Золото Монтесумы
Шрифт:
— Хорошо.
— Так о чем говорится в последнем четверостишии?
И я процитировала:
В Четвертом есть Святой с Востока. Изменник поневоле, он горько ржет, как лошадь. Когда-то он принадлежал Нерону. Внемли ему — свое узришь в нем Провидение!— Отлично, вернемся к делу! — Мануэль потер руки. — По крайней мере кто этот «Святой с Востока», нам известно. — Он взглянул на собор Святого Марка.
— Сан Марко — Святой Марк, — сказал Эрик.
— Да. Дело в том, что в средние века мощи святого Марка были тайно вывезены из Египта. Их специально поместили в ящик с соленой свининой, чтобы мусульмане, питающие к ней отвращение, не стали его проверять перед погрузкой на корабль. Таким образом, мощи доставили сюда, в Венецию. Но что подразумевает Антонио под словами «он принадлежал Нерону»?
— Что он был замучен, — пояснила моя мама. — Как Петр и большинство святых.
— Нет, Нерон вовсе не приказывал замучить Марка. Мы даже не знаем, был ли он убит. Существует множество версий относительно
— «Внемли ему — свое узришь в нем Провидение!» Что значит «Провидение»? — спросила Иоланда.
— Это предвестник смерти, — внес ясность Марко. Продолжая курить, он незаметно для всех остальных спрятал в карман медальоны, подмигнув мне, будто говоря: «Просто для сохранности». — Увидеть собственный призрак или призрак кого-либо из своих родственников означает скорую смерть.
Как бы в подтверждение этого пояснения, я испытала очередной приступ страха.
— Да, правильно. Я знаю это только потому, что София встретила своего призрака здесь, в Венеции.
Я раскрыла лежащий у меня на коленях дневник. Как раз об этом я вычитала во время нашей поездки.
— София? — спросил Эрик. — Что ты хочешь сказать?
— Что она умерла здесь, в Венеции. — Я показала всем последние страницы дневника. — Незадолго до своей смерти она видела привидение. Еще она пишет о соборе и о чем-то недоступном моему пониманию. Но я знаю, что после ее смерти Антонио наверняка читал этот дневник и обращался к нему, устраивая свои ловушки. В особенности готовя ту, что ожидает нас в Венеции. Похоже, он сходил с ума…
Все подались вперед, чтобы лучше слышать.
«13 декабря 1552 года
Венеция
Сегодня я допустила страшный для ведьмы грех любопытства и позволила себе заглянуть в карты Таро. Однако я и без них уже знала о предстоящей мне скорой разлуке с мужем. Духовный мир уже послал мне предвестника, ведь неделю назад я видела свою смерть.
Семь дней назад я лежала больная здесь, в своей кровати, когда мне привиделся черный конь с блестящей лоснящейся шкурой, оседланный, но без всадника. Рядом с ним стояла светлая кобыла с сидевшей на ней моей давно умершей матерью в облике ангела, а ее ступни, всунутые в стремена, были повернуты задом наперед. Именно это — ее перевернутые ступни — и указывало на то, что она была тем духом, что доставит меня в Тартар на явившемся мне черном призраке, с длинной гривой.
Антонио отказался верить этому предзнаменованию. Он сказал, что я глупая девочка и что я не умру. Хотя я знала, что он обманывает меня, потому что старается выиграть время и изготовить лекарство, способное вылечить меня, отдавая этому все свои физические и умственные силы, в тот вечер мне отчаянно хотелось надеяться на то, что это видение было просто болезненным бредом. Поэтому, перед тем как он принес мне на ночь выпить Живой воды, я наугад вытащила из своей колоды одну карту и положила ее на покрывало, укрывающее мои ноги.
И вот — это оказалась карта с цифрой 13.
В этот момент в комнату вошел Антонио.
— Это вылечит тебя, дорогая, — сказал он, протягивая мне снадобье золотисто-янтарного цвета.
