Золото севера
Шрифт:
20
– Георгий, ты сегодня не езди на полигон. Только что позвонила Светочка, тебя в управление вызывают. – Литвяков снял Георгия прямо с машины.
– И что там у них произошло?
– Не знаю, но догадываюсь.
– Что, Бульбухта?
– Думаю, что Бульбухта. Разговоры давно ведь идут.
– Но там же «каменный век», там же нет даже жилого!
– Вот и построишь «жилое». И драгу запустишь. Зафесов говорит, что монтажники строительство заканчивают, пора появится «хозяину».
Так, в разговоре, они дошли до конторы участка.
– Вас можно поздравить, Георгий Александрович? Лена уже все знает.
– Да все уже все знают, кроме тебя, конечно.
– Леночка, ты бы лучше соболезнование сочинила.
– Сочиним, когда устроишь «отвальную».
Литвяков позвонил на прииск. Зафесов уже на месте, сразу поднял трубку.
– Марат Ефимович, тут Красноперов, передаю трубку.
– Да, я слушаю.
– Марат Ефимович, здравствуйте, говорят, вызываете? Мне что, выезжать прямо сейчас?
– Да, Георгий, там наша лодка на подходе, выезжай на пристань, подожди на берегу немного, они уже где-то близко, выгрузятся, высадят главного механика, он к вам на участок поехал, а тебя заберут. Приезжай, тебя директор вызывает.
– А по какому вопросу? Надо же подготовиться!
– Ничего не надо. Никаких докладов не будет. Здесь сам все узнаешь.
Лодку прождал почти два часа. Потом еще столько же – пока разгрузились, пока заправились, залили на обратный путь бензином все баки, пока пообедали.
– Ну что, ты уже дал согласие? – главный механик смотрел на Георгия явно сочувственно.
– Геннадий Дмитриевич, я же ничего не знаю. Сплошные загадки сегодня. В конторе поздравляют с каким-то назначением. Уж не директором ли прииска?
– Нет, Георгий, пока не директором. Не торопись. Директором ты еще успеешь. Пока предложат тебе другое. Ну, не буду опережать события. В управлении сам всё узнаешь.
– Да догадываюсь я! Бульбухта, что ли?
– Бульбухта, Георгий.
– Загубить молодого решили?
– У нас там, в конторе, так считают, что кроме тебя Бульбухту эту никто не подымет. А ты, загубить. Доверие тебе большое оказывают! Драга же построена. Да какая! Новенькая, с иголочки, лет пять работай и никуда не заглядывай!
– Да уж, не заглядывай… На этой Бульбухте и кроме драги насмотришься!
– А вот это точно. Потому тебя и назначают!
К Тайгинску подплыли только к вечеру. Георгий позвонил Зафесову.
– Марат Ефимович, я прибыл. Вот только что. Звоню из гостиницы. Теперь уж на завтра, наверное, перенесем все разговоры? Рабочий день то закончился!
– А ты не суетись. Спешить тебе некуда. – И этак панибратски, с усмешкой. – Наташи в поселке нет, она в отпуске, уехала на «материк». – А далее серьезно. – Давай приходи к нам, здесь и поговорим.
– Давайте на завтра, Марат Ефимович. Что-то устал я, на воде этой. Да
– Что, уже всё знаешь?
– Да все уже всё знают, Марат Ефимович, все уши обжужжали.
– Ну ладно, отдыхай, завтра приходи к десяти, после планерки.
– Принято, Марат Ефимович. До завтра.
Директор прииска, Бережной Алексей Степанович, старый уже человек, не просто пожилой, старый, седой, с хриплой одышкой, сидел в своем глубоком директорском кресле, за своим широким директорским столом как-то полубоком, чуть не спиной к входной двери. Еще не остыл от селекторной планерки, сидел, еще повернувшись к микрофону радиоустановки, по которой только что проводилась эта ежедневная утренняя планерка с цехами прииска. Весь вид его, вся его фигура за столом говорили о глубокой усталости. Человек на Витиме, на приисках, проработал более сорока лет. Да каких! Годы становления золотодобычи, годы лагерей, «зэков», голода, нехватки самого необходимого – еды, техники, людей. Годы тяжелого ручного труда, каторжных работ, скоротечной жизни, годы поголовной болезни, массовой смерти. И ни дорог, ни связи, ни пожаловаться некому, ни помощи попросить. Более сорока лет! Господи, когда же это началось? Это же двадцатые годы! У Георгия аж мороз по коже пошел. Это же не по приговору суда, это же добровольно! «Ладно. А сам-то ты как приехал, не добровольно? Вот, через сорок лет так же и содрогнешься». Но нет, это были уже другие годы, другая жизнь.
