Золото скифов
Шрифт:
Город ещё только просыпался, устав от ночных развлечений курортников. На улице было пусто, только кое-где у кафе разгружали свежую выпечку. Воздух пах запахом корицы, цветущих акаций и опьяняющим запахом морских водорослей с моря. Чем ближе было к морю, набережной и городскому пляжу, тем больше у Романа появлялось попутчиков. В основном это были пожилые люди, которые парами и поодиночке шли или шагали норвежской ходьбой, с этими ставшими уже обычными нам лыжными палочками к морю, что бы насладиться солнечными ваннами еще не палящего, только вставшего над горизонтом солнца и принять морские процедуры.
Рома в этом году ещё не купался в море. Прибежав в дальний конец набережной, ближе к порту, он спустился на пляж, оставил на валуне одежду и, ощутив ногами комфортную для тела
После пробежки и непродолжительного заплыва Райнгольд размявшийся и посвежевший вернулся в гостиницу, где ещё раз принял уже горячий душ, побрился, уложил назад мокрые жёсткие волосы, одел белоснежную рубашку и светлые брюки, с лёгкими кожаными мокасинами, освежил себя привычным «Armani Code» и спустился в кафе гостиницы. Настроение детектива с утра было рабочее, на столе ждали пшённая каша с черносливом, гренки и кофе с молоком. Интерьеры и сервировка стола соответствовали уровню гостиницы, и Рома остался доволен выбором айтишников.
Закончив завтрак, Рома оставил в меню чаевые и прошёл на стоянку. Машина была помыта прислугой и стояла в тени навеса. Райнгольд, подключил iPhpne к сети машины и включил сервис Яндекс карты, забив в поисковике адрес Олбериха Морица он выехал в город. Яндекс голосом Табакова вёл его по узким улицам Феодосии, через не плотный утром поток машин, в старый город, где в тени акаций и древесных можжевельников у ограды армянской церкви Сурб-Саркис он оставил машину у обочины, втиснув её среди вереницы других машин, видимо оставленных здесь на ночь. Забрав с собой сумку с документами, блокнотом и контрактом на работу, Рома свернул в узкую зелёную улочку с высоким забором из отшлифованного ракушечника, и пройдя немного в верх по улочке очутился у кованой ограды небольшого двухэтажного особняка, находившегося в глубине зелёной тенистой территории образованной большими ухоженными деревьями и аккуратно подстриженными кустарниками и травяными газонами.
Калитка дома была на кодовом замке с домофоном, от неё к зданию вела выложенная плоским небольшим булыжником дорожка, которую окаймляли с изяществом подстриженные умелой рукой садовника декоративные кустарники, сам особняк был скрыт частично в тени больших ореховых деревьев, веймутовых пушистых сосен, древесных можжевельников и цветущих серебристых акаций. Здание особняка Морицев было с крышей из натуральной черепицей из обожженной глины, с большими светлыми окнами в строгом стиле коструктивизма, фасады дома были оформлены по штукатурке светло-бежевой пастельной краской.
На шум шагов Романа у калитки, от дома к воротам выбежал огромный мраморный дог с умными, но недобрыми глазами, но немного не добежав до ворот собака развернулась, на раздавшийся от дома ультразвуковой свисток и по его команде вышколенная псина вернулась в глубь двора к дому. Входная калитка у ворот под мелодичную мелодию открылась, скрытым от глаз механизмом и мужской немолодой, но хорошо поставленный голос в домофоне пригласил Райнгольда войти, видимо его ждали. Пройдя по дорожке вглубь территории, Рома увидел перед собой довольно просторный двухэтажный особняк, украшенный лишь небольшим портиком, навесом с небольшим балконом над парадным входом, опирающимся на четыре небольших колонны, и большим витражным окном из цветного стекла над ним, на втором этаже. Над витражом на фасаде находились круглые настенные часы с римскими цифрами. Изюминкой дома, безусловно, была натуральная черепичная кровля, цвета обожжённой глины. Кондиционеров на стенах не было, скорее всего, в доме была центральная система кондиционирования воздуха устроенная в подвальном помещении, чтобы не портить внешний вид особняка. Недалеко от
– Добрый день, господин Райнгольд, господин Олберих Мориц, из-за недомогания примет вас в своей спальне. Будьте любезны проследовать за мной, – произнёс заученную фразу встречающий.
