Золотое дно (сборник)
Шрифт:
В нежилой избе долго сидел за столом, ссутулив пле
чи и положив лицо в ладони. Еще порой чудилось, а не
сон ли это. или детское баловство, в котором все можно
заново переиграть, изменив роли: быть злодеем надоело,
теперь желаю стать героем. Но шли минуты, и ничего
не менялось. Пора было уходить.
Из кустов вытащил долбленку, спустил в речку, взял
в избе кусок вяленой сохатины и железную банку с
пшенкой, сам же и запасался когда-то, словно чувство
вал,
кое, шестнадцатый калибр, — постоянно держал здесь с
тех пор, как купил двухстволку. Еще с порога оглядел
избу, а остальное случилось само собой — снова как бы
окунулся в игру, подумал: «Пусть пострадают, пусть по
ищут». И только рано постаревшая мать почему-то не
пришла на ум в эту минуту. А уж кто любил на свете
Кольку больше, чем она, Малаша, живущая на свете
106
кровинушка; пестовала-то как, на сенокос пойдет стра
дать и его с собой, у копны положит, траву горбушей
бреет, а спиной-то все ждет, не заревет ли сынок.
Как бы со стороны представил все Коля База: как
люди наткнутся на избу, а искать-то наверняка станут,
и прочитают записку, в которой написано будет: «Не
ищите, меня нет», и у всех обалдело отвиснут челюсти.
Вот смеху-то... И Коля оторвал от газеты клочок и уг
лем нацарапал: «Не ищите». Подумал и добавил:
«Жить не хочу».
У берега бросил кепку и свитер, вроде бы приметы
для людей, что здесь утонул, водой прошел до лодочки,
оглянулся, вспоминая, все ли так сделал, и, толкаясь о
бережину шестом, пошел вверх по Пижме, оттуда ре
шил волоком перетянуться в Вазицу выше порогов и уж
той рекой зайти в Кельи, а там и переждать время в
сенокосной избе...
А днем позже сюда действительно нагрянули искаль-
щики, их навел на след Гриша Таранин; они сразу об
наружили в избе записку и стали баграми шарить у
берега. И только Гриша, покрутившись вокруг избы,
вдруг сказал участковому:
— Покойники-то пшеном не запасаются, бат. Еще
с зимы полная банка стояла. Да и лодки в кустах
нет.
— Искать будем? — спросил белобрысый участко
вый, чувствуя душою враждебность леса.
— Чего искать-то, не барин. Побродит, надоест — и
вернется, — подсказал Гриша, подхохатывая. — Думал,
умней всех. Хи-хи. А народ не проведешь, не-е. Побе
гает и придет, сволочь такая, отсюда ему не деться.
Молодежь пошла, а? Пакостить
свои поступки у них смелости нет...
Сыновью прощальную записку принесли матери. М а
лаша Малыгина, рано постаревшая от вдовьей жизни,
прочитала каракули, ойкнула испуганно и, вспомнив
похоронку по мужу, сразу поверила всему, что начерка
но было на газетке, и в голос завыла так, что мороз
пробрал всех, кто оказался возле:
— Ой... и на кого ты меня спокинул, зачем мне дале-
то жить, сиротине горькой, не к кому боле головушки
приклонить...
107
Вечером, как уговорились, зашел Гриша Таранин: на
ногах легкие охотничьи поршни, перевязанные под ко
леном, на плечах брезентовая куртка, подбитая с испо
ду толстой байкой, на голове почтовая фуражка с си
ним верхом — уже срядился старик в лес. В семь ве
чера уходил по берегу за семгой трактор, и надо было
успеть на него, чтобы добраться до тони Кукушкины
слезы, зря не мозолить ноги, раз попутье есть.
— Нашли баламута? — спросил Иван Павлович о
Коле Базе.
— Побегает и вернется, куда ему деваться?
— Лопаты не забы л?— сразу перевел разговор Тя
пуев.
— А закоим?
— Не твое дело. Я спрашиваю, лопаты взял? Ты мне
смотри, Гриша. Ух-ух, — вроде бы шутя, но с грозным
прищуром глаз протянул Иван Павлович. — Сунь в ме
шок, а черена на месте насадим.
— А закоим? Не гряды же копать. Иль червей? Дак
есть полная банка,— не унимался Гриша, не понимая,
зачем же другу-приятелю понадобилась лопата. Но тут,
видимо, нечего было и понимать, потому что Тяпуев
вспыхнул и побагровел лицом.
— Все-все,— замахал руками Гриша Таранин.—
Беспутый я, без пути мелю. Ну дак выходите навстречу.
И когда он потянул ногу через порог, Тяпуев вдруг
спросил вдогон:
— Уж голос знаком, не выходит из памяти. Сознай
ся, ничего не будет, слово даю. — Тяпуев помолчал,
словно примерялся, как спросить точней и неожидан
ней. — Ты был тогда? Ну-ну...
— Вы чего, Иван Павлович? Опять загадку загану-
ли? Иль злой умысел на меня таите? — обиженно за
частил старик певучим звенящим голосом.
«Он был, он», — утвердительно подумал Иван Пав
лович.
— Помнишь, в тридцатом-то кто-то покушался на
меня? — в упор глянул на старика, но тот заслонил
взгляд щетинистой завесью бровей.