Но, увидев карту, он смертельно побледнел, упал на колени и стал целовать мне руки.
— Ах, дорогая моя! Для колдуний число тринадцать означает счастье!
— У нас слишком мало времени, чтобы обманывать друг друга, — отвечала я. — Ты отлично знаешь, что эта карта предсказывает смерть. Поэтому лучше обними меня и скажи, что ты меня любишь. Пока мы еще можем.
Но он не послушался меня, а снова бросился в лабораторию и возобновил свою лихорадочную и безнадежную работу.
После затрат на эти эксперименты от нашего сокровища мало что осталось. Несколько лет назад, после возвращения из Америки, Антонио заплатил дожу значительную сумму за разрешение пользоваться принадлежащим тому подземельем; в нем содержался этот раб-вампир в золотой маске, которую кто-то называл защитой от влияния полнолуния, а другие — пыточной маской.
Мы по-прежнему платим за покровительство дожа. Оно стоило нам еще шестнадцати сундуков золота, пошедшего на восстановление в первоначальной красоте созданных в XII веке базилики и кафедрального собора на острове Торчелло. Даже без нашего золота эта венецианская церковь являла бы собой образец великолепного произведения искусства: в ней находятся не только спасенные мощи святого Марка, но и бронзовые изваяния четверки лошадей, когда-то украшавших дворец Нерона и символизировавших его тираническую власть; теперь же, к неописуемому восторгу венецианцев, они представляют квадригу Господа.
Антонио восторгается, глядя на квадригу, которую столько раз перемещали, каждый раз заставляя служить разным богам. Он говорит, что эти трансформации образцов искусства и самих людей сродни алхимическим превращениям.
Раньше он никогда не сравнивал подобные кражи со своим великим искусством. Думаю, он теряет веру в свои силы. Да, теперь уже он может прекратить свою работу. Мне больше не помогают ни он сам, ни его алхимия. Потому что мой призрак снова явился мне, вот сейчас, в этой самой комнате, я еще вижу его.
Лицо моей матери смертельно бледно, она сидит в ожидании на своей белой кобыле. Ступни ее в стременах вывернуты назад. Рядом стоит мой черный конь, готовый перенести меня в мир иной.
— Дорогой! — зову я несколько раз из последних сил.
Из
Ожидающего меня призрака он не видит, да ему это и не нужно. Прочтя на моем лице печать неумолимой истины, он обессиленно падает на стул и оказывается во власти луны и черной меланхолии.
Его внешность начинает меняться.
— Я потерпел неудачу, — говорит он, точнее, я думаю, что он говорит, потому что он уже не может изъясняться человеческим языком.
Его прекрасное лицо изменяется, он становится на четвереньки, круто выгибает спину, скребет по полу когтями и воет, задрав голову к луне.
Сейчас я отложу перо, он свернется на моей постели и ляжет рядом, бок о бок со мной.
Я прошу у богов только одну эту ночь, чтобы еще немного слышать его дыхание. Если бы я могла взять хотя бы одну частицу его живого и теплого тела и спрятать ее на своей груди для утешения в ожидающем меня вечном холодном мире!
Вот я прижимаюсь сердцем к его сердцу. Я стараюсь забрать с собой память о нем. Попытаюсь запечатлеть в своей душе его любовь.
Призрак, пришедший задом наперед, ожидает меня.
Еще одна, последняя ночь.
А потом все будет кончено».
Мануэль выпрямился и с хрустом стиснул пальцы, когда я закончила читать.
Надо всеми нами довлела тяжелая печаль после прочитанного отрывка. Исключение составлял отец.
— А это многое проясняет! — хитро улыбаясь, сказал он.
— Что? Что именно?
Он бросил на стол деньги для официанта и взялся за ручку своей громадной сумки.
— Очень полезная информация! Идемте… Сейчас только… сколько там? А, пять часов. Значит собор закроют только через полчаса.
— Ну и что?
— Посмотрим, успеем ли мы.
