ящик. Мозгляк бросился первым, попытался приподнять и не смог, осмотрел пломбы - все целы, велел операм оцепить ящик, сообразил, что ошибся, скомандовал оттащить в багажник "Волги" - зад машины сразу просел под грузом.
Работягам Мозгляк приказал:
– Об инциденте никому, ни слова, подписки не беру, но... все равно что взял!
– И рванул к телефону, дозвонился, заорал в трубку:
– Пал Устиныч! Нашли! Расскажу - не поверите!
– Трубка уже дружелюбно
– Мудачье!
Работяги переговаривались, забыв об "устной подписке": всю ночь пролежал... ящик с золотом... если б знать... всю ночь...
Допрос в кабинете подполковника Грубинского шел своим чередом. Охранник ввел Реброва, подследственный сел. Подполковник привычно предложил чаю, Ребров привычно отказался, и все же... Грубинский заварил в двух стаканах с подстаканниками, разложил сахар ложкой, несколько раз роняя белые кубики в сахарницу, отрезал по ломтику лимона, пустив желтые кругляки в плавание по чайному морю и... придвинул напиток Реброву:
– Отведайте!
Ребров в нерешительности смотрел на чай.
Подполковник рассмеялся:
– Может боитесь?.. думаете, еще подсыпят чего, чтоб развязать язык... не опасайтесь!.. зря...
– и пояснил вполне дружелюбно, - если нам надо развязать язык, знаете сколько способов?
– и смеясь, стал загибать пальцы.
Ребров для порядка и успокоения пересчитал квадраты решетки на окне по вертикали, по горизонтали и... перемножил: сошлось со вчерашним результатом. Сделал глоток, отталкивая языком ломтик лимона. Подполковник заметил, посоветовал:
– Съешьте его!
– Подцепил свой ломтик и сжевал, - и все проблемы...
Пили чай минуту-другую, капель выбивала дробь по ту сторону окна, в водосточной трубе загрохотало - сорвался с самого верху подтаявший лед.
– Так вот, - начал Грубинский, - значит, узнать, кто отец в обмен на документы не хотите?
– Ребров промолчал, даже порадовался спасительной возможности предаться чаепитию.
– Нет... так нет.
– Грубинский подошел к окну, вытянул шею, будто высматривал кого снаружи, обернулся, прижался задом к подоконнику над источающей жар батареей, скрестил руки на груди. Погрею поясницу... вчера неловко повернулся, и как скрутило! Едва разогнулся утром. У вас прострелы случались?
– Нет.
– Ребров гонял ложкой чаинки по акватории стакана.
– С вами беседовать одно удовольствие, - рассмеялся подполковник, ничего лишнего... только да, нет... будто всю жизнь под следствием... сейчас думаете... неплохо сказано... а что? каждый из нас всю жизнь под мелкоскопом у государства... скажете, нет?
– Странно... как вы, с вашими взглядами сюда попали?
– Сам часто недоумеваю - как?
– Грубинский оторвался от окна, взгромоздился на стул, вздохнул.
– Милый вы мой... это ж упряжь... и скачут одновременно тысячи... попробуй, вырвись из постромок, попытайся уйти в сторону... затопчут... даже не по злобе...
Снова заварил чай, снова принялся размешивать сахар, неожиданно, будто вспомнил что важное:
– Плохо дело...
– Вынул из стопки несколько листков.
– Вскрылись
– Сунул листки под нос Реброву.
– Ваша подпись?
– Моя...
– Ребров увидел свой росчерк на бумагах, которые никогда не подписывал.
– Плохо дело...
– Грубинский воевал с горячим чаем; дул на воду, выуживал чаинки, целое действо разворачивалось на глазах Реброва. Главное, что плохо... вроде вы борец... человек с репутацией... незапятнанной... а вот из бумажек этих следует, что вы как все, хуже всех, даже каяться не желаете... Смотрели "Покаяние"? Класс!
– Подполковник цокнул языком.
– Но искусство искусством, а жизнь берет свое. Бумажки против вас... что делать будем?
– Это подделка.
– Спокойствие с трудом давалось Реброву.
Подполковник улыбнулся:
– Это милый вы мой, даже не смешно... органы подделали?.. мы не ангелы... люди везде люди, но... подделки?
– И неожиданно изгнав благодушие, отрывисто резанул, - подпись ваша?
– Моя, - подтвердил Ребров.
– А вы - трус!
– Неожиданно зло заключил Грубинский.
– Подпись - это серьезно. Это даже ваш адвокат признает. Кстати об адвокате... не слишком надейтесь... они хороши в борьбе с наговорами... при явном, так сказать, обвинительном уклоне... у нас с вами дело другое... я едва было не отпустил вас, и вдруг... эти бумаги...
– Фальшивые, - не утерпел Ребров.
– Вот и нет!
– Подполковник повеселел, потряс бланком, отпечатанным типографски.
– Заключение экспертов... не подкопаешься... ваша подпись...
– Разрешите взглянуть?
– Ребров отодвинул подстаканник.
– Извольте!
– С готовностью разложил подписанные Ребровым документы Грубинский.
Ребров внимательно перечитал отпечатанные на банковских бланках письма с его подписью:
– Впервые вижу!
– Естественно, - со смешком поддержал дознаватель, - и не ожидал другого, кто ж на себя покажет?..
Помолчали. Подполковник вновь предался чайной церемонии, подобрев на глазах:
– Вот что я вам скажу. Ребров... милый вы мой человек. Откуда эти бумаги? Начали копать... а почему? Вы дали повод - не отдаете важные документы, где-то припрятали, как ребенок, в самом деле... и мы вроде школяров, играем с вами в кошки-мышки... Верните документы, и дело с концом. Не отдадите... дальше копать станем - это ж машина!
– и накопаем, не сомневайтесь.
– Вздохнул и совсем по-родственному, по-отечески заключил.
– Вам это нужно? Мне - нет!
Нажал кнопку. Вошел охранник. Ребров встал, готовясь покинуть кабинет. Следователь посмотрел на охранника, вдруг припомнил важное:
– Свободен...
– и Реброву, - еще поговорим, садитесь.
Грубинский полистал толстый журнал, пересыпал чай из двух пачек в коробочку "Липтона", пояснил:
– Подмешиваю, чтоб продлить удовольствие...
– Разрешите...
– начал Ребров, подполковник кивнул.
– Скажите, у вас, наверное, целый отдел есть... печатает поддельные письма, фальшивые заключения, ставит любые подписи?