Золото русского эмира
Шрифт:
Кроме того, он не молился ни днем, ни ночью, не забирался на деревья, чтобы укрыться от хищников, словно никого не боялся. Но когда на его пути возник первый аул клана барсов, старик сделал большой крюк, чтобы не столкнуться с людьми. Его; однако, заметили, и те, кто следил за чужеземцем от самой Змеиной расщелины, предъявили прочим свои права на добычу.
Самая большая опасность заключалась в том, что в Змеиной расщелине никто не может жить. Даже провести одну ночь вблизи считается полным
Лучше не называть имен.
Удивительный мрачный старик заявился именно оттуда. Он завтракал ягодами и размачивал в воде горбушку черствого хлеба, когда его настигли и окружили славные воины перса Мелика. Они даже не стали вынимать сабли из ножен, настолько безобидным показался им чужой. Он не говорил ни на одном из привычных языков, он только жевал свой горький хлеб и улыбался. Его светлая кожа шелушилась под ветром, брови выцвели, а прозрачные глаза казались глубокими, как колодцы пустынников.
– Он не из горных кланов…
– И не пустынник.
– И не болгарин. Кожа светлая, как у рабынь с севера.
– Эй ты, белая борода, как тебя зовут?
– Ты сбежал из каравана барсов?
– Он молчит, не понимает. Может, он из беглых рабов?
– Отвезем его на базар Аль-Гура, за него дадут пару баранов, – предложил Али.
– За него на базаре не дадут даже хромого ягненка, – презрительно засмеялся Хосров. – Он тощий и слабый. Наверное, он безумен.
– Тощий и слабый? – с сомнением покачал головой дядя Рушан. – Он шел два дня через ущелье и не упал. Он худой, но не слабый. Муса догонял его – и устал больше, чем этот старик.
– Эй, как тебя зовут, дурак? – в десятый раз окликнул путника Муса, и молодые воины рассмеялись.
Только Рушан не смеялся. Он прожил вдвое дольше каждого из молодых горцев и вшестеро больше повидал. Он знал, что слабое и нежное может легко обернуться стальным и отравленным.
– Что у него в мешке? – спросил Хосров.
– Это не мешок, он что-то прячет в тряпках.
– Хосров, сойди с коня и проверь, – приказал Рушан.
– Чего это я буду к нему спускаться? – уперся племянник. – Надо ему приказать, пусть развяжет свой мешок и покажет нам.
– У него там что-то живое, – выразил общее подозрение Али.
– Эй, Муса пускай проверит. Он самый молодой, – попытался отбиться Хосров. Но под взглядом старшего недовольно поерзал и нарочито медленно слез с коня. – Эй, белая борода, показывай, что несешь!
Хосров намеревался носком мягкого сапога слегка толкнуть старика в бок. Не больно, а так, для смеха и чтобы тот понял, кто с ним разговаривает. Не какие-нибудь тупые пустынники, а воины из горного клана персов, гроза и гордость Змеиных гор.
Но приструнить глупого старикашку оказалось совсем не просто. Удар прошел мимо цели, Хосров чуть не упал, а парни засмеялись. Старик же снова прилег как ни в чем не
– Не трогай его, – немедленно окликнул Рушан, хватаясь за ружье. В его лексиконе не хватало слов, чтобы выразить свои опасения, но врожденное чутье воина искупало недостатки речи. – Хосров, назад отойди. Эй, белая голова, чего смеешься?
– Он точно из беглых, – воскликнул Али. – В клане барса всем рабам отрезают языки!
– Он наш, мы не вернем его барсам, – взвился Хосров. Ему очень хотелось вытянуть вредного чужака по спине плеткой, чтобы не видеть эту наглую улыбку, но дядя Рушан мог взбелениться и пристрелить непослушного племянника…
– Я не смеюсь, мне горько слушать вас, – коверкая слова, но довольно внятно произнес вдруг старик. Он высыпал в рот последнюю горсть ягод, а недоеденную горбушку тщательно завернул в тряпицу и сунул в карман. – Разве у вас не принято уважать старших и стариков? Разве вы бьете дома отцов и дедов ногами?
Гордые джигиты затихли, уставясь на чужака, как на внезапно заговорившего барана или волка.
– Так ты знаешь наш язык – и молчал?
– Я не знал языка. Я узнал его совсем недавно, когда послушал вас.
– Это что… для тебя так просто? – Али сглотнул. – Ты можешь послушать людей – и сразу говоришь на их языке?
– Не сразу. Еще недавно я это не умел.
– Почему ты лежишь и не отвечаешь? Не боишься отведать плетки?
– А твой отец вскакивает на ноги, когда ты сидишь перед ним в седле? – парировал старец.
– Ты не наш отец, – сказал Хосров. – Ты идешь по нашим горам, значит, ты – наш пленник. С тобой нет никакого бога, ты не молишься. И ты не похож на воина.
– Если я не похож на воина, меня можно бить?
– Ты – мясо, ты – раб. Настоящий мужчина не будет сносить насмешки. Ты слышал, как мы смеялись над тобой, но не встал. Ты даже не попытался защитить свою честь. У тебя ее просто нет.
– Ты говоришь так громко потому, что хочешь скрыть собственный страх? – рассмеялся старик, и Рушан вдруг увидел, что тот совсем не старый. Только в первые мгновения так казалось – из-за белой бороды и длинных седых волос, увязанных в хвостик. Крепкий еще мужчина лет пятидесяти благодушно развалился на травке, подстелив кафтан, обшитый мехом неизвестного зверя. Но в прозрачных глазках не было и капли доброты.
– Твоя честь не стоит жизни одного муравья, – старик показал, как ногтем давит насекомое. – Народ, который живет разбоем, достоин жизни в клетках.
Муса и Али одновременно подумали, что сейчас Рушан зарубит наглого раба. Дядя Рушан соскочил с лошади, но достал из ножен не саблю, а кинжал. Еще лучше, подумали воины, дядя отрежет нечестивцу голову, как жертвенному петушку!
– Мы не разбойники, – гордо ответил Хосров. – Мужчины клана персов никогда не будут умирать на полях, никогда не будут крутить хвосты баранам. Мы воины, и сыновья наши будут воинами…