«Насмотришься еще в этой новой жизни, не торопись…»
– Ну что, Красноперов, говорили уже с тобой? Знаешь, зачем приехал?
– В общих чертах, Алексей Степанович.
– А другого пока и нет ничего, все только в общем! Назначаем тебя начальником Бульбухты. Показал ты себя на Балаганахе, молодец, но не век же ходить в мастерах! Вот, выдвигаем. Молодым везде у нас дорога. И не только в песнях, да в лозунгах. Наши «командиры» считают, что ты вполне зрелый начальник. На Балаганахе «наворочал» такого, что года три там и мастер не понадобится. На полигоне. Вот и Бульбухту откроешь, запустишь, построишь. Понимаешь, там ведь сегодня нет ничего. Ни людей, ни жилья, ни полигона. Одна драга стоит на горе, раскрашена, как петух, монтажники заканчивают свои работы и скоро разъедутся. Кто куда. А нам нужно сформировать дражную команду – это добрая сотня человек, строительную бригаду, по нашим предварительным подсчетам, это, примерно, триста строительных рабочих. А там, по мере строительства, пойдут работники коммунальных служб. Котельную запустим – нужны котельщики. Жилые дома введем, а это канализация, водоснабжение. Ну и пошло-поехало. Всё строить! И все на голом месте. Там сегодня и электроэнергии даже нет. Драгу строили на дизелях. На дизельных генераторах. Вот что мы тебе предлагаем. И все рассказываем, чтобы знал, там, куда тебя назначаем, ничего нет, и надеяться не на кого, все надо делать самим. Самому. Съезди на место, вот, с Марат Ефимовичем слетайте на вертолете, посмотри все, потом познакомишься с проектом строительства, а уж после всего этого поговорим снова. И после этого ознакомления скажешь нам – берешься или нет! Отказаться можешь. Но не советую. Где еще найдешь такое огромное дело! Но если возьмешься за все за это, за это дело, что мы тебе предлагаем, смотри – спуску не будет. Спрос будет крутой. Правда и отказа ни в чем знать не будешь. Всё лучшее – тебе, на кого укажешь, того к тебе и направим. Всё! Назначение будет с сегодняшнего числа.
Ну, а если откажешься, то и чисел никаких не понадобиться. Но я на тебя очень надеюсь. Поезжайте. Осмотрись там, определись, с чего начинать. Неделю тебе на подготовку. Через неделю издадим приказ. Но с сегодняшнего числа. Так что, веди себя на Бульбухте как начальник. И присматривайся ко всему как начальник. Хозяином становись! Удачи. – Бережной тяжело поднялся с кресла, вышел из-за стола, протянул руку, сначала Георгию, потом Зафесову. – Ты уж там проследи, Марат Ефимович.
Зафесов приказал пилотам посадить вертолет на правом, противоположном от драги, берегу речки. Бульбухта разлилась, затопила полдолины. Бурная, многоводная, несется вниз по долине, ворочая огромными камнями.
– Не пугайся. Летом здесь речку перейдет и ребенок. Это по весне она такая строптивая.
– А во время дождей? Тоже разливается? Не переехать, наверное. Если, скажем, машиной.
– Ну, дождей здесь не так и много. А до машины еще дожить надо.
Вертолет приземлился на обширной площадке, метров триста по ширине и, наверное, не меньше километра длинной. Ну, метров восемьсот уж точно.
– Смотри, готовая взлетная площадка. Дорог сюда нет. Единственный транспорт у тебя здесь будет – воздушный. Вертолетную площадку оборудуешь ближе к поселку. А самолеты будем принимать здесь. АН-2, других здесь не примешь. Работ по полосе, думаю, здесь будет немного. Поставишь пару бульдозеров, они тебе за неделю площадку вылижут, выгладят, зачистят, сделают, как зеркало. Наносов, вроде, немного. Внизу, под этими наносами, твердый щебень. Идеальная взлетная площадка. За рекой, правда, ну да к прилету первого самолета, думаю, ты обживешься, автомашину приличную получишь, грузы будет чем перевозить. Правда здесь, у полосы, временные склады, наверное, устроить тоже придется. На всякий случай.