– Добрый день, – ответил в знак приличия Рома и прошёл за дворецким в дом, если так можно было назвать этого человека.
Рома успел обратить внимание, что сбоку ступенек крыльца к двери вёл пандус, скорее всего устроенный для инвалидной коляски старика хозяина. Одет встречающий был в безупречную тёмно синего оттенка ливрею и чёрные лакированные туфли, белоснежная манишка была лаконично закончена строгой тёмной бабочкой в цвет костюма. Волосы дворецкого были зачёсаны назад и уложены гелем. От него исходил запах дорогого терпкого парфюма. На вид ему было около шестидесяти лет, но не больше, это был сухой худощавый мужчина, с лакейской прямой осанкой спины, с слегка опущенными плечами, у него был плавный, но твёрдый шаг, руки одетые в белые дорогие перчатки особенно впечатлили Рому.
Пройдя за дворецким в дом, Райнгольд очутился в просторном холле, из которого в две стороны уходили коридоры с высокими массивными дверями, покрытыми белой дорогой эмалью с золотой фурнитурой.
По центру холла были устроены двойные распашные двери со стеклянными фасадами, видимо в большой праздничный зал, влево шла белого мрамора лестница на второй этаж. Стены особняка были оклеены шёлковыми тканными темно-шоколадного цвета обоями, с теснённым растительным рисунком. Очень высокие белые потолки с лепниной и огромной люстрой богемского хрусталя были изюминкой интерьеров, довершали всё живописные огромные картины в дорогих багетных рамах с бытовым сценами жизни древних немецких городов. Картины, по мнению Ромы, были если не кисти самого Лукаса Кранаха, то уже точно кого то из живописцев его школы. Эти полотна завораживали и поглощали всё внимание Ромы, сочные краски и средневековые сюжеты приковывали к себе взгляд, неподдающаяся пониманию игра света и тени оживляла немного гротесковые лица изображённых на картинах горожан средневековых городов. На калькуляторе в iPhone наверно не хватит нулей, если всё это оценить в рублях промелькнуло в голове у Райнгольда.
На втором этаже особняка Морица было около восьми больших комнат. Подойдя к дверям одной из них дворецкий постучал и выждав минуту приоткрыл дверь, сделав ещё одну паузу он, обращаясь к кому-то находящемуся в комнате, спросил разрешения впустить Романа. Из глубины помещения ему кто-то утвердительно ответил, и дворецкий, распахнув перед Райнгольдом дверь и пропуская его, отступил на шаг в сторону. Войдя в большую комнату, Роман попал в полумрак. Высокие потолки с лепниной и широким багетом давали просторному помещению ещё больший объём. Тяжёлые шторы на трёх больших окнах были задёрнуты и спальню освещала лишь симпатичная лампа из пятидесятых, с колпаком из зелёного стекла, стоящая на массивном рабочем столе. А так же мягкий свет исходил из двух бронзовых бра, находящихся сзади Ромы, на стене у входной двери.
Массивная деревянная кровать шоколадного оттенка из африканского бакаута, дерева жизни, с резной спинкой с видом сцены охоты туземцев на льва и изящными резными стойками матерчатого полога из натурального льна и москитной сеткой, была в полумраке.
На кровати на высоких подушках, укрытый мягким шотландским клетчатым пледом, лежал статный старик в архаичном спальном колпаке и больших очках с толстыми стёклами в роговой оправе, с покладистой тёмной с проседью бородой. На лице старика выделялись тёмные густые брови и большой греческого типа нос. Может быть, из-за полумрака комнаты Рома дал бы ему на первый взгляд лет семьдесят, семьдесят пять. Но по всей вероятности это и был старик Олберих Мориц, а ему то, было уже под девяносто.