Мануэль торопливо зашагал, распугивая стаи голубей. Мы же, утерев глаза, сконфуженно переглянулись, затем подхватили свои рюкзаки и побежали за ним. Он направлялся прямо к собору, посвященному спасенным мощам святого.
Глава 43
Мы очутились в какой-то огромной пещере, залитой красновато-золотистым светом.
Таким, во всяком случае, в первое мгновение показался мне собор, когда мы, наконец отделившись от длинной очереди, медленно продвигающейся к центральному входу в него сквозь систему металлодетекторов, прошли под четверкой сверкающих бронзой лошадей, установленных над высоким порталом: внутри все, вплоть до сводов, мерцало и переливалось красновато-золотым сиянием, словно Неопалимая купина.
Во внутреннем убранстве собора, возведенного в 828 году, а с 1094 года являющегося репозитарием мощей святого Марка, совершенно особое место занимают розовато-золотистые мозаичные панно на библейские сюжеты. Под этим волшебным небосводом бродили туристы, и я видела, как в религиозном экстазе женщины воздевали руки к золотому сиянию, подобно тому как евангелические христиане молились с закрытыми глазами и с поднятыми вверх ладонями. Ошеломленная льющимся отовсюду красновато-золотистым светом, потрясенная до глубины души, я старалась разобраться в вихре впечатлений и видений, нахлынувших на мою бедную голову. Тут были и красная попона на волке с ярко-красным брюхом, и серебристо-желтые мозаики Откровения Иоанна Богослова, и Девятый круг ада ацтеков, где, как верили мексиканцы, они могли путешествовать со своим знаменитым золотом, привязав его к спине, если бы вынесли это путешествие, то есть пока их золото не было использовано для украшения этой западноевропейской церкви, как писала София: «Мы по-прежнему платим за покровительство дожа. Оно стоило нам еще шестнадцати сундуков золота, пошедшего на восстановление в первоначальной красоте созданных в XI! веке базилики и кафедрального собора на острове Торчелло».
Меня вернул к действительности голос отца. Он быстро шагал по сияющему золотом нефу к трансепту и алтарю, быстро говоря на ходу:
— Как я уже сказал, в конце XI века мощи святого Марка были перевезены из Константинополя в эту базилику. Жители Венеции реагировали на водворение у них святых мощей бурным восторгом, выразившимся в богатом оформлении интерьера собора. Поэтому здесь столько символов апостольской веры, сколько можно было купить, точнее, украсть, часто в виде картин и языческих скульптур вроде этой квадриги, то есть группы из четырех коней, символизирующей священные элементы и времена года. После того как они оказались в христианской Европе, они были соответствующим образом канонизированы. Посмотрите вон туда: Христос восседает на радуге, поддерживаемой четырьмя ангелами, олицетворяющими четырех апостолов, но на деле это же сирены язычников. А во внешнем оформлении собора имеется скульптурная группа из порфира, изображающая четырех византийцев, превратившихся здесь в апостолов-евангелистов — в Матфея, Марка, Иоанна и Луку. И все должно было доказывать верующим христианам, что, мол, теперь мощи святого Марка, одного из четырех апостолов, действительно находятся здесь, у нас, он безмятежно будет почивать во славе до тех пор, пока не вострубит глас Божий. Это и есть тот самый «Святой с Востока», способный, по словам Антонио, привести нас к последней подсказке, если только мы не погибнем в процессе поиска — во исполнение его угрозы.
Мануэль провел нас сквозь воротца в Золотом алтаре, украшенном тысячами драгоценных камней с эмалевыми миниатюрами образов святых, и дальше в главный алтарь, где толпилось множество посетителей. Испуганные решительным видом моей матери и Иоланды, они расступились. Отец, указывая вниз, на массивный саркофаг изумрудного мрамора с огромным висячим замком, стоявший перед богатым алтарем, заметил:
— Здесь то, что мы ищем.
— Это же урна, — взволнованно сказала мама. — Саркофаг.