– Раз склады, значит и охрану, сторожей, а там еще у всяких инспекций требования появятся. Посмотрим. Лучше бы обойтись без всего этого.
– Ну, тебе решать. Делай, как удобнее. Пойдем, постоим у берега, посмотрим на будущий «город» с высоты. С пустоты. Представляешь? Вот стоим мы здесь с тобой, и перед нами ничего! Пустая долина. А приедем лет через десять, здесь жизнь, люди, дети, город! Представляешь?
С высоты плоскогорья им открылась замечательная картина. Широкая долина поросла кустарником. Леса в долине не было и она, эта долина, просматривалась далеко по руслу и вверх, и вниз. На противоположном борту, высоко над долиной возвышалась драга. Мощная, одна из последних моделей Иркутского завода. Действительно, директор прав, раскрашена драга как петух, в яркие цвета – сам корпус серебристо-блестящий, драгерка выкрашена охрой, и светится на солнце ярко-красным блеском. В таком же цвете черпаковая рама, высоко поднятая, она видится отсюда, издали, как слоновый хобот, поднял слон свой хобот и трубит что-то свое, громко-торжественное. Обнаженный понтон, возвышаясь на стапелях, до «ватерлинии» светится желтым, а ниже – черный, как смола. И так, в разных цветах, передняя и задняя мачты, зависшие на высоте своих блоков сваи, краны – огромный мостовой и легкий «деррик». А над драгеркой, по перилам крыши, разноцветными лампочками светящаяся надпись – «НАША ЦЕЛЬ – КОММУНИЗМ». Красиво издали смотрится вся эта конструкция, точно определил директор – «петух» да и только.
– А как же спустить эту махину, весом, наверное, в полторы тысячи тонн, в долину? Метров пятнадцать, наверное, разница в отметках?
– В этом и вся суть. Ты почти угадал. Разница в отметках четырнадцать с половиной метров. Для монтажа на горе удобно, «тепло и сухо», а запусти ее теперь, эту дуру, попробуй!
– Да запустим! Человек, он что хочешь сделает. Была бы техника. Да голова на плечах.
– Ну вот. Это уже по-нашему! Это мне и нравится в тебе, Георгий. Уверенность. Ладно, смотри дальше. Влево от драги, видишь обширную поляну? На склоне горы? Там думаем разместить поселок. По пологому склону горы, уступами. Красиво будет смотреться. И удобно. На самом верхнем уступе – котельная. Дизельная. На форсунках. Чтобы никакого ручного труда, никакого угля. Нам ведь все равно, что завозить, солярку ли, уголь. Дизельное топливо завезти даже легче, чем уголь. И чище. Конечно, лучше бы мазут, дешевле, но мазут мы не получаем, нет у нас на мазут разнарядки. Когда-то ее получишь в министерстве, разнарядку эту. А строить надо сейчас. Вот и выбрали проектировщики солярку. А что, хорошее топливо. И всегда под рукой. Вся техника на солярке работает. Так что, сбоев у тебя с топливом не будет. Дальше, справа от драги, видишь распадок? Там ключи. Чистейшая вода. Если облагородить срубом, поднять воду, получишь достаточные запасы питьевой воды. На весь поселок. А вверху, на самой горе – подстанция. Монтаж уже заканчиваем. Линию электропередачи ведем. Студенческий отряд работает на строительстве, из Ленинграда студенты. Бригадир постоянный, а ребята меняются. «По семестрам» – как они говорят. Но работают световой день, без выходных, без праздников. Опоры ставим деревянные, на месте готовим, лесу, слава богу, хватает. ЛЭП – 35 ведем. Бульбухте пока хватит.
– А это что, вон там, в долине, что за избушки.
– Остатки старого старательского поселка. Еще дореволюционного. Вон изба стоит, в стороне чуть. Она до половины навозом забита. Коровьим навозом. Скот, видать, держали старатели, молочко пили. Ты видишь, долина без леса? Всё старатели вывели. Пока не пророс лес, только кустарник, да мелколесье в долине. И то местами. Нам это использовать надо, расчистить остатки бульдозерами, чтобы на будущее не создавать забот.
– Марат Ефимович, а где границы запасов?
– Хороший вопрос. Границы почти к подножию горы подходят. Что здесь, у наших ног, что на том краю долины. За километр, а в иных местах и побольше, уходит ширина россыпи.
– Так на этом пятаке, что в пределах видимости, лет десять работать можно! Поперечными ходами! И практически на одной плотине! Почему вскрышу не делаем? Такую долину вскрыть, года три понадобится.
– В том то и вся проблема. А драгу запускать надо! Золото уже в плане года. Ладно, до этого мы с тобой еще доберемся.
– А все же, план как, большой?
– Георгий. Тут местами даже не граммовое содержание, а значительно выше. Если в июне с горы «слезем», килограммов триста-триста пятьдесят, думаю, в этом году дать сможем.
– С горы, как вы говорите, «слезем», в июле, Марат Ефимович. Плотину же надо построить. А на участке еще и бульдозеров нет.
– Бульдозера пришли по навигации. Уже разгружены на пристани. Через неделю будут здесь.
– Своим ходом?
– Да. По ЛЭП, напрямую, здесь восемьдесят километров. Успеем по мерзлоте проскочить. Команды уже все даны. Новые бульдозеры, мощные, последней модификации, Т-108. За месяц плотину должны насыпать. А драгой спускаться будем на «обваловках». Со взрывами, конечно.
– Да… Работка.
Вертолетом перелетели к драге.
На драге встретил Унжаков, Александр Петрович, главный инженер Усольского управления «Драгстроймонтаж».
– С горняцким вам приветом, Марат Ефимович. Давненько что-то не посещали нас. Уж не с «хозяином» ли приехали. А, Марат Ефимович? Давно, давно пора. Давно ждем, кому передать металлическую красавицу.
– Знакомьтесь. Передавать не спеши, Георгий человек дотошный. Примет ли еще. На него ведь красота не действует.
– Что же это за мужик такой, к женской красоте безразличный? Подозрительно все это, Марат Ефимович! Уж из «наших» ли он? Может, он и водку не пьет?
– А вот побудешь с ним дня два-три, сам все поймешь.
– Да мне одного Подобреева за глаза хватило на все это время. Вот уж подарок, так подарок!
Подошел высокий, сухощавый, Георгию показалось юноша, да нет, в годах вроде, в замасленной спецовке человек. У человека во всех движениях неуверенность какая-то, застенчивость, а в глазах смешинки.
– Здравствуйте, Подобреев. – Он протянул руку Георгию.
– Здравствуй, Володя. Что так неуверенно? – Зафесов повернулся к Георгию. – Познакомьтесь. Это наш куратор на строительстве.
– Да боюсь, Марат Ефимович, встревожить начальство новое. Всё же, наверное, впервые в такой дикой тайге. Как бы не стушевался специалист. – И резко, нахально, уставился прямо в глаза Георгию. Стеклянным взглядом.
Георгий отвел глаза. Во-первых, непонятно – что это? сразу и не сообразишь. А во-вторых, неужели это выпад? Для чего?.. Проверка? Ну, это уж совсем неуместно. Ладно, посмотрим. А пока, обострять не надо.
– Давай, Володя, показывай, – видно, что Зафесову встреча эта стала неприятной, – рассказывай. Что, все механизмы перепустили, опробовали, где что неладно, какие остались недоделки? Показывай, Володя, только без «цирка».
Подобреев куратором был назначен трестом, драгу вроде бы, подчиняясь законам капстроительства, строил не прииск, а трест, Управление по Капитальному строительству. Поэтому, Подобреев чувствовал себя как бы над прииском. Вот и устраивал иногда «независимость». Зафесов называл это «цирком».
Когда поднялись в драгерку, Георгий остался там. Ему надоела эта «экскурсия». Он хотел все осмотреть сам. Без пояснений.
– Я посмотрю все отсюда.
Зафесов с Подобреевым пошли по драге. Унжаков остался с Георгием.
– Вы, Георгий Александрович, на Подобреева не обижайтесь. Парень он отличный. Но вы сами поймите, он же надеялся здесь остаться начальником. И вдруг, вчера нам сообщают, что едете вы. О вас мы наслышаны. По вашим делам на Балаганахе. Подобреев даже как-то пошутил – «сюда бы его, этого молодого, да строптивого». И вдруг – вот это ваше назначение. Ясно, его это немного обидело. И сбило с уверенности. Но заверяю вас, куратором он был жестким. На драге без его утверждения не делалось ничего.
– Что, «удобным» для вас был куратор?
– Конечно удобным. Он знал нас, мы знали его. Разве этого мало?
– Да разберемся мы с ним, Александр Петрович, что вы так волнуетесь.
– Да потому волнуюсь, что сдавать-то драгу теперь вам! Что от нас, монтажников, требовал Подобреев, мы знаем. А что начнете требовать вы? Поди, угонись за всеми сегодняшними инспекциями!
– Ну, во-первых, я не инспекция. Мне вот этот агрегат, что вы построили, красиво раскрасили, мне этот агрегат эксплуатировать. Вы завтра разъехались и «всем привет». А ну, как рама, скажем, упала. Кому претензия? На юристов рассчитывать, в судах встречаться? Не по-нашему это. А потому, смотреть буду тщательно, долго, без ваших подсказок. И не лезьте вы ко мне в советчики! Идите, сопровождайте Главного. В конце-концов, именно он ведь имеет право
– Напрасно ты так, Георгий Александрович. – Унжаков резко перешел «на ты». По-горняцки. – Наслышан я о тебе, о прямолинейности твоей, да зачем же ты нас сразу в «жулики» то записываешь? Согласен, осмотрись, да только не надо так с нами. Мы ведь не одну уже драгу построили. У меня все сварщики с «личным клеймом». После них даже инспекция «Котлонадзора» сварные швы не «просвечивает». А драгу эту мы строили «на совесть», без «туфты», сами со временем гордиться хотим драгой этой. Если, конечно, эксплуатировать будешь по-людски. Ты будешь эксплуатировать. И не угробишь ее в самом начале. На валунах этих.
– Ну, вот видишь, теперь ты меня записываешь в «безграмотные». С обидой какой-то. Еще не ты мне, ни я тебе претензий никаких не предъявили, а обиды уже появились. Ты мне лучше скажи вот что, если вы все здесь так за дело болели, если и Володя Подобреев рассчитывал остаться работать здесь, «хозяином»! – что ж вы драгу-то на гору затащили? Стаскивать-то ее отсюда, с горы этой, как собирались? В долину золотоносную?
– По больному бьешь. Да, говорено про это уже, переговорено. Мы ведь не горняки, мы монтажники. Нам отвели место, мы и строим!
– Не надо, Александр Петрович, не передергивай. Отвели бы вам место вон там, в русле реки, вы бы такой «тарарам» подняли, весь трест всполошился бы. А тут, на горе этой, вам благодать – тепло и сухо.
– Ладно, кончай, Георгий, успеем еще «насобачится». Вижу, сдача драги легкой не будет. Пошли смотреть, что там Главный увидел.
До поздней ночи ползал Георгий по металлоконструкциям драги. Задняя и передняя мачты, подкрановые пути, балки верхних роликов «бочки», крепления роликов «стокера», свинцовые заливки «вантов». На механизмы – насосы там, лебедки, двигатели – Георгий внимания не обращал. Все это исправимое, поправимое, ежедневно обслуживаемое, все это не ведет к тяжелым авариям. А вот структурные металлоконструкции – это основа, это корпус, это драга! Будет стоять «суперструктура», будет работать драга. Все остальное – легко ли, долго ли, но ремонтируется. Постоянно, ежегодно, по графику. И ежедневно.
– Вот, Марат Ефимович, на задней мачте – «непровар». «Вантовый» канат, правый, передней мачты – сдвинут. От контрольной «риски». А вдруг не затянут? Пусть сами смотрят. Это ведь до работы, до тяжелого черпанья, это выходит что, канат сдвинулся под собственным весом мачты? Ролик верхний, правой «сваи» – перекошен. Значит, посажен не по «отметке». А в «понтоне» – вода!
– Ну какая вода, Георгий? Понтон на стапелях, воды снаружи нет, драга на сухом, какая вода? Это швы, наверное, монтажники проверяли. Водой. Вот и налилось. К приезду комиссии воду они уберут. Сухой будет понтон. А швы проверят керосином. Мы это уже с Подобреевым обговорили. А вот об остальном, если при проверке подтвердится, это да, это серьезно. Это близкие «аварии». После запуска. И серьезные! Посиди, сейчас Унжаков придет, ну-ка, выскажи ему все свои находки!
Они сидели в кабинете начальника драги. Володя Подобреев поставил им здесь две раскладушки, застелил их чистым бельем, – «здесь жить будете»! Это Зафесову и Красноперову. А что, жить все равно где-то надо, на этой пустынной Бульбухте жить больше негде.
Унжаков, вместе с Подобреевым, внесли в кабинет узенький стол, весь заставленный закусками, бутылками, хлебом.
– Хватит, Марат Ефимович, о производстве. Пора перекусить.
– Пора, не возражаю.
– И молодой «хозяин» здесь! Ах, как это кстати. Очень просим мы вас, мы с Володимиром, опробовать наши скромные кулинарные приготовления. Вот этот хариус – это Володин. Лично его добытая рыбка из местных источников. Водяных. А эти помидорчики и огурчики – уж не обессудьте, из подвала моей Машеньки, усольские разносолы!
– А водка чья, иркутская?
– Ну что вы, Марат Ефимович, самая что ни на есть – тайгинская. По личному заказу прибыла.
– Хватит вам, ребята, выламываться. Свои здесь все, свои. И Красноперов, он тоже свой. Перестаньте «ваньку валять», «кино» разыгрывать!
Георгий сразу понял, что Унжаков, специалист высокого, а главное – ответственного уровня. Как только он рассказал о своих результатах осмотра драги, еще не полного, еще первого, почти поверхностного осмотра, Унжаков встревожился, глаза его отвердели, о былом шутействе мгновенно забыто. Не сказал ни слова. Но, когда утром Георгий появился в драгерке, вышел на выносной мостик – везде, на всех участках, о которых он вчера говорил, где были найдены и указаны им дефекты, везде ползали, лазали монтажники. Унжаков пришел к Зафесову сразу после просмотра всех мест, на которые вчера указал Георгий.
– Марат Ефимович, все подтвердилось. Все, что Георгий увидел и нам рассказал. Я настаиваю, Марат Ефимович, на вызове спецгруппы по спектральному контролю всех сварных швов суперструктуры, мачт, всех ответственных конструкций. Дело в том, что мы и сами, тоже нашли кое-что. На заводских швах. Есть крепления конструкций, которые пришли готовыми с завода. Не мы их «варили», на заводе. Надо проверять всё. Раз нашли «непровар» – наш ли, заводской – проверять надо всё! Я уже послал телеграмму в Управление. По «дефектоскопии». Чтобы заявку дали. Но это по нашим каналам. А лабораторию вызвать можете только вы. По нашим заявкам не поедут.
– Не горячись, Александр, что это тебя так встревожило? Ты же понимаешь, вызов лаборатории – это как минимум на месяц отодвинет сроки приемки драги Госкомиссией? Это при условии, что мы еще сумеем договориться с «дефектоскопистами». О сроках. А как же государственный план, соцобязательства?
– Я понимаю. Но, Марат Ефимович, я готов отказаться от премии за внеплановый ввод. Не могу я оставить драгу здесь, на Бульбухте, здесь же до всего «цивилизованного» «семь лун с гаком»! – не могу я, Марат Ефимович, оставить здесь драгу в неопределенном состоянии. Да и рисковать качеством нашей работы, авторитетом «Драгстроймонтажа» тоже не могу. Даже ради досрочного ввода! А до планового ввода у нас с вами время еще есть.
– Позовите Подобреева, – сказал Зафесов заглянувшему в кабинет электрику.
– Марат Ефимович, мне надо печку вам здесь подрегулировать. Чтобы ночью не замерзли.
– Хорошо, хорошо, подрегулируешь. Только вначале Подобреева позови. Скажи – срочно!
Подобреев вошел быстро, стремительно, сразу энергично двинул стулом, сел, уставился прямо в глаза Зафесову.
– Володя, на сколько, в процентах от сметной суммы, ты подписал «процентовки» монтажникам?
Все что угодно – разноса, обвинений – ждал Подобреев, но о «процентовках» он не помышлял.
– Я закрывал строго по выполненным объемам, Марат Ефимович. Думаю, что процентов пятнадцать, а может, даже и двадцать, я уточню, у нас еще осталось. К выполненным объемам. Я всегда «закрывал» с резервом. Мало ли что.
– А сколько ты оставил на «послепусковую премию»?
– Это вне «процентовок».
– А как ты оценивал качество?
Вот оно! Так он и знал. Сейчас все эти красноперовские находки, весь брак, повесят на него. А как же? Он же КУРАТОР! Именно он ответственен за качество.
– Марат Ефимович, черт его знает, все проверял, так же тщательно. Но ведь столько швов этих. И все «архиответственные»!
– Не о том речь, Володя. Не о твоей безответственности. Знаю, что жил и спал здесь на драге. Но почему доверился, почему не привлек инструментальный контроль? Ладно, об этом позже. А сейчас так, пока монтажники не ликвидируют все недоделки, и обнаруженные, и еще возможные, притормози «процентовки». Не подписывай никакие объемы. Я вызываю спектроконтроль. Лабораторию из Иркутска. Уже договорился с главным инженером «Иргиредмета». Завтра они выезжают. Проверим все – и сварные швы, и все спецкрепления. Ответственные, я имею ввиду. Лишним не будет. А ты обеспечь прием и обустройство людей. Палатку выдели им отдельную. Сейчас уже тепло, ничего, поживут на природе. Это им, «романтикам», только в «кайф», как они, институтские, теперь говорят. Ну, а за тобой, товарищ куратор, окончание работ по драге. И отчет по качеству! Приемка начинается! И торопиться, заметь это себе, нам, с этой приемкой, ни к чему.
– Как так?
– А ты сообрази. Что у тебя по полигону? Где выход драги? А ведь после подписания акта приемки начинается план! Ты готов начать золотодобычу?
– Я куратор по монтажу, по строительству. Раньше горного начальника назначать надо было.
– А, видишь, как ты заговорил. Да ведь строительство драги, это же и строительство её горно-добычных работ. Ты же хотел здесь остаться и горным начальником! Или нет? Вот потому и не устраивай здесь «цирковые» представления. Помощником становись Красноперову. Впрочем, тебя ведь трест назначал. Вот и решай свою судьбу с трестом. Если со мной не согласен. А я, запомни это, я разлад на Бульбухте не допущу. А с тебя спрошу. Если уж очень захочешь, спрошу и через трест.
– Да что вы, в самом деле. Не претендую я ни на что. Если предложите остаться здесь работать, подумаю, может, и останусь.
– Это решай с Красноперовым. Он уже назначен. Он подбирать будет кадры себе. А то, что ты допустил такие «просмотры» в качестве, плохо это тебя, Володя, характеризует. А Красноперов, ты, наверное, уже заметил, он такие ошибки видит. Какое у него сейчас мнение о твоем «кураторстве»?
– Я, Марат Ефимович, думал, ну если уж не орден, то хотя бы «спасибо» надеялся услышать о своей работе здесь. Ведь приехал сюда совсем уж на голое место. Кроме волков, здесь ведь ни одной души не было. А вы вон как со мной. – В голосе и обида, и недоумение…
– Да услышишь ты еще благодарности, услышишь. Мы же о другом с тобой говорим. Кто тебе еще все это скажет. После «Государственной комиссии» одни ведь восторги будут. Но признай, Володя, раз уж ты взялся за трудное дело, все ведь трудные дела и решать надо. Был тебе в чем-нибудь отказ? Признайся честно, одни мы здесь. Стеснял тебя кто-нибудь на прииске, мешал тебе принимать решения? Навязывал свое мнение? Говори честно!
– Да что вы, Марат Ефимович, в самом деле, обвиняете что ли меня в чем-то?
– Зажировал ты здесь, Володя. Как же, «хан персидский». Все у тебя здесь на поклоне – закрываешь объемы, «процентовки» подписываешь. Всё здесь от тебя зависит. Сколько хочешь денег, столько и выпишешь! И все с поклоном к тебе. А приехал человек, только поглядел слегка, поверхностно, и сколько увидел! А если бы не увидел? За аварии кто бы ответил? Ты ведь, Володя, подставлял здесь кого-то. И крепко подставлял. Ладно. Завтра приедет Уфимцев, заместитель главного механика. Все твои «процентовки» поднимем, все проверим. И соответствие объемов тоже. И дай тебе господи, Володя, чтобы все сошлось! Свободен.
Никогда еще Подобрев не видел такого Зафесова. Резкого, разгневанного.
«Черт меня за язык дернул с благодарностями этими! Чем я его так разозлил? И Красноперов еще этот…».
На прииске Зафесова уважали все. За его справедливость. Никогда и никого он не отчитывал «понаслышке», по чьим-то докладам. Всегда и во всём он разбирался сам. И горе тому, кто наклеветал на человека.
Зафесов знал на прииске не только всех ИТР по имени, фамилии, он знал и всех основных рабочих – драгеров, бульдозеристов. И обратиться с чем-то к Зафесову – это было событие уж очень чрезвычайное. Все на прииске знали это. Знали – Зафесов не оставит такое обращение без внимания, разберется, и плохо будет тому, кто проявил невнимательность, пренебрежение, несправедливость. Редко к Зафесову обращались с жалобами. Знали на прииске – без наказания виновный не останется. Но, если жалобщик клевещет – наказание жалобщику, да вдвойне. Если не больше. Вот, потому редко к нему и обращались. Сами старались между собой разобраться. Не дай бог, не правильно рассудит кто-то. Докажи потом всем, что ты не тот верблюд. Зафесов ведь всё рассматривал громогласно, без утайки, на весь прииск рассматривал.
По этой самой причине и Подобреева расстроил разговор с Главным. Он хорошо знал, что Зафесов напрасно не заговорит. Не предъявит претензий.
Обидно стало Володе. Но понимал он, все сказанное – справедливо. Это производство. Здесь виновных не ищут. Здесь виновные сами у всех на виду.21
На ЛЭП-35 случилась авария.
Мерзлота вытолкнула опору из земли. Просто взяла и «выплюнула». Двухарочная угловая опора, закопана была глубоко, надежно. И – на тебе. Свалилась. Но не оборвала провода. Мягко опустилась на этих проводах, как будто кто-то её, опору эту, над землёй приподнял и мягко опустил на заросшую диким кустарником «просеку».
Сработало аварийное отключение. Поселок, драга обесточены. Все встало. Хорошо лето, а зимой? Замерзло бы все в поселке! Правда, зимой мерзлота «не плюется». Зимой другие беды.
Георгий побывал на месте, посмотрел на аварию, все тихо, спокойно, просто опора свалилась и лежит, даже не рассыпалась на «элементы», так в сборе и лежит. Будто кто-то и в самом деле аккуратно положил ее «отдохнуть» на землю. Провода, видимо, спасли опору. От развала. Удержали и мягко, без рывка и без удара, положили.
От поселка километров восемь. Георгий по высокочастотной связи, что установлена на ответственных участках линий электропередач, связался с главным энергетиком, доложил обстановку – не пугайтесь, мол, драга стоит на аварии, принимаем меры.
– Помощь нужна?
– Владимир Николаевич, до вас почти сто километров, какая помощь? Сами справимся. Отключи нас на районной подстанции. Сделаем, включение запросим.
Белоножка, его выездной жеребчик, смирно дремал у привязи. Георгий легко сел в седло, дело привычное, здесь на Бульбухте другого транспорта у него не было. По наторенной, но узкой тропе верхом не разгонишься, поехал Георгий в поселок спокойно, размеренно.
«Черт, как специально, только приняли линию, проводили ленинградцев, «лэповцев», хорошо проводили, шумно, и вдруг эта авария. Но их вины здесь никакой нет. Виноват Север, с его извечными выкрутасами, с его непредсказуемой «вечной мерзлотой».
«Вот что, привлеку-ка я к этой работе своих «алкоголиков»!
Уж они-то точно все сделают. И быстро!»
Дело в том, что Бульбухта была объявлена «зоной 24». То есть, в 24 часа Георгий мог отправить любого опасного или просто неугодного ему человека с Бульбухты. Если не подчинялся – выдворяли силой. Но Георгий как-то сказал директору, что пусть, мол, живут у нас эти «бомжи» да «алкоголики», я их знаю, «бузить» они не будут, а мне не мешают. Да и мусор кому-то убирать надо же, вот и привлеку их, когда понадобится.
Знал Георгий, среди этих «алкоголиков» водились мастера самого высокого уровня! И по самым разным специальностям.
– Очень уж людей не хватает, Алексей Степанович. Пусть живут. А правом своим воспользоваться, если мне это понадобится, никто ведь мне не помешает!
Верхом, в седле, неспешным шагом, густым лесом, восемь километров долго ехать. Больше часа. Вот и размышляет Георгий о жизни своей, Бульбухтинской. Сколько воды утекло! Давно ли все это было!?
…Драгу запускали тяжело. Перемычки строили буквально каждые десять метров. И все по мерзлому. Первую перемычку, что построили монтажники – взорвали. Тонну взрывчатки заложили прямо у драги! Георгий не доверил этот взрыв никому. Сам слетал вертолетом на Артем, нашел Михаила, уговорил его приехать, сделать взрыв. Рассказал, что прямо у драги, что не надо взрывать «на выброс», надо «взрыхлить».