Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

счастья, под утро томясь в одиночестве от нерастрачен­

ных сил, и желаний, и слез. Так неужели судьба ока­

залась так милостива к этой маленькой женщине и

миролюбиво согласилась с природой,создавшей

ее?..

— Ой, стыдуха-то... Бесстыдная я нынче баба,

слышь, Коленька, мальчик мой. Ты не гляди на меня

так. — Неслышно ступая робкими ногами, шла через

горницу Зинка, стыдливо рдея лицом и сдерживая себя,

чтобы не кинуться скорее в постель.

Она шла и чувство­

вала чужим, посторонним взглядом, как красива нынче

она, и желанна, и любима, и оттого, пусть стыдясь, но

хотела продлить это мгновение и оставить в душе на­

всегда. Бабий век — куриный век: отрожалась, одрябла,

оморщинела. И только воспоминания постоянны до са­

мого смертного часа.

— Ты не гляди так-то...

— Ну как «так-то»? — глухо, словно боясь своего

голоса, который казался нарочито громким в густой

тишине, спросил Коля База, слыша в себе воспламенен­

ную кровь.

95

— Жадно-то больно, ведь проглотишь...

— И проглочу.

...Опустошенные, они лежали рядом, не спали. Зип-

кина смоляная голова на сгибе Колькиной руки, чуть

покалывала жесткими тяжелыми волосами. «За что же

она меня так любит? — думал Коля База, ощущая ще­

кой ее жаркое дыхание. — Парень как парень, ничего

особого. И грамотешки семь классов». — «И за что толь­

ко он меня любит? — думала Зинка. — Глупая баба с

двумя сколотышами. Всего и богатства, что добрые

титьки да коровий характер, кто поманит, за тем и льну.

Не утекло бы счастье, не утекло бы...»

Зинка устало и счастливо смежила веки, гнутые рес­

ницы отбросили густую тень, все лицо ее сразу стало

детским и доверчивым, маленький круглый нос вспотел,

и на нем проступила роса усталости. Но Коля База не

мог уснуть, какое-то смутное беспокойство заставляло

его ворочаться на перинах, стало жарко и душно, и

уже с внезапным легким раздражением он вглядывался

в уставшее Зинкино лицо с испариной на вздернутом

носу. Но тут же устыдился своей неприязни и удивился

ей, затих и уловил тревожное дыхание моря: даже в

избе было слышно, как раскачивалось оно и хлопалось

о берег, словно ночной сторож колотил в било и сзывал

люден на пожар. Подумал: там где-то парни уродуются,

может, ловушку вытягивают на гору, а он тут, как тю­

лень, развалился, сытый всем до отрыжки. «Но отпу­

стил же Герман, чего тебе надо? — убеждал себя Коля

База... — Да и не маленькие,

сила есть, управятся, а

завтра на тракторе прибуду, как новенький пятак, ска­

жу: — Вот и я, женился, можете поздравить...»

Он повернулся к Зинке с новым нарождающимся

чувством, уже представляя себя мужем и большаком в

семье, оправил смоляную прядь волос, опавшую на гла­

за, коснулся губами побледневшей во сне щеки, и волна

благодарности и нежности к этой женщине затопила

его... «Привески — ладно, как-нибудь вскормим, не без

рук, слава богу, не на диком острове живем. А там и

свои пойдут вдогонку, весело будет, только поворачи­

вайся. Парня надо, парня... Дом придется капитально

обновить. Попрошу у председателя тесу на крышу да

досок куба два, обошью стены, заживем, чего еще нам

надо. И матери радость — будет кого тетешкать».

96

Тогда что же ему мешало спокойно сомкнуть глаза,

дать покой уставшему и сомлевшему телу, чтобы где-то

перед самым утром очнуться со вторыми петухами и с

приятным изумлением увидеть возле доверчивую Зинку,

украдкой будить ее и любить? Но не было сна, как от­

резало, хоть зашивай глаза веретенкой, и непонятное

жило в голове беспокойство, и вроде бы беспричинное

волнение охватывало...

«Ведь не детский сад, обойдутся. Но, знать, беда там,

сердцем чую — беда, — наговаривал Коля и травил се­

бя. — Недаром Кукушкины слезы прозвалл, на той тоне

всегда черт свои грехи кроет. Вот и Санаха же там си­

дел — какой год был, дай-ко вспомнить, — а что-то стро­

нулось у него в голове, да с ружьем ушел в лес и боле

не вернулся. Месяц искали и не нашли — как в воду

канул. Это уж я другой весной отправился на охоту,

напрямь тони в березнячок зашел, светлый такой бе­

резнячок. Слышу, рябцы завозились, пипикают. Одного

и положил... Нагнулся, чтобы поднять, а Санаха-то,

будто меня дожидался тут, под березкой и лежит, гля­

нуть страшно — лица уже нет и ружье возле. Вот как

блазнит на той тоне, истинно слово — блазнит.

Осторожно, чтобы не потревожить Зинку, сполз с

кровати, в одних трусах вышел на взвоз; не видел, что

жена (жена, конечно, не минутная забава, иначе как

назовешь?) открыла глаза, будто и не спала вовсе, и

тревожно взглянула в спину. Хотела окликнуть, да по­

стеснялась: мало ли человек по какой нужде во двор