Золото Маккенны
Шрифт:
— Верно, — сказал Пелон. — Ты думаешь, для чего я приволок его сюда? Он знаток своего дела. Им он зарабатывает на жизнь. Он учился в университете и изучал золото. Ну, что скажешь?
Он подошёл к Микки, ткнул коротким обрубком пальца в его впалую грудь и предупредил:
— Поаккуратней… Мне не нравится, когда меня выставляют дураком. К тому же Маккенна — наш равноправный партнёр. Зачем ему себя надувать? — он метнулся к рыжебородому старателю, и устрашающая улыбочка появилась на испещрённом шрамами лице. — А? Разве ж не так? Зачем тебе врать насчёт всей суммы, когда тебе принадлежит
— Четвёртая? — поразился Маккенна. — Но нас здесь шестеро. Ты, наверно, хотел сказать — шестая.
— Что я хотел, то и сказал. Маль-И-Пай и этот безмозглый, — он кивнул на Хачиту, — не получат ничего. Они всего лишь индейцы.
— Но они же пришли вместе с нами, Пелон. Всё делали наравне с нами. Нет, так нечестно. Каждый должен получить долю.
— Как скажешь. Спорить не будем. Можешь разделить с ними свою долю — и всё. Договорились? А ещё лучше — отдай её полностью.
Маккена почувствовал, что сейчас — не время торопиться. Вид золота, посверкивающего в лучах индейских факелов, сделанных Маль-И-Пай из травы и сосновых веток, обмазанных сосновой смолой, действовал на зрителей скорее умиротворяюще, чем возбуждающе.
Маккенне казалось, что осталось всего лишь вытащить золото из каньона и отвезти его в Грантс, штат Нью-Мексико, чтобы взвесить и продать. Либо, на худой конец, доставить сокровище к какому-нибудь знакомому химику-лаборанту, чтобы произвести анализ породы на золото. В общем, подальше от агрессивно настроенных местных апачей. В любом случае сейчас, когда золото Адамса у них в кармане и Микки Тиббс и Пелон, кажется, ослеплены его сиянием, шансы благополучно выйти из этой переделки казались Маккенне более реальными, чем в начале извилистой тропы. Поэтому шотландец обратился к Пелону:
— Как скажешь, начальник. Ты у нас главный. Я прослежу, чтобы старуха и Хачита получили по доле из моего куска.
— Очень мило с твоей стороны, — сказала Маль-И-Пай, радостно показывая все свои четыре зуба. — Ты мне всегда был симпатичен, Голубоглазик. Конечно, ты не слишком тянешь на омбре дуро, но для женщин — неотразим. Настоящих воинов постоянно убивают. Себе в мужья я выбрала бы осторожного умника. Особенно, если у него рыжая борода…
— Ну, спасибо, мамаша, — ответил Глен Маккенна.
Вперёд выдвинулась Фрэнчи:
— Сколько примерно они потянут вместе, а, Глен? Я имею в виду твою и мою долю.
— Понятия не имею. Могу лишь предположить…
— Давай-давай, предполагай… — по своему обыкновению не проговорил, а прошипел Микки Тиббс. — Хочется всё-таки узнать: а сколько причитается мне за убийство двух чернокожих и путешествие в милой компании болтунов. Честно, Лопес, я ни разу ещё не встречал человека, который трепался бы так много, как ты.
— Видишь ли, — сказал Маккенна, — именно речь отличает четвероногих от двуногих. Вот я, например, заметил, что тебе не слишком нравится разговаривать. Так может лучше тебе проконсультироваться со своей лошадью? Вдруг она назовёт тебе сумму большую, чем твои товарищи?
Микки сделал отчаянную попытку собрать глаза в кучку и сфокусировать их на Глене.
— Я это припомню тебе, — пообещал он.
— Припомни, припомни, — пробормотал Хачита. — Xотелось
— Маккенна, — сказал Пелон, — на сколько у нас примерно золота?
— Чтобы узнать это, нам придётся его взвесить, — ответил шотландец. — Мамаша, принеси-ка нам холстину. И свой кофейный котелок тащи: мерить большим котлом слишком тяжело. Итак: маленький кофейничек содержит от трёх до четырёх чашек, то есть почти кварту. Зная объём, мы сможем вычислить примерный вес котелка с золотом, затем умножить это число на количество котелков, которые наполним.
— Отлично, — обрадовался Пелон. — Ну, что, Микки? Что, сукин ты сын? Убедился, как нужен нам такой человек? У него есть мозги! И честность. О, Господи, он честен, как евнух в гареме! Такому я доверю собственную — или, по крайней мере, твою — жизнь.
Молодой Микки Тиббс не ответил. Взвешивание золотого песка и самородков — с рисовое зерно, с жёлудь, с грецкий орех, а затем и с индюшачье яйцо, — началось. Во время работы никто не проронил ни слова, все лишь беззвучно считали (пока хватало пальцев — на пальцах, а затем — шевеля губами), сколько всего кофейников зачерпнул Маккенна из глиняного котла. И вот на грязной, просмолённой холстине поблёскивали тринадцать аккуратных кучек золота. Кофейник вмещал около тридцати фунтов; значит, всего получилось триста девяносто фунтов песка, слитков и крупнозернистого золота. Наверно, даже больше. Теперь они знали, какое богатство попало к ним в руки. Настоящие золотые россыпи! Наконец Маккенна оторвал взгляд от мерцающего сокровища:
— Принимая во внимание, что удельный вес золота составляет 19,3, а объём кофейника — чуть меньше кварты… дифференциал между цельной и разрозненной массой равен объёму воздуха между частицами металла… Я оцениваю находку примерно в 99000 долларов, — сказал он. — Разумеется, я чересчур осторожничаю. Но в подобных обстоятельствах иначе нельзя. Правда, не удивлюсь, если узнаю, что истинная ценность приближается к ста тысячам. Ещё раз повторюсь: конечно, это не та сумма, на которую мы все рассчитывали, но зато очень близко к той, которую называл Адамс. Верно?
— Верно, — согласился бандит, — всё верно. Правда, у нас называли и более соблазнительную цифру: двести тысяч. Но надо знать любовь мексиканцев к преувеличениям и всегда делить названную ими цифру на два. Тогда уж точно получишь верный результат… Всё нормально. Принимается! Всё равно каждому достанется небольшой подарочек в двадцать пять тысяч!
Он повернулся к Микки Тиббсу:
— Ну, так что, сын сукина сына, нравится тебе такой делёж?
— Ты что, знал моего отца? — спросил Микки.
— Знал ли я твоего отца?! А то ты не в курсе! Целых семь лет, пока Старый Бородач охотился за Джеронимо, он пытался поймать меня и доставить на ужин генералу Круку. Но Старый Микки был страшно похож на тебя. Такое же барахло. А теперь отвечай: доволен делёжкой? Возьмёшь свою четверть и успокоишься?
— Возьму, скотина, возьму. Но не успокоюсь до тех пор, пока не унесу её подальше отсюда. А когда отойду, всё припомню и тебе, и твоей мамаше, и этому белому ублюдку, которого ты считаешь своим дружком…