Золотое дно (сборник)
Шрифт:
и тут же смутился и отступил, увидев ее обнаженное,
доверчиво раскрытое тело.
— Ты сдурел, да? Ты сдурел? Отдай живо одеяло!
Средь ночи добрых людей с ума сводишь, — испуганно
запричитала Зинка, притворяясь обиженной. Она лови
ла ладонью пустой воздух и оттого еще больше серди
лась.
— Ма-ма, — неожиданно всплакнул на кухне Толь-
ка, но тут же затих, почмокал губами и довольно за
смеялся.
— Вот видишь, и парней-то разбудим. Ну
4*
99
ла женщина. — Ну не балуй, чего сказала.
— А я говорю — поедем, — не уступал Коля База:
уже завелся парень и не было ему сейчас удержа. Если
бы Зинка сразу готовно согласилась, он, всего вернее,
только бы посмеялся и полез в теплую, обжитую пери
н у — так он рассуждал сейчас, уже мрачный душой и
лицом. Но раз она в бутылку полезла, уросить, коман
довать стала с первого дня их семейной жизни, то надо
сразу дать ей укорот, чтобы неповадно было бабе и
свою половицу знала — по какой ходить молчком.
И Коля База заартачился, королем повернулся по избе,
отыскивая одежду, а Зина, закрутившись в одеяла, толь
ко печально и тревожно водила глазами и думала:
«Осподи, хоть бы не насовсем. Чего он закудесил?»
— Ты скажи толком, Коля, куда меня тянешь серед
ка ночи. Ты чего опять надумал?
— На Кукушкины слезы отвалим, ночь королевская,
при полных огнях и фанфарах. Вот чего я хочу, — со
всем не мирно ответил Коля База, и женщина ничего
не могла понять из его слов.
— Ты из кулька в рогожку не выкручивайся, а ска
жи прямо. А раз не хочешь объяснять толком, то никуда
я с тобой не поеду, вот...
— Уж и разлюбила? — вспылил Коля, кряхтя, на
тянул резиновые сапоги с отворотами, огладил сухие
ляжки. — А я-то думал. Знать, бабий век куриный на
счет любви.
Но Зинка уже вскочила с кровати, накинула длин
ную д о пят ночную сорочку, сверху на плечи набросила
фуфайку, но Коля База не приглашал ее с собой более,
и потому тихой сутулой монашкой она скользнула сле
дом и побежала подле, приноравливаясь к его длинным
шагам. Он крутил хрящеватым носом, скалил железные
зубы, и такой вот, отчужденный и злой, был не знаком
Зине. Говорят, он на деревне выхаживается, но мало ли
что люди наплетут, 1лол, дома спокоя матери от него
нет, но и Малаша про сына плохого слова не выложит
прилюдно, а если что и вспыхнет меж ними, так своя
семья и свой сор.
ко бы саблю ему. Смотри ты. сак нос навострил, под
ноги не глянет...
— У меня ведь ребята, куда я их кипу?— уже
то
ка. — Ты слышь меня, что ли? Давно ли свадьбой гро
зился, так уж от ворот поворот? Стешил, значит, охот
ку и след ровняешь. Так тебя понимать следует? Как
подумать об таком? Ты не молчи, Коленька, слышь?
Коля База опустил взгляд сверху вниз, где под его
рукой болталась простоволосая Зинкина голова, и отве
тил обидчиво и глухо:
— А этих слов я тебе до самой смерти не прощу.
Попомни.
Так сказал, словно ударил женщину обухом по го
лове, безжалостно размахнулся, и она споткнулась,
сбилась с размашистого шага, но, растерявшись, не
заойкала, не завыла слезно, отыскивая попутно самые
больные и пакостливые слова, которые способны найти
и легко выкинуть в гневе только обиженные женщины,
а тихо и удивленно сказала, вернее пропела, заика
ясь:
— Ты... за-чем... ме-ня... так... Ко-ля?..
А вода в реке стремительно спадала; пена осела на
глинистых берегах иль пропала в море, и сейчас река
была прозрачно чиста и слегка припорошена легкой
пылью тумана, отчего и близкое дно, и песчаные кручи,
и дальний лес казались неприветливо черными и холод
ными. Устье было рядом, в полукилометре, и видно бы
ло, как высоко шли по морю валы, они казались отсюда
текучей устрашающей стеной, и странным было, как вся
эта масса льдистой воды не обрушивается сюда, чтобы
скрыть под собой и болотистый косогор, и сутулую де
ревеньку за ним, и всю громадную травянистую лайду
перед лесом. И вот в эту взбаламученную стену, кото
рая стояла выше их лица, Коленька собирался ехать,
а значит, лез на самую погибель, и Зинка схватилась за
рукав свитера, который так и не успела простирнуть,
и закричала:
— Не пу-щу! Ты слышишь меня? Никуда не пу
щу!..
— Отстань, — капризно дернулся парень, чувствуя в
душе торжество, словно за справедливость шел на пла
ху; корму посудины оттолкнул багром от глинистого
кряжа, под которым даже в жару стояла родниковая
глубь, и с одного оборота завел мотор. Знать, сам
дьявол был у него в эту минуту помощником